Август в пах. 3часть

              Рассказ в стихах:
              "ЧЁРНЫЙ ВОРОН ИЛИ АВГУСТ В ПАХ"

              3 часть: "Встреча. Рождение Любови и Надежды"


В деревнюшке всегда заняться есть чем,
Но в майский вечер грелись плечи
О посиделочные речи,
Грызлись семечки картечью,
Пелись песенки о «нечем».
Нимфой ниточный узор
Мордовал шитьём подзор.
Ручки девушек шальные,
И в сиденье деловые,
Знали чем мозги занять,
Кто-то ж должен много знать.
А ещё все девки знали,
Что конечно замуж выйдут-
Послевоенные педали
Докатят к суженным и милым.
Только бы они явились,
Да хоть в праздник проявились.
Грозно гром метнул стрелу,
А за ней дождя волну,
Этой липкою волной
Бросило девчат домой,
В три погибели летят,
Всеми нотами визжат
Арию голодных поросят.
До сарая развалюхи добежав,
Кто на копытах, кто на рогах.
И застыли, замолчали,
Чтобы зубы джаз сыграли.

Вдруг пронзил темень бас тревожный:
«Кто могилу мою потревожил?»
Чьи то лапы не виновато
Многочленным аккордом хапнули.
Очарованных девушек стойка
Сразу пала активно и стойко.
Нокаут мгновенный, вольный,
Как песня про жизнь - позой сольной.
Молниеносно молнии свет
Осиял солдата "фуршет",
Тут же, в ручках Тонечки, палочка
Поиграла с погонами в салочки.
Прапор ухнул…
И врезал ей в ухо!
Тонька ахнула…
И вмазала в пах ему!
Они долго могли бы махаться,
Только палке пришлось сломаться.
Встали друг против друга герои,
Осознали: друг друга стоят!
Мишка Сидор, а это был он,
Вдруг издал по-медвежьи стон:
-Лучше б ты меня сразу убила!
-Лучше б ты не вставал из могилы!
Тонька шпарила словом больно,
Осознали: друг другом довольны!
Рассмеялись.
Он, глупо счастливый,
Захотел тут же стать ей милым.
Девки все ошалело и лёжа
Не решались их счастье умножить,
Это будет потом, чуть-чуть позже,
А пока лучше вздох осторожный.

По тропинке размытой и скользкой
Они шли в обнимку и с «полькой»,
Трепыхая разлётно ногами,
Ощущали себя богами,
Возле дома, в саду под липой,
Сидор понял: сердце разбито!
Затуманила голову страсть,
Поцелуя лихая сласть,
Обожгла мозжечок и пятки
И дошла до морковной грядки.
Тоня смутилась.
Дух царской львицы,
Заговорил в ней кошечкой-девицей:
Приятно разной, словом под маской,
Царапнув Мишку цензурной лаской
По щёчке бритой и ухоженной
К сопротивлению нерасположенной.
Сидор ухнул-
Кулак коснулся уха!
Тонька ахнула-
Нога коснулась паха!
-Убью! – сказала Тонька гневно.
Сидор смекнул: Женюсь наверно!
Это не баба, это удача-
Её колотят, а она не плачет!

Свадьба нырнула в море спирта
Со словами: Мишка, мир вам!
Вынырнув с песочком спорко
Со словами: Тонька, горько!
Нанырялась, наплескалась,
С молодыми спать осталась:
Надо же проверить честь-
На закуску что-то съесть!
У Аньки Садовой на яйца аллергия,
И все боялись, чтоб не вышла дистрофия,
И, Сидор, когда все улеглись,
Решил учуять «как у Аньки жизнь!»
И сразу понял:
Нету никакой,
   Сестра жены не может быть родной!
Сестра жены "жизнянку" загубила
Оставшись в девках до могилы.
Замечено давно судьбой:
Младшая – замуж,
Старшая - девой вой!
Но выли все.
Положено так на Руси.
Жить хочешь - плачь!
Не хочешь - плачь за жизнь!
И лишь от Сидора проклЯтого
Радовались, как от распятого.

