Марта

 Опубликовано  в журналах
КОЛОМЕНСКИЙ АЛЬМАНАХ, 2013, №17
ЕВРОПЕЙСКАЯ  СЛОВЕСНОСТЬ 2017, №11   



В  первый  раз  я  увидела  Марту  в  начале позапрошлой   осени.
     Две красивые  молодые  собаки играли  на  песчаном   проселке.  Он   -    белый с  редкими  отметинами,  длинноногий  и поджарый.   Она -  похожая  на  овчарку, с  очаровательно  улыбающейся  мордой.
     Я не  удержалась, сделала несколько  снимков.
     А уже в  начале   следующего лета увидела, как  она   радостно и  неутомимо   бегает  в   компании  ребятни вслед  за  велосипедами. Узнала  её  по  славной  улыбке, а   потом  только   заметила, что  на  бегу под брюхом  у  неё болтаются   соски.
     Детвора  была  в  курсе, что  у  Марты   скоро  будут   щенки. Недовольна  этим  обстоятельством  была  только  лесничиха, обычно в   одиночку  зимующая в соседней  деревне.
     Подкармливали Марту многие  и  охотно. Но, когда  выходные  заканчивались, посёлок  пустел. Тогда   она появлялась  уже  без  своей  компании, заглядывая туда, где  были  слышны голоса оседлых  дачников. Если  ей ничего не  выносили  -  без  обид  бежала  дальше, никогда не останавливаясь и не проявляя  настойчивости, не  пытаясь  разжалобить.
     Она  стремительно  тяжелела, и, наверное,  должна  была  испытывать постоянный  голод. Поэтому  у  меня  всегда  был  наготове для  неё  суп  с какой-нибудь  кашей и куча  мясных  обрезков.
     Голоса её  я  никогда не слышала,   до  поры никак  не  связывая  басовитый  лай, доносившийся   по ночам  откуда-то  с окраины,  с  Мартой.  Она  была  чрезвычайно общительна, а  в  друзьях  у  неё  числились  домашние  собаки    дачников и  деревенских  жителей. Никто не боялся  отпускать  с  ней  своих  питомцев -  в  собачьей  компании  царил   дух  весёлого  товарищества  и беззаботности.
     В  плохую погоду  дачники  исчезали. На  выходные   по  раскисшей дороге  приезжало    совсем  немного  автомобилей. Мы  и  сами однажды  уехали  на  несколько   дней, а  вернулись, как  только  минула  полоса дождей.
     Было  далеко за  полночь, безлунно. Мы  перетащили   вещи в  кухню   и  пили  чай.  Из-за   широко открытой  двери слышался   стрекот  кузнечиков и ещё  какие-то непонятные  звуки.
     Сначала  показалось, что  кто-то  шумно  вздохнул, потом  зашуршал  гравий. Я отдёрнула  тюлевую занавеску и  увидела, что   у  крыльца в  полной  темноте  стоит   Марта. Она молча подала  мне  лапу  и   тут же  тяжело  оперлась на неё  всем  телом, будто и  стоять ей  было трудно. Было ясно, что она очень голодна.
      Немедленно  отхватив от  привезённого мяса хороший кусок,  я  плюхнула  в  миску   пару  яиц, подсолнечного  масла, накрошила  хлеба.
Она  и  в этот  раз сначала  потыкалась в  руку  мордой, и  только  после  принялась  есть, продолжая  выражать  благодарность   движениями  хвоста.
      С этого дня  я  уже  старалась не пропускать  момента, когда  Марта  пробегала  мимо. Было  ясно, что просить она не  будет. И  голоса не  подаст,  и не  остановится. Не то  что домашние  балованные псы,  требовательно  гавкающие, едва  завидят, что  хозяева  сели  за  стол.
      Стоя  в  кухне, я  посматривала в  уголок  окна, освобождённый от   витражной  плёнки -  специально  вырезала  кусок, чтобы  видеть, когда  она  появится.
 
      Настал  момент,  и  Марта  пропала.  Ребята  приносили  слухи, что щенки  уже  появились, но где  они, никто  толком не  знал. И  вдруг  в один  прекрасный  момент  я  увидела  Марту   выбегающей с  брошенной  дачи  прямо напротив  нашей, через дорогу. Её  уже несколько лет не могли  продать,  дом  потихоньку  разрушался, а  сад  зарос. Вот тут,  справа от  крыльца, под домом, Марта   и  устроила логово.
      Я  заглянула  в  темноту, из которой  не  доносилось ни  звука, и не  поняла -  есть ли  там кто. Но  Марта  на  брюхе  вползла  в  лаз   и  зашуршала  где-то   далеко под  полом.
      С этого  момента  она  редко  появлялась на  улицах, и только    подходила  к калитке, чтобы  поесть. Но  ритуал  соблюдался  прежний: сначала  ткнуться головой, потом   уже подкрепляться, не забывая  махать  хвостом.
       Недели  шли, писк и  повизгивание  из-под  дома доносились уже  отчётливее,  однако  понять, сколько  там   щенков, было нельзя. Ребячья   разведка  доносила: то  шесть, то - батюшки мои! -  девять.
       Не  верили и  верили,  но  уже  ходили  слухи, что лесничиха  грозила  найти  логово и  поубивать  щенков. Поэтому  лазутчики  с  подношениями для  Марты   проникали  в  сад  с  предосторожностями,  только  убедившись, что  взрослых на улице нет.
        Однажды ночью  окрестности  огласил  такой   надсадный, отчаянный  вой,  что я  похолодела. Утром  бросилась  к   жилищу Марты -  из  тёплой  темноты   доносился  мирный  писк, и  от  сердца отлегло. Но  почему же  она  так   выла? Может, что-то случилось с  одним  из   щенков?
        Мы  всё  ещё не  видели, сколько  их, каковы  они.
        И  вдруг  в   заброшенный  сад потянулась  ребятня. Одни  уходили, другие  прибегали  им  на  смену.  Появились  разнокалиберные  лоточки, пакеты  с  молоком.  Марта  для  всех отступила  на  второй  план. Но  я  продолжала варить   мясные  супы, заправляя  их овсянкой, которую она  очень  любила.
       Теперь  было понятно, что ей  надо всего втрое больше против  прежнего -  щенков действительно оказалось девять. Марта  отощала;   через три-четыре  часа  после  кормёжки она  выглядела  так, будто  не ела несколько  дней. Бока  ввалились,  шерсть стала  тусклой. И  всё не могла  напиться.
       К  тому  же, начиналась жара. Марта  оказалась  дальновидной:  под  полом  в  брошенном  доме  было  прохладно и  тянуло   свежим  сквознячком, тогда  как  все  изнывали от  зноя  и  безветрия.

      Я  старалась не  думать о щенках и  даже  не очень   к ним  присматривалась - понимала, что, стоит   прикоснуться хоть  к  одному,  и  я пропала. Щенки же  были  отменные:  три   чёрных,  один  рыжий  с   белой  мордой  и  смешным  мысиком  надо  лбом, три  кофейно-бежевых, остальные двое -  чёрно-рыжего, овчарочьего окраса, как  мать. Все  толстые и  совершенно   игрушечные.
      С  утра  публика  рассаживалась на  лужайке, побросав   велосипеды  на  дороге, и  ожидала, когда   щенки  вылезут  на  травку. Их тут  же  разбирали  по рукам, кормили  и  тискали,  и  продолжалось это  до вечера. Перед  домом  стояли миски  и  кастрюли  всех  калибров,  и  даже  небольшой  тазик. Кормили   малышей  вполне диетическими   продуктами, хотя  было  ясно, что  им  и  материнского молока  сейчас  вполне  достаточно.
      Всеми с  тревогой  ожидалось  время, когда  этот  детский  сад  окрепнет и  начнёт  совершать вылазки.
     Прошло    около    месяца, и  на  рассвете  мы  извлекли   истошно  вопящего   чёрненького первопроходца  из-под  железной сетки  за    сараем.
     С этого  времени я  даже  радовалась,  когда    ребятня  собиралась возле дома: по  крайней  мере,  детки  были  под  присмотром. В остальное  же  время  приходилось    доставать  их из-под  кухонь, сараев и   теплиц  на  обитаемых,  а  иногда  запертых  дачах...  Соседи   перестали  обращать  внимание на  то, как я  карабкаюсь  то  на один, то на  другой чужой забор,  чтобы   поймать очередного  пролазу, потерявшего  дорогу  домой.
     Марта  относилась ко всему  этому  разброду  и  шатанию в  семье  со  спокойствием,  предоставляя  мне  самой  запихивать  расползающихся  детишек  обратно   в  сад.
     Было и  ещё  одно  последствие  взросления   щенков:  они  переходили  на  взрослую пищу (благодаря  стараниям  детворы, намного раньше,  чем  диктовала природа).  Продолжая  сосать  мать, они  ухитрялись лопать всё  подряд, совсем  уже  не из  детского ассортимента.  В  мисках и  кастрюльках, расставленных   по   лужайке  у  крыльца,  я   теперь с   ужасом  обнаруживала  то  остатки  макарон с  томатом, то  размоченные  пряники, то консервы  из кукурузы,  приправленные  тушёнкой. Без толку  было взывать  к  сознательности  и   объяснять  доброхотам, что  собакам ни  свинины, ни  сладкого давать  нельзя -  они продолжали  портить и  раскармливать  щенков.
       Марта же не притрагивалась ни  к  каким  угощениям,  принесённым для  её  детей. И саму её кормить  стало гораздо  сложнее.
       Нельзя было, как  прежде, вынести   миску  к  воротам. Тут же  набегала   тявкающая орава  и  со всех  сторон припадала к посудине.  А  Марта  в  ту же  минуту  отходила  в  сторону. Как  было объяснить  ей, что дети досыта накормлены?
       Я  пробовала  разные уловки,  но вездесущие  щенки   ухитрялись  мгновенно  вычислить  момент, когда  я чуть не шёпотом  зазывала  Марту  к  себе   на   участок  или  делала  вид, что несу миску  в  конец  улицы. Бегали  они  уже  довольно  быстро, а потому  скрыться от них не было никакой  возможности.  Марта   голодала  теперь, не  желая отнимать еду  у  своих и  без  того  сытых  детишек.
      Но, наконец, выход  был  найден.
      Сначала  заготавливалась  кастрюля  с  едой  для  Марты. Потом - тазик для    мелкоты.
      Под  бдительным  присмотром  мамаши   я несла его на  участок  к  щенкам, и,  дождавшись, когда  они  окружат его и  зачавкают, мы  с  Мартой, как  заговорщики, неслись  в глубину  нашей  дачи, хорошенько заперев  за  собой  калитку. И  уже  там,   укрывшись за  террасой,  бедная  Марта  могла  спокойно  съесть  свой законный обед.
      Она  мгновенно  поняла, что в  таких  случаях  терять время нельзя  -  минут  через пять обычно оглоеды  опустошали  свой  тазик, и  за   забором  слышалось  возмущённое   тявканье  обманутых  отпрысков.
      Понимали  мы друг друга  с  полу-взгляда, да и  слова  Марта  понимала  тоже  очень хорошо. Можно  было, например, сказать ей, чтобы  она  пришла  ещё раз вечером. Я  выходила  к  калитке,   звала  её  шёпотом -  и  она  молча  возникала  из  темноты и  поднималась  на  задние  лапы, положив передние  вместе с мордой  мне  на плечи.
      Шёпот  она  слышала  даже  с   дальнего  конца  улицы - а   звать   громко я  опасалась из-за  боязни  разбудить  только задремавшую  прожорливую компанию.

      Понемногу  семейство  стало  уменьшаться. Сначала  разобрали  самых  крупных щенков.  Казалось, что  Марта не замечает  этого. Она  теперь   чаще  убегала  погулять  и  возвращалась  с  кем-нибудь  из  своих  подружек - деревенских и  дачных  собак.  Они   с любопытством,   как-то по-человечески трогательно,   заходили  полюбоваться  малышами.   
     Лето стремительно  шло на  убыль.
     Наконец, 1  сентября   посёлок  опустел. Немногочисленные  пенсионеры  мало интересовались  щенками, хотя  время от времени появлялись   в  саду  у  Марты с   угощением. Пристроили и  увезли  в  город  ещё  парочку , но троица  оставшихся  всё  ещё нежилась перед  дачей на дороге, увязываясь  вслед за  любым  прохожим.
      Это  был  как раз  тот   рыженький   симпатяга  с  мысиком  на лбу, чёрный крепыш  и  маленькая  девочка,  обещавшая  быть окраской  и  характером похожей на  Марту.
      Однажды  мы собрались  по грибы  в дальний  лес. Марта  в таких  случаях обязательно  составляла  нам  компанию,  попутно ловя  мышек  и  валяясь на  солнце, пока  мы  кружили  в поисках грибных  мест.
      Иногда  я  в  шутку говорила ей: "Ты не  видела, где  тут грибы?"  -  и она  тут  же  ныряла  куда-то в кусты,  приглашающе  оглядываясь через  плечо. Я лезла  за  ней и - о  чудо! - какой-нибудь    боровичок  или  кучка  опят   действительно  оказывались там, где она  усаживалась.
      Вот  и  теперь мы собрались  надолго, но  щенки не  пожелали  остаться дома  и  увязались за  нами. Несколько раз  я  оглядывалась, грозила палкой и даже  швырялась шишками.  Они  останавливались, а  потом  как ни  в  чём не  бывало  догоняли  нас. Марта же   беззаботно  бежала  впереди.
       Наконец, я  махнула  рукой  и  решила, что, когда  надо, она  сама   уведёт их домой.
       Путь  лежал  через   густые  ельники,   через   овраги, глубокие  и  заросшие. Марта  наслаждалась   прогулкой, не  обращая  внимания на  деток, которые  продирались вслед  за  ней напрямую и  жалобно скулили,  заблудившись в  кустах.  Они   устали  ещё  до того, как  мы  дошли до грибного  места,  а уж там  повалились в  изнеможении. Но долго полежать им не удалось, да и назад  мы  выходили другой  дорогой, описывая  широкую дугу.
       Наверное, бедняги поняли, что  зря  не послушали  моих  увещеваний, но делать было нечего: отстать и  потеряться  было  страшнее,  чем  пробираться  на слабых лапах  через  пни  и  валежник.
       На  протяжении нескольких  часов  я  ужасалась тому, как  намучились и  устали эти  дурачки. Время от времени не  выдерживала  и несла  то  одного, то  другого  под  мышкой. Но нельзя  было не оценить педагогических способностей Марты: она  предоставила непослушных  детишек  самим  себе,   получая  от прогулки полное  удовольствие и не  выказывая никаких  признаков  сочувствия  или   беспокойства.
      И   прием этот  сработал -  в  следующий  раз, когда  мы  вышли  из калитки  с  корзинами, они  только  посмотрели  вслед  и даже не пошевелились.
      Материнство нисколько не  убавило  общительности  Марты; она  с  удовольствием  ходила с  нами купаться,  провожала  в  магазин  соседскую  бабушку, а  вечерами  гуляла вокруг посёлка  вместе  с пожилой четой, совершавшей  часовой  моцион. И всё  так же  радостно  носилась за  компанией  ребят,   ещё  приезжавших  на последние осенние  выходные.
     Все  знали, что  предыдущую  зиму она   провела  у  деревенских  жителей  в  Сосновке,  и  предполагалось, что   в этом  году  зазимует  там же.
Но  что  будет  со  щенками?
      Надежда  пристроить их таяла, когда  на  протяжении нескольких дней  всё  благополучно разрешилось: черныш   отправился   в город  охранять   гаражный  кооператив,  рыженького   взяли  дачники  с нашей  улицы, а   малышку   забрала   сторожиха  с  турбазы.
     Марта  целыми  днями бегала  с   деревенской   подругой  Мушкой,   будто  начисто  позабыв  о  тревогах  этого  лета. И только  вечерами, когда  я  выходила  к  калитке, чтобы   покормить её  на ночь, стоило   тихонько  окликнуть,  как  она  молча  возникала  из темноты, словно  никуда  и не уходила.

     Как-то в   середине октября  вечером мы  сжигали  в бочке  за  воротами  скопившийся  у  забора деревянный  хлам -  спиленную яблоню,  звенья   трухлявого  забора, сухую  малину.
      Смотреть на огонь  всегда  доставляет  удовольствие. И, оказывается, не  только  людям.
      Марта  неслышно  подошла, ткнулась  лбом  в  колени.  Потом  поднялась  на  задние  лапы,  привычно  опершись  мне  на  руки, и  принялась тихонько    издавать    такие   звуки, которые можно сравнить разве  с  мурлыканьем  кошки.
      Голоса  её  я так  и не слышала, но вот  это тихое  урчание было   удивительным и  трогательным. Она  словно  чувствовала, что мы  скоро  расстанемся, и  говорила  мне,   наверное, то же, что и  я  всегда  говорила  ей. Кто  бы  повторил  эти   бессвязные  и   важные  речи...
     За это  время  у  меня  в голове  не раз  складывались  планы    относительно  Марты. Но было понятно, что увезти  её  отсюда  и  сделать городской  собакой  вряд ли  удастся. Все  убеждали  меня, что  она  благополучно перезимует и  на этот раз, а  к лету, скорее  всего, опять обзаведётся  потомством.
     И мы  расстались.
     Приехав в  мае, я  тщетно  искала  Марту в  её  излюбленных  местах. В доме молодой  семьи  на  нашей  улице  появился  громадный  рыжий  пёс  с  белой  мордой и великолепным  хвостом. Не  верилось, что это и  есть наш   рыжик  со  смешным   мысиком  на  лбу.
     За  ребячьей  компанией  с  велосипедами  шустро  бегала   небольшая  собака, окраской  похожая на  Марту,  но не  такая   красивая  и  складная. Однако   улыбка  на  её  морде  безошибочно  указывала  на то, что это   наша  малышка,  которую  взяли  в   деревню.
     И только самой  Марты  нигде  не было.
     Дети, которые любят  рассказывать  всякие  ужасы, на  сей  раз не  располагали  никакими  слухами - ни один  не слыхал, чтобы  она погибла  или  попала  в  беду.
      Но она  так  и не  появилась. Всё  лето я  машинально   поглядывала из кухни в  уголок  окна, выходящий на  калитку -   никто не  маячил  там, весело помахивая  хвостом.
       Выносила  миску  и  ставила  у забора.
       Её  охотно опустошали  другие  собаки.
       И до сих пор, когда   выхожу  вечерами  к  калитке, мне  кажется, что сейчас  кто-то   шумно  вздохнёт  и  поднимется, положив передние   лапы  мне  на  плечи.   

Опубликовано  в 2013 г. в  литературном  ежегоднике "КОЛОМЕНСКИЙ  АЛЬМАНАХ" № 17