Разорванная цепь

I

«Что означает жизнь?»
По коридорам времени
                таскаясь,
я,
       ругаясь и толкаясь,
прохода встречным не давал,
и все вопросы задавал.
Мне отвечали: «Отвяжись...
Жизнь — это жизнь!»
А я пытал:  «Какая?»
Но мне никто всерьез не отвечал...

Мне голос был,
и голос мне сказал, навыл:
— Твоей я жизни
                предрекаю
цель...
Но я прервал его:
— А что есть жизнь?
Тень промолчала.
И раз на третий отвечала:
— Цепь...
без конца и без начала...
Кому-то украшенье,
кому-то утешенье,
кому-то кандалы...

— А что есть смерть?
И что нас ждет за нею?
— На цепь взгляни, старик,
смерть — это стык...

Но ты!
Как ты дерзнул меня прервать?
Я крайне сожалею,
но не успею
тебе всего,
помилуй,
рассказать...

 Он говорил,
                он говорил,
                он говорил,
                он говорил...

Когда же голос смолк
                и я глаза открыл...
Когда же голос смолк,
                и прояснилась голова...
Когда же голос смолк,
                я взор на небо обратил...
Когда же голос смолк,
            средь облаков сияла цифра 2.

II

И будет День!
А впрочем
               может быть и ночь...
                Но
знаю точно
на часах
укажут стрелки два часа
иль где-нибудь без двух...

И, став к людским страданьям глух,
На Землю Боже ниспошлет гонца.
И трубный ангел возвестит
пришествие Конца.

Сирен охрипших взвоют голоса,
и небеса
падут на Землю грешную
и на...
Возрадуется,
            возгордится
                и возликует Сатана.

Твердь возгорится,
                и вода вскипит...

Но Сатана не победит!

Я грудью
                прегражу
                дорогу смерти и огню.
Я — смертный,
                человек,
Я — божий сын,
Я — мразь,
Я — гений...

Я поднимусь с колен и
Восстану,
              встану,
                стану,
как мой Отец Небесный,
                всемог;щ,
             всеведущ,
вездесущ...
в тот Судный час,
        над грешным миром вознесусь
избавлю вас
от неземных и от земных мучений,
распавшиеся звенья съединю...

Но сам,
иное не угодно ни небесам,
ни бесам,
уж не вернусь обратно никогда...

Да,
Мне, съединившему
распавшуюся связь времен,
не хватит места ни в одном из них.

Как странно я из небытья возник,
так странно в небытье и кану.
Я человеком был рожден,
кем стану?..

III

Невинна и больна
совсем не городская тишина
остановилась на ночлег
в моей квартире.
Моих колен дотронувшись едва
усталою главой,
забылась ты спокойным сном.

B воцарился мир
в отдельно взятом мире...

Но вот часы
пробили  ровно два,
и за окном раздались взрывы —
началась война.
Нет больше тишины —
                ее убили,
А через час убьют меня.
Свое предназначенье
(с благословленья Бога)
исполню я.

Избавив всех,
                тебя — любовь моя,
я обреку на вечное мученье —
                жизнь без меня.

И,
      чтобы было легче мне
                шагнуть
в объятья смерти,
                что ждет меня, вот тут,
всего лишь в трех шагах
от твоего порога.
Прошу тебя,
не надо пробуждаться,
обещай,
               что ты меня...
                не будешь...
помнить...
                долго...
Прости меня,
                забудь меня,
                прощай...

IV

Когда Ночи последняя страница
в холодном пламени зари
спокойно догорит,
пройдет Печаль,
лишив всех радостей мученья,
и радостная мука пробужденья
коснется затворенных глаз моих,
но не меня...

 «Меня» уже не будет...

Я
навечно погрузился в сумрак дня,
в его безумство и в безвеpье...
Я тщетно,
              выбивая двери,
                заламывая руки,
пытаюсь разыскать хотя бы одного,
не человека даже, существа,
способного в моем безликом лике,
в безглазом взгляде
и в безмолвном крике
познать подобного себе...

Себя не слыша и не поднимая век,
Я осознал: что я — не человек...
Я — тень его
на черном зеркале Вселенной.
Из сотни тысяч слов (увы не ново)
осталось мне всего два слова,
два крика —
«потерял» и «потеряться»...

Как не обидно то,
но я теперь Никто...
Но кем-то надо оставаться —
когда неможно быть самим собой...
Но кем? Скажите кем? О! Боже...
Чей облик мне принять,
чтоб не пугать
врагов, друзей, людей...
своих,  чужих...
и не людей,
                и...
                самого себя?
Никто не знает, даже Я!

