Per aspera продолжение 9

                Через  два  с  половиной  года  меня  вновь  вызвали  в Аксай  на  очередную  операцию.  Учебный  год  в  интернате  закончился,  и  на  каникулах  я  отправилась  в  санаторий,  в  свое  любимое  четвертое  отделение.  Процедура  принятия  была  не  долгой,  но  место,  где  мне  предстояло  провести  почти  все  лето,  еще  не  освободилось.  Мне  предложили  немного  посидеть  на  первом  этаже,  в  двухместной  палате.  Обустраиваться  не  имело  смысла,  и  я  просто  сидела  на  кровати,  пытаясь  представить  себе  предстоящие  события,  книжки  тоже  рядом  никакой  не  было,  а  в  шахматы,  расставленные  на  тумбочке,  один  не  поиграешь.
 
                Я  было  начала  уже  скучать,  но  вскоре  в  палату  вошел  красивый  парень.  «А  что  это  мы  тут  делаем?» - ехидно  спросил  он.  «Мы  тут  сидим,  нас  тут  временно  поселили» -  смутившись,  ответила  я.  Рассмеявшись,  он  сказал,  что  здесь  живет  и  очень  будет  рад  иметь  такую  соседку  по  палате,  чем  еще  больше  поверг  меня  в  замешательство.  Уверенно  усевшись  на  кровать  напротив,  осведомился:  «Ну,  и  что  будем  делать?».  «Наверное,  познакомимся  для  начала,  а  потом  сыграем  в  шахматы»  -  осмелела  я.  «Умеешь?!»  -  заинтересовался  он  и,  сделав  первый  ход,  сказал,  что  его  зовут  Сашей.  Партия  была  долгой,  так  как  он  все  время  что-то  рассказывал  и  отвлекался  от  игры.  Я  тоже  отвлекалась,  слушать  его  было  интересно,  да  и  льстило  внимание  почти  взрослого  парня.  Выиграв  партию,  он  разлегся  на  кровати  и  даже  закрыл  глаза,  продемонстрировав  тем  самым  свою  невоспитанность.  Пришлось  срочно  придумывать  причину  выйти  из  комнаты,  чтобы  прервать  неловкую  паузу,  да  и  пора  было  прояснить  обстановку  с  заселением.

                В  девчачьей  палате  меня  ждал  сюрприз  -  девочка  из  интерната,  которая  уже  закончила  восьмой  выпускной  класс.  Я  обрадовалась,  что  у  меня  будет  знакомая  соседка по  палате,  которую  я  очень  уважала.  Оля  уже  ходила  в  коротком  гипсовом  сапожке,  ее  постельный  режим  кончился,  оставалось  немного  окрепнуть.  Мой  постельный  режим  еще  не  начинался,  так  что  мы  с  ней  были  свободны  как  птицы.  Это  был  самый  романтичный  период.  Каждое  утро  мы  с  ней  рано  вставали  и  шли  с  бутылками  за  арычной  водой  для  цветов,  которые  вечерами  нам  дарили  повзрослевшие  мальчишки,  причем  дарили  их  необычно,    незаметно  подобравшись  к  окну,  они  неожиданно  подбрасывали  цветы  вверх.  Это  был  условный  сигнал  -  цветочный  салют.  Затем,  добившись  внимания,  цветы  складывались  на  подоконник,  а  сами  пацаны,  не  видимые  в  темноте  из  ярко  освещенной  комнаты,  отходили  к  беседке  и  уже  оттуда  пели  серенады.  Одна  из  них  была  особенно  популярной  и  к  концу  сезона  порядком  надоела. 
                Не  стоит  у  меня  твоя  роза  в  стакане,
                Если б  ты  мне  дала  семена  этих  роз,
                Я  б  тебе  засадил  всю  аллею  цветами,
                Если  б  ты  мне  дала  семена  этих  роз.

