windmill

Лился свет, заливая фасады
Зданий ярких; на тусклом окне,
Лапкой своей дергая от досады,
Муха притаилась на сером стекле.
Зеленели по-летнему рощи,
Убегала за горы витая тропа.
Словно в память прощальной ночи
Под солнцем ярко слепила звезда.
И касалась рука у границы
Рамочной тусклых свечей и воска,
И слепило солнце ярко, и стало мниться,
И свисала спиралью цветная полоска.
А шумели средь серых и синих гор
Четырьмя или боле крылами громко
Мельниц скрипучих весла. Вор,
Пробравшись, только скрипел щебенкой,
Спотыкался на каждом камне,
Подпрыгивал, будто бы и в испуге.
Человек за линией врат замка
Только крепче сжимал на платке руки.
И скрипели прозрачные тонкие струны,
И пальцы дрожали, не знавшие нот.
И сияли все ярче рассветные луны,
Открывался беззвучно рот,
Губы дрожали, песня звонко
Разлеталась до самых высоких окон.
И вторила ему на ветвях перепелка
Отчаянно-тонким своим перезвоном.
И тот, державший тонкими руками
Платье, касавшееся кружевом плиты,
Смотрел, как распускались и сгорали
Кометы жарко, таяли следы,
Как вор тащил два яблока из сада,
Как менестрель согнулся пополам,
Как мельница свистела. Винограда
Ягоды, прижатые к губам,
Сочились соком липким и прозрачным,
И дергался, глотаючи, кадык,
И было настоящим самым счастьем,
Когда щипало губы и язык,
Когда, глаза сощурив и зажмурясь,
Вдруг свеситься в оконный тот проем,
Сжимая косу и слегка сутулясь,
Смотреть на изумрудный водоем,
На эти пятна апельсинового солнца,
Игравшего на яблока боках,
На дно прозрачное открытого колодца,
И на слова, зажатые в стихах.
И вдыхая горячечный ветер
Со свистом и руку подняв к глазам,
Ничего кроме солнца на этом свете,
Прижавшегося к облакам.
Ничего, кроме моря и зелени пряной,
Ничего, кроме песен и жаркой земли.
Ничего. И поросшие скальным бурьяном
Горы, кажется, выше еще росли.
И клубился туман под этим светом,
И лип к рукам и яблокам свет.
Где-то было, ведь где-то же было это:
Стаи мельниц и сиплый такой куплет.