Рассказ цирковой лошади

         Здравствуйте, я цирковая лошадь и зовут меня Кифар. Не  знаю, кому угораздило меня так назвать, но сейчас не об этом.
Родился я в Краснодарском крае и был вольным, гуляя возле матери-кобылы  до двух лет. Говорят, папаша мой был крутой жеребец. На  всю округу шел звон о его благодатном семени.
Не редко из дальних мест привозили к нему кобылиц. Такой был знаменитый.  А сколько медалей - и не счесть. Так что плохого про него сказать ничего не могу.
Жил я мирно и рос, как все мои одногодки. Пасся на сочных лугах пил родниковую воду и резвился, как все мои сородичи. Бывало, паслись в ночных лугах, когда тишь и красота. Ни тебе комаров, ни тебе шмелей, и только звездное небо мелькает огоньками словно светлячки. Эх! Была пора…
Да только  вот приехал однажды к нам очкарик в шляпе и при деньгах. Долго ходил, высматривал и вдруг остановил свой  выбор на мне.
Не понимаю, что привлекло его, но выбор был сделан. Они что-то пошептались с заведующим племенным  завода, и разошлись, а  вечером,  подошел  конюх Матвей,- и, затягиваясь  сигаретным дымом,- не глядя на меня, сказал: « Прощаться друг мой хороший будем – продали тебя. Говорили, повезут «учиться куда-то». И что-то вдруг вспомнилось мне, я случайно услыхал разговор двух конюхов, как одну кобылу тоже взяли на «учебу» да только потом, оказалось,- купил один бизнесмен,- на колбасу. Вот и пойми этих людей!
Вечером попрощался со своими сверстниками и сверстницами и приготовился к самому худшему.
А по утру целая делегация ко мне, да все в белых халатах. Конечно же, и наш конюх, который за нас в ответе.
Одни в зубы смотрят,  другие в ноздри. А один даже слушать стал через какую-то трубу. Ну,  думаю, сейчас и под хвост заглянут, так оно и есть.
И холку то мерили и все записывают и переговариваются. Да чтоб никто не знал шёпотом. Я тут не жив, ни мертв.
 Сразу мысль прошла, но коль на колбасу, тогда зачем в зубы смотреть? Зубы то я пастой никогда не чистил. Мне это ни к чему.
А вдруг! На колбасу и сколько из меня получится фарша. Здесь я совсем растерялся да и брыкаться бесполезно. Из стойла никуда не убежишь, и смирился со своей участью.
Видать судьба моя такая, коль выпал мне король пиковый.
А потом  подогнали фургон, и завели меня туда. Кинул  я взгляд прощальный на гуляющих моих собратьев в щель, и скатилась слеза горемычная.  И  не превратился то я в птицу вольную, как в сказках писано, да в полюшке чистом с кормами сочными, а остался все в том же фургоне.
Ехали долго. По дороге кормили хорошо, чтобы вид не потерял да чистили. И мелькнула надежда, будто задело меня пёрышко счастливое. Так ли оно! А может к столу,- подумал,- я и тут же отдался в руки судьбе…
Привезли видно в столичный цирк. Выгрузили, смотрю, а таких как я много. Ну, думаю хоть не один.
Определили в стойло, и давай опять смотреть какие-то прививки делать. Ох, и намаялся  же.  Да ко  всему еще  приставили смотрителя ко мне. Чтобы привыкал.
Неделю  то и делали что приходили, гладили и вычесывали.  Гриву подстригли на манер торчащий ежик, как у всех. И чтобы не очень ерепенился, надели уздечку. К примеру, усмирить мой нрав.
Вечером, когда все ушли один который был старше меня  на пару лет, посоветовал не ввязываться и слушать что говорят. Чтобы не было хуже.
Поверить на слова, а не на плеть.
Пораскинув лошадиными мозгами, решил, что можно жить.
Кормят, тепло, а что еще надо.
 Так началась моя цирковая жизнь. Каждый день тренировки. Сначала учили ходить шагом один за другим. Стоять на месте и поворачиваться вокруг оси. С непривычки не мог, но снова требовали, и приходилось все отрабатывать до автоматизма.
Если бы вы знали, какой это труд!
А не выполнишь так сразу кнутом в морду норовят.  Тут  поневоле все сделаешь, что прикажут. Да еще у дрессировщика палка железная так  и смотри, что ткнет ей.
Вроде все нормально ходили под аккомпанемент баяна, а тут прибегает какой-то с папками и говорит, что теперь учить будем танцевать вальс под какого-то Штрауса.
Но пусть меня простят, но я его и в глаза не видел что это за инструмент.
За короткую жизнь все было,  что я нахожусь здесь. Но самое плохое это поклоны с приседанием, / как в замках французских королей/  здесь порою бьют, чтобы присел на одну ногу или подогнул. Ой, как больно! А не сможешь опять и так  пока не сделаешь.
Бывало в стойло идешь и прихрамываешь, а тебя смажут йодом, забинтуют и утром опять на поклоны.
 Чего только не делали с нами и акробаты  на нас запрыгивали и даже львы прыгали, когда дрессировщик говорил им ап, и господи спасибо, что не хап, а то бы съел. А чтобы когти не впивались в шкуру накидывали на нас попону. Страху то натерпишься пока отработаешь. Лучше не вспоминать.
Да только были минуты,  приятно вспомнить, выступал с нами один клоун. Так тот все нас копировал, наденется, что лошадь и на арену смешить с одним другом. Такой  забавный мужичок. Бывало, проходит мимо  моргнет правым глазом, носом шмыгает и говорит: «Ну что брат привыкаешь,- и как то забавно улыбнется». Они на пару выступали.
 Одного Юра звали, и он носил плоскую шляпу на голове. А вот второго запамятовал. Но видно было, что свои ребята в доску – артисты.
Мы цирковые лошади умели все. И ходить по бордюру и на задних ногах стоять. А чуть что, то кнут перед тобой, немое напоминание – должен сделать.
Я уже не говорю про медведей. Тех ставят на горячую плиту и под гармошку «барыню» плясать плита горячая вот они, то одну лапу подымет, то вторую и получается плясовая.
А народ хлопает, а не знает, как на горячей плите стоять. Вот уж им точно не позавидуешь. А бывало заупрямиться, и все тут, номер пропал. А случаи бывали, врать не стану.
Помню, выступили мы хорошо. Крутились и бегали и чего только мы не делали. Как говорят все тридцать три удовольствия для зрителя, а тут один из зала, как закричит браво и зал зашёлся аплодисментами. И представляете нас опять на поклон. Как вспомню его дрожь  берет. Вот бы его да по ногам.
Были выступления и с тиграми. А что вы думаете, он же хищник. Да что это я все о грустном. Главное нас кормят, чистят и ухаживают. Не на колбасу же. До новых встреч друзья. А скажу по секрету, мне часто снятся наши луга и далекий Краснодарский край и мой конюх Матвей. Душевный был мужичок, скажу я вам.