                Вот  такую  ерунду  пели  наши  кавалеры,  но  было  все  равно  приятно.  Наш  утренний  поход  за  водой  был  и  приятен  и  полезен.  Идти  нужно  было  по  тропинке  до  центральной  аллеи,  вдоль  которой  тянулся  арык,  по  дороге  мы  успевали  нарвать  простеньких  цветочков  и  сплести  красивый  пестрый  венок.  Оля  смотрелась  в  нем  как  Веснянка.  Утренняя  прохлада,  яркое  солнышко,  душистое  разнотравье  и  чистая  горная  водичка  в  арыке  давали  заряд  бодрости  на  целый  день  и  порождали  непривычное  сладкое  томление  в  душе.  По  телу  разливалась  нега,  возвращаться  в  отделение  совсем  не  хотелось,  но  нужно  было  не  опоздать  к  завтраку  и  к  утреннему  обходу.  Это  строгое  больничное  правило  нарушать  было  нельзя.

                Третья  девочка  в  палате  была  лежачей  и  составить  нам  компанию  не  могла,  ее  неделю  назад   прооперировали  и  вставать,  конечно,  не  разрешали.  Она  с  интересом  выслушивала  от  нас  новости,  а  потом  настраивала  свой  транзисторный  приемник  на  волну  радиостанции  «Маяк».  Сразу  после  обхода  мы  регулярно  слушали  передачу  «Опять  25»,  песни  и  шутки  в  этой  программе  не  давали  нам  отстать  от  молодежных  предпочтений  в  эстраде  того  времени.

                Еще  наша  соседка  была  интересна  тем,  что  умела  гадать  по  руке.  К  ней  приходили  гадать  девчонки  со  всего  отделения  и  даже  молодые  медсестры.  Она  серьезно  разглядывала  линии  на  ладонях  и  протяжно  изрекала  свои  выводы.  Мы  с  Ольгой  относились  скептически  к  этим  гаданиям,  чем,  наверное,  обижали  подружку.  Но  однажды  в  отсутствии  Оли  я  решилась  погадать.  Юная  гадалка  посмотрела  на  мою  ладонь,  важно  пояснила  мне,  что  левая  ладонь  показывает  данное  от  природы,  а  особенности  линий  правой  руки  говорят  о том,  что  зависит  в  жизни  от  самого  человека.  После  такого  внушительного  вступления  она  вдруг  сказала,  что  гадать  мне  не  будет  и  посоветовала  никогда  не  ходить  к  гадалкам.  Причину  этого  объяснять  наотрез  отказалась,  чем  меня  изрядно  напугала.  Может,  таким  образом  она  просто  отомстила  мне  за  неверие,  но  гаданья  я  не  люблю  до  сих  пор,  разве  что  невинное  ромашкино  «любит  -  не  любит».

                После  обеда  Ольга  обычно  садилась  за  книжку,  а  я  шла  к  мальчишкам  играть  в  шахматы  или  слушать  анекдоты.  Потом  заходила  за  Олей,  и  мы  шли  в  сад  есть  зеленые  яблоки  (особенно  вкусной  была  зеленая  лимонка,  она  мне  нравилась  больше,  чем  позднее - спелая).  Нагулявшись,  мы  сидели  до  ужина  в  беседке  и  говорили  о  любви,  читали  из  Олиной  тетрадки  стихи  и  мечтали,  как  Ассоль,  о  прекрасном  принце  и  алых  парусах.  Вечером  были  «танцы»  или  телевизор.  Телевизор  стоял  в  одном  крыле  здания,  проигрыватель  в  другом,  так  что  любители  того  или  этого  друг  другу  не  мешали.  Танцы  были  не  долгими,  потому  что  из  танцевальных  была  только  одна  пластинка,  но  зато  какая!  Зарубежный  шлягер  в  ритме  твиста  мы  ставили  раз  пять  подряд  и  вдохновенно  танцевали,  кто  как  мог.  В  песне  пелось  о  путешественнике  Марко Поло,  это  все,  что  мы  понимали,  но  музыка  была  красивой,  не  смотря  на  быстрый  темп. 
                И  вот,  по  моей  вине  танцам  пришел  конец,  я  нечаянно  раздавила  пластинку,  локтями  опершись  на  коробку,  надо  же  было  именно  этой  пластинке  оказаться  сверху,  да  еще  прикрытой  пустым  конвертом.  Расстроились,  конечно  все,  но  больше  всего  ворчал  тот  красивый  Саша,  с  которым  мы  так  необычно  познакомились.  Это  почему-то  было  самым  обидным  для  меня.  Зато  теперь  вечерами  больничный  народ  не  делился  на  кучки,  а  дружно  смотрел  телевизор.

                Дня  через  два  после  этого  выписали  Олю,  а  мне  сделали  операцию.  Операция  по  удалению  контрактуры  в  тазобедренном  суставе  была  не  сложной,  и  делали  ее  всего  15  минут,  но  зато  гипсовали  меня  полтора  часа,  уложив  на  какую-то  металлическую  подставку.  Загипсовали  всю  левую  ногу,  с  боку  по  бедру  зафиксировали  сустав,  для  крепости  соединив  гипс  ноги  с  корсетом.  Эту  экзекуцию  я  еле-еле  вынесла,  но  это  были  еще  цветочки.  Лежать  мне  предстояло  не  меньше  трех  недель  и  при  этом  испытывать  массу  неудобств.

                Гипс  сох  долго,  все  тело  болело  от  неудобной  позы.  Настроение  еще  портилось  от  того,  что  отношения  с  девочкой-гадалкой  никак  не  налаживались.  Она  все  время  молчала  и  тихо  слушала  приемник.  Тогда  я  вернулась  к  своему  любимому  занятию,  чтению.  В  то  лето  над  больницей  взяла  шефство  сельская  библиотека.  Всех  желающих  записали  в  читатели,  завели,  как  положено  карточки,  снабжали  нас  книжками  на  любой  вкус.  Тогда  я  читала  и  Киплинга,  и  Майн Рида,  и  Марка  Твена.  Обливалась  слезами,  читая  про  Овода.  А  еще  читала  какой-то  фантастический  роман,  назывался  который  не  то  «Человек  со  шрамом»,  не  то  «Лицо  со  шрамом».  В  этой  книге  из  камня-метеорита,  на  одной  грани  которого  была  кривая  трещина,  образовался  вдруг  человек  со  шрамом  на  лице,  напоминающим  по  виду  каменную  трещину.  Чем  закончились  приключения  этого  фантастического  героя  я  так  никогда  и  не  узнала.  Не  помню,  почему  я  не  дочитала,  и  автора  тоже  не  помню,  а  вот  обложка  книги  четко  врезалась  в  память.  Увы,  это  не  помогло  мне  найти  потом  книжку  даже  в  богатой  городской  библиотеке.

                Выручал,  как  всегда,  Виктор  Филиппович,  он  подбадривал  меня,  уговаривал  потерпеть  немного  и  играл  со  мной  в  шахматы.  Лежа  на  боку,  играть  было  неудобно,  но  в  таком  положении  приходилось  и  есть,  так  что  ко  всему  можно  приноровиться.  Приходил  меня  проведать  и  Сережа  со  второго  этажа.  Его  я  ждала  с  особым  трепетом,  нравился  он  мне  своей  задумчивостью  и  серьезностью.  Партия  в  шахматы  и  задушевная  беседа  скрашивали  по  вечерам  мое  трудное  лежание.    
   
                В  результате  операции  я  сбросила  ортопедические  аппараты  сначала  с  одной  ноги,  позднее  -  с  другой.  Ноги,  до  того  поддерживаемые  жесткими  аппаратами,  теперь  предательски  дрожали,  и  я  еще  долго  боялась  упасть.
   
                Последний  мой  Аксайский  сезон  заканчивался.  Накануне  отъезда  вечером,  не  найдя  Сережу  у  телевизора,  я  отправилась  к  нему  поговорить  и  попрощаться,  постучала  в  дверь,  но  услышав  "войдите",  вдруг  испугалась  чего-то  и  малодушно  сбежала.  Сердце  пыталось  выпрыгнуть  из  груди.  Ощущения  были  новые  и  приятно  тревожные.  Долго  не  могла  я  уснуть  в  ту  ночь,  а  днем  прощаясь  со  всеми,  Сереже  просто  весело  помахала  рукой...