Однажды зимнею ночной порой
Ждёт Тоня Сидора домой.
Явился он на четырёх рогах,
С бобровой шапкой на ногах.
Мяукнул, пукнул, приятно хрюкнул,
Сел на кота уже без звука.
Следом за ним вплывает ПАВА:
-Прости нас, Тоня, нет такого права,
Детишек отправлять к «лукавым».
У нас с Мишуткой, это не шутка,
Ик!…Ой!…Представить даже жутко…
Беременность четвёртый месяц!
Давай развод, чтоб быть нам вместе.
У Тони сразу стимул затрещал,
Гордо сказала Анке Самосвал:
Если супруг не на шутку подкачал,
Бери…Если тебе он по плечам!
Анка, взглянув на гордость косо,
Тормознула об диванчик носом,
Проведя с ним тихо ночь,
Через пять месяцев родила дочь.

Подруга Тоньки, Белоконь Анка,
Каждый день являлась спозаранку,
Участливо и верно утешать
И Тоньке о сопернице сообщать.
И вдруг однажды не явилась:
Её участь за себя слезилась.
Зато ввалилась шумно Анька,
Дочка Евсеевского Ваньки:
 - Ох, Тонька! Ну твой Сидор тешится,
     Твоя подруга решила вешаться!

-  О, господи!?…

-  Да не на нём, а на крючке твоём!
И муж застукал их вдвоём!
Давно у них дела идут,
А ты сидишь с ней дома тут,
И твой крючок при ней сучком!

-  Сучок-крючок…Да ты о ком?

-    Анка, твоя-то, Белоконь, ой!
Чуть не осталася вдовой!
Беременна!
А муж кричит - не мой!
Кричит мол, Тоня, что мол, твой!

-  Да что ты?!… Муж её не мой!
Я с ним и рядом не сидела,
И как только она посмела
Такие сплетни возвести!

-  Ты погоди… Беременна  от Сидора?

-  Я?!… Да… Тебе откуда знать?

-  Да говорят… Что - от Петьки Богомать…

-  Кто?!

-  Кто, кто!… Ты, с дедом Пихто!

В конце-концов пора и нам понять:
Тонька беременна от Петьки Богомать,
А Сидор - от Анки Белоконь.
Такая в деревнях готовится «супонь»

Тусовка была очень грандиозной,
Делая верность любовников возможной.
Муж Анки, подсобрав вещички,
Уехал в город спасать приличье,
И Мишка месяц с Анной светился душа в душу,
Затем к жене вернулся быть послушным.
Муж Анны через год приехал без вещей,
Зато приличный «ажур…Ваще»!
Тогда от радости скоро бросив споры,
Скакнула пара за «кудыкины горы».

А Анка Самосвал дитя растила,
Мишутку, её доля заводила,
До тех пор, пока жены живот
Не вырастил их веры плод.
Супруг, подняв высокомерно бровь,
Изрёк: Имя её – Любовь!
Народец это сразу задело за живое,
Любви такой решив не дать покоя,
Тем более он не особо нужен,
Когда жена родит от дяди мужа.
Открыто называя Тоньку «уткой»,
Чтоб муж летал домой только под утро.
Отец-то дитятки какой-то Богомать,
А был бы Бог…
Звали б -  Святая Мать!

Но дядю мужа так обрадовало это,
Что захотел отбыть к Богу с приветом!
Да передумал, приветов слишком много,
Да поезда не ходят… Да дорогА  дорОга!
К тому ж, Косая пришла к нему с допросом:
- Как же ты, Петя, так в грязь удалил носом?
Петька затылок почесал,
И с вызовом сестре сказал:

- Не глядела бы ты, Дуня, супротив,
Я же нос забыл обуть в презерватив,
По привычке, натянув его на фиг,
И залетел, как говорится, в миг!

Сидор к разборкам рук не приложил,
В грязных лужах ноги он не мыл,
К тому же, Сидор, был социалистов лидер,
Чтоб не являться соучастником разврата
(В дурных делах смысла не видя,
Когда страна так сильно виновата)
Решил заняться воспитаньем брата.

Взял три бутылки, сто двадцать градусов,
Купил три кильки в надежде радостной.
Ввалился сразу, сапожок кИрзовый
Сверкнул сиянием стального вызова:
- Где матка?
- В бане…

- Тогда давай по-братски застаканим!
- Она за это может и убить.
- Бери портки, пойдём раков ловить.

Раки на пробки хорошо клешнили,
Два ведра минимум, а максимум четыре.
Первый рак свистнул на градусе двадцатом.

Второй сказал: « Да он больной, ребята!
У нас же заражённая река!»
Ребята гавкнули: «Тогда живи пока!»

Дурманил нервы кафтанчик тины…
- Спасите, братцы, от коммунистов сгинем!-
Просили раки жалобно, тревожно-
Нам жить здесь просто невозможно!

- Не бойтесь, сами погибаем,
Нате, попробуйте, что мы хлебаем!

Раки хлебнули, легли на спины:
- Народ и партия едины!

- У-у-у! Совсем у них плохи дела,
Ты, Сидор, больше им не наливай!
Пока мы трезвые, лучше их не слушать,
Пойдём-ка с горя кильку кушать.

Земелька тёплая согрела попочки,
Братишки ёрзая, вняли по стопочке.
Сидор опасно почесал ладонь…
- Жениться будешь? Или жена - гармонь?

- Ты понимаешь, мне легче застрелиться,
Мне же нужна не баба, а царица.

- А ты при ней будешь как кто?

- А я при ней, как все мужья: затвор!

Тут муравьишка исследовав портишки,
Пропищал: «Затворчик для царицы мал!»

- Ответь ты мне с умишком, Мишка,
От этих тварей есть на свете средство?

- Конечно есть! Идём делать наследство.


Наследство в виде девочки явилось,
Не прослезилось, проматерилось.
Выражалось дитя минут пять:
Закрыты веки, нет сил их поднять.
Их подняли, охнув упали,
Как-то сразу дружно и вместе:
Вместо глаз кровавое месиво,
И рубинчики слёзками крупными
На халатики белые сыпались…
Доктора столбняковыми трупами
Из угла в угол в шоке мыкались.
И простое народное средство
Как всегда оказалось уместно:
Молочко материнское капали
В глазки детские невиноватые.
Через месяц где-то почти
Образовались людские зрачки.
Сидор был недоволен жутко.
Вот судьба как слепая шутка
Подарила «ну вырви глаз»!
Что не надо в который раз.
Когда папа ребёнка увидел,
То остался ещё и в обиде:
Дочка быстро его узнала,
И как надо в три буквы назвала.
Да так радостно,
Да так сладостно!
Стало батьке горько, да гадостно.
Пережив свою гневную мысль,
Лишь сказал: «Ну, Дзержинский, держись!
Коль прозреешь, дам имя Феликс».
Мать взревела: «Вы что, очумели?
Коль прозреет, дам имя - Банда!
Матерится, хоть в петлю от срама!»

О, небо, небо!
Очарованная небыль,
Вместилище разлук победных,
Где солнечные зайчики на фоне голубом
Расскажут о любви,
Напомнят о былом,
И, к сожалению, о том,
Как мало и мучительно живём!
Я уверяю: я не знаю Бога,
Но за него я знаю всё вполне,
И худо мне, что знаю слишком много
И это «мне» мне не по мне.

А Сидор в философстве не балуя,
Больничные покои миновав,
Решил, что применением "для суи"
Должно быть «нечто» напоминающее баб.
Ругая всех их и проклиная вслух,
В звериной ярости опасной,
На заборе написал три буквы «у»
И при этом, ни одной согласной.
Жаль не крикнул с горя: «где же кружка?»
Оттого, что приподняв подол,
На него не шла, плыла - Летушка!
"Полуженский - «полунечто» пол".
Груди запахом жасмина ворот рвали,
Мишка понял: «Убегу едва ли!»

- Сидор, Сидор, дочкА-то как?… Жива?
А то давно идёт молва,
Что Богомать к отцовству ни при чём!
Случилось, дескать, «лихо» с Колькой Горячом!

- От брата что ль теперь дочкА? –

Шепнул он хитренько
Обняв её с бочка
Потом с другого- рукой другой:

- Когда же будет дочкА' у нас с тобой?

В этот вечер луна, как овечка,
Побоялась светить свою вечность.
Отвернулась,
Но с профиля искоса
Подглядела людское неистовство.
Утаила,
Но не простила:
Мило милым – обида силам!

Через день, все кому не лень
Жене сказали: «Твой нашёл Жозель!»
Развернулась месячная канитель:
Чем стелить не стеля постель!

Тонька шкаф оттащила в чулан,
Заявила: «Живи теперь там!»
Мишка шкаф приволок обратно,
Заявил: «Ты всё видишь превратно.
Как народ в шкафах спит я не знаю,
Так что жду тебя жить в сарае!»
Дал по морде коту и ушёл,
Обозвав жёнку «Чем-то почём».
В сене долго резвился сверчком,
То сиял, то висел торчком,
А под утро к жене "природнился",
Она сделала вид, что приснился.

Продолжение следует.