Американский матерщинник...

Из Раздела "Американские измерения" в книге "Радуги дорог - 3"

АМЕРИКАНСКИЙ МАТЕРЩИННИК
В одной американской деревне (кто бывал в Америке, тот, конечно, знает, что понятие и название это там скорее условное, традиционное – это, скорее, кусочек города на природе), где я провёл несколько дней, жил некий несколько экстравагантный художник, остроум, балагур и, как мне сказали, страшный матерщинник. Перед тем, как познакомить меня с ним, все меня предупреждали об этом последнем его качестве (что-де пресловутый “fuck” у него звучит практически через каждое другое слово и т.д.) и заранее просили, чтобы я был готов и снисходительно отнёсся к нему. Я же их уверял, что после своего родимого вездесущего сучьего мата, да и после общения со многими американскими матерщинниками, особенно из актёрской среды, у меня уже давно выработался довольно стойкий иммунитет против всяческой языковой грязи, а как лингвисту мне даже интересно будет, если услышу что-нибудь новенькое (я и сам когда-то довольно вплотную интересовался и русской и интернациональной бранной лексикой, собирал и записывал всякие новые для меня слова и выражения, правда, не для себя, а для одной польской аспирантки, с которой я дружил, и которая писала (закрытую тогда) диссертацию в виде некоего сравнительно-сопоставительного лингво-социологического аналитического исследования матерной лексики в различных языках).
Однако когда мы встретились с этим пожилым импозантным и красивым мужчиной и сразу же подружились, ни разу в своей интересной и довольно остроумной речи он не употребил ни одного бранного слова (видимо, щадил меня), что страшно шокировало всех жителей той деревни. То ли из дружеского отношения ко мне лично или как к вольному-невольному представителю моего народа и страны (надо это всегда иметь в виду нашим туристам, путешественникам, не говоря уже о дипломатах и прочих официальных представителях: ведь именно так на нас смотрят иностранцы при знакомстве с нами дома или за кордоном, и это объективно нормально, правильно и справедливо), со мной он говорил на чистейшем литературном английском (именно английском, британском, а не американском!) языке. Долго ещё местные умы ломали над этим голову. Впрочем, потом мне сказали, что когда я уехал, он тут же по-прежнему опять заматерился, заматюгался с удвоенной энергией… Но мне кажется, насколько я его понял, у него и это, должно быть, должно было бы получаться красиво.
Насколько мат может быть красивым, конечно…