V

Когда нагрянувшая ночь
над солнцем
заносит обоюдоострый меч,
и голова катится с плеч...

Когда кровоточивый глаз заката,
вдруг, заволакивает тьма,
лишив нас всех надежды и ума...

Когда зловоние pоднейшей тишины,
вдруг, pазpывает едкий крик
чужого...
В этот миг
вам не хотелось ли -нибудь
кого убить?

Когда капризная удача
(ошиблась адресом, наверно)
заглядывает в растворенное окно,
а вам, еще, не все равно...
Когда негреющее солнце
(pасщедpилось,
а может расшалилось)
вам дарит неосеннее тепло,
а тут, еще, не все вам по...

Когда, еще вчера,
вам недоступная красотка,
смиренно, как овца,
(с чего бы это вдруг?),
касается и ваших губ и ваших глаз
губами...
В этот час
вам не хотелось ли заснуть...
и все забыть?

Мне захотелось...
Чашу с
ядом яви я
пригубил
и погубил...
Но не себя, а только тело,
лишив приюта и покоя
бессмертием истерзанную душу.

Как хорошо, когда тебя уж час,
почти что,  нет...
Ничто
забитый бытом ум твой не заботит,
никто не мучает тебя...
и ты в ответ
                на муки
                не сжимаешь руки
в бессилии беззлобном в кулаки.

Одна беда,
при всей всеотрешенности и воле,
боле
ничто так не тревожит, не гнетёт,
как осознанье безвозвратности
и страха,
что в час безрадости и безрассудства
никто к тебе на помощь не пpидет,
никто тебе рук;
в печали не предложит...

О, Боже...
Нет никого —
кто мог бы руку протянуть.
Нет ничего —
лишь маета и горькая свобода,
свобода от всего и от себя.

К такой НЕЖИЗНИ не готов был я,
Был?
Я и нынче не готов...

Но выбор сделан мной
(и он не нов!) —
мне нет возврата
к былой отягощенности телесной.
Когда-то
я чуда ждал,
искал
лекарств от смерти...
Но так и не дождался,
но так и не нашел!
Ни плохо мне,
теперь
ни  хорошо.

VI

Я срифмовал
                усталость с словом ночь.
Я спать устал,
                я так хочу проснуться
и с головой в работу окунуться,
и навсегда об отдыхе забыть...

Всю жизнь я грезил
отоспаться, отлежаться...
Как я наивен был и бестолков!

А ныне?..
Ныне? Да!
Но нет боков —
                знать,
                не на чем,
                и незачем
                лежать.

Я — только мысль...
я — ветра колыханье,
Я — сладкий миг меж тьмой
                и светом.
Та часть,
что назвалась когда-то мной,
теперь не более чем звук,
холодный взгляд,
и жаркое дыханье
не существа, а только тени  от него...

Я вижу вас,
сквозь вас я прохожу,
                и нахожу,
что ваше? — да!
телесное? — быть может...
существование (и далеко не жизнь!)  намного призрачнее моего.
И ничего...
Вы не стремитесь обрести
свободу равную моей.
И опостылевшее тело погрести...
И стать, внезапно, всем,
по имени Ничто,
с подсмыслом Нечто.

VII

 «Привычка свыше нам дана...»

Увы, не свыше,
но все равно привык.
И в тот же миг
я ощутил блаженство,
и бывшей жизни совершенство
мне показалось мелким и смешным.
И все печали,
                что терзали
меня в начале,
                развеялись как едкий дым.
Ах, что со мной,
                понять такое невозможно,
не только объяснить...
Не оттого что сложно,
а потому что ложно,
любое слово...
Даже слово быть.
Правдива только мысль
в пространном времени
и в вpеменн;м пространстве!

Я слился с миром всем,
и мир вошел в меня...
Я раньше был частичкой,
но теперь...
Я — это Всё,
и Всё — есмь Я.
И всё...

Так просто,
но за простотой
таится самая большая,
и не разгадка даже,
а развязка...
прижизненных
сомнений  и исканий —
пройдя сквозь строй земных
и неземных страданий;
проститься с жизнью,
и простить всех,
кто с тобою был и не был,
и обрести...   

Одно,
увы, не каждому дано,
освободившись
                от телесной оболочки —
освободиться   от телесной пустоты.


Рецензии