Неорусь

«Что, не нравится? А  срать-то мы любим, да?!»
                Из анекдота про школьницу а ассенизатора.

Лицо Сани Краснова на огромной скорости тяжело столкнулось с асфальтом и почти сразу же с ботинком неприятеля. Потом последовал еще один удар – на сей раз по ребрам. Потом еще один в лицо. Понимая, что при явном численном и физическом превосходстве нападавших агрессивное сопротивление бесполезно, Саня решил попытаться хотя бы выжить и закрыл голову руками, согнув их в локтях и крепко сдвинув на лице. Через три – четыре удара Краснов понял, что и выжить удастся вряд ли.
Где-то рядом стояла машина нападавших, откуда доносились мольбы и крики женщины, перемешанные с пьяным смехом отморозков. Там сотоварищи тех, кто сейчас бил Саньку, насиловали его девушку. Они насиловали его девушку. А он ничего не мог поделать. Даже умереть достойно теперь не вышло бы. Хотелось только одного – выжить. Выжить не для жизни, а только для возмездия, для воздаяния справедливости.
Пьяные отморозки обрушивали на лежащего человека удар за ударом, громко смеясь и комментируя что-то, а Санька, медленно теряя сознание, выплевывал зубы, сгустки крови и хриплые пророчества в духе «найду, урою, порву». Вокруг стояла теплая летняя ночь. Пахло недавно пролившимся дождем. И лишь пьяный хохот, женские крики и глухие хлопки ударов далеко разносились во влажном воздухе, достигая ушей, но не запуганных сердец горожан, оказавшихся на улице в этот час. 

Игорь Морозов по прозвищу «Штопор» (хотя Саня конечно не знал и не мог знать своего случайного врага), окончив избиение строптивого фраера, посмевшего еще и угрожать ему перед тем, как отключиться, занялся его подругой… Вся компания поочередно несколько раз изнасиловала девушку, а затем, влив ей в горло пол бутылки водки, вывезла в какую-то лесополосу, где измученная жертва была благополучно брошена на волю судьбе или другой банде молодых садистов, которые расплодились в России нулевых словно саранча во дни десяти казней египетских.
Звериная жестокость, с какой Морозов и его дужки расправились сейчас с молодой парой, не была спровоцирована личной обидой или даже корыстью. Не была она спровоцирована и сексуальным желанием. Она вообще не имела особой причины. Просто Морозов привык всегда получать то, что ему хотелось. Сегодня ему захотелось указать этому подвыпившему дохляку и его бабе их место в мире – и он указал. Он давил их и подобных им как тараканов, не взирая, естественно, на страдания и сопли этих самых тараканов. Слабый должен дать сильному все, чего тот в данный момент желает и радоваться, если удалось остаться целым и невредимым. В конце концов, те, кто был сильнее Морозова, всю жизнь поступали с ним именно так. Конечно, у этих двоих не было шанса уйти невредимыми, дав Игорьку желаемое, потому, что желание его состояло в том, что бы трахнуть одну и сделать инвалидом другого. Просто захотелось, а охота, как говорится, пуще неволи.
О содеянном Игорь совершенно уже и не думал спустя полчаса. Его тачка летела через ночной город на встречу новым веселым приключениям. Морозов болтал с дружками, обильно сдабривая болтовню матом. Дружки хлебали светлое пиво и громко хохотали. Магнитола вопила «шансоном». Вдруг все прервал сильнейший, резкий удар и оглушительный металлический грохот. В глазах померкло.
Не миновать бы водителю фуры, буквально раздавившей машину Морозова, участи еще худшей, чем Саня Краснов, но, видимо, судьба решила иначе…. Морозов умер мгновенно, сидевший рядом с ним приятель – тоже. Двое из троих, сидевших сзади, остались калеками, третий – отдал кому-то душу позже в больнице. Водитель фуры, столкнувшейся с машиной молодых бандитов, отделался легкими травмами и не понес никакого наказания в дальнейшем – виноват в аварии был покойный Морозов, пьяный, многократно превысивший скорость и проскочивший на красный сигнал светофора.

Игорь Морозов по прозвищу «Штопор» стоял посреди бескрайней каменистой пустыни, окутанной неприятным туманным полумраком. Над его головой нависало небо. Нет, это было не небо, а скорее многократно протекший и закопченный потолок. Странно, но никаких стен или опор видно не было: потолок и пустыня под ним простирались, насколько хватало глаз, и тонули в тумане. В полумраке был какой-то приглушенный свет, но источника света не было ни на потолке, ни где-либо еще. Не было видно ни животных, ни растений, ни даже насекомых. Морозов огляделся. Метрах в тридцати от него двое голых людей что-то с жадностью ели, сидя на песке. Морозов приблизился к ним и сразу отпрянул. Двое дикарей, причмокивая, урча и отнимая куски пищи друг у друга, поедали тело своего третьего собрата. Один из людоедов, видимо, почуяв на себе пристальный взгляд, обернулся и зыркнул на Штопора совершенно безумными глазами дикого зверя. Человек, или тот, кто был когда-то человеком, был не стар, но уже и не молод, безумные глаза совершенно не подходили к красивому идеально правильному лицу. Светлые волосы дикаря были в полном беспорядке, на плече красовалась татуировка в виде двух молний, похожих на ту, что обозначает высокое напряжение. Оплывший старик, разделявший со светловолосым трапезу, продолжал жадно поглощать труп. Несмотря на такие же безумные глаза, как у его младшего товарища, и грязные седые волосы, Морозов почти сразу узнал этого человека, столько раз виденного им по телевидению. Недавно умерший первый президент рыгнул и попытался отобрать у светловолосого его кусок. Светловолосый яростно зарычал и ударил старика по лицу. Покойный президент бросился на обидчика и они, кряхтя и рыча, покатились по песку, забыв о Морозове и своей пище. «Well come to hell!» - радостно и торжественно прогремело прямо у Штопора в ушах. Возможно, это ему почудилось, но наверняка он так никогда и не смог понять.   

Лейтенант Александр Краснов бодро шагал по темной улице в сопровождении напарника. Он по-хозяйски оглядывал каждого встречного, угрожающе покручивал в руке резиновую дубинку, в каждое свое движение и даже во взгляд вкладывая максимум презрения ко всем, на ком нет формы.
Семь лет назад Краснова, тогда еще студента, избила до полусмерти банда отморозков. Эта же банда практически на его глазах совершила групповое изнасилование возлюбленной Александра. И парень, и девушка выжили в тот страшный вечер, но расстались навсегда – слишком тяжелы были душевные раны, и каждый из них одним видом своим бередил эти раны другому. Краснов наводил справки о своей даме и узнал, что она вскорости после жуткого инцидента тронулась рассудком. Он этому не удивился: в конце концов, только чудом не сошел с ума и он сам. Для настоящего мужчины надругательство над его возлюбленной – одно, что надругательство над ним самим, и даже несколько хуже того. Краснов поклялся посвятить жизнь поиску ее и своих обидчиков, но, не обладая связями и хоть какими-то силами, естественно не смог никого найти. Саня от злости на собственное бессилие хотел убить себя, но счел, что так преподнесет этим тварям лишний подарок. И он вновь вернулся к планам мести. Краснов здраво рассудил, что в современной ему России слабый за всю жизнь не сможет даже вырвать волосок на голове сильного, если только этот слабый не имеет власти. Власть, нужная теперь Краснову, была только у слуг государства и у бандитов. Последние и были объектом Сашкиной мести, он выбрал удел цепного пса правителей. Кратчайшим путем к этому была милицейская, а потом полицейская форма, резиновая дубинка и удостоверение.
Форму, дубинку, документ и даже пистолет Краснов получил без особого труда, а далее… Далее он начал мстить отморозкам. Даже не тем, что обидели его, а всем, которые попадались на пути. Сначала Саня был справедливым и совестливым полицейским. Потом стал справедливым и неумолимым. Потом – просто неумолимым. Среда, в которой оказался Краснов включала теперь исключительно его коллег и его врагов. Первые отличались от вторых в основном наличием формы и удостоверения. Краснов сам не заметил, как он изменился. Теперь-то никто не считал его слабым! Никто и подумать не смел, что бы причинить ему хоть какой-то вред. Но Сане все равно всюду мерещились те самые сволочи, которые когда-то изуродовали его жизнь и душу. Сначала он действительно боролся с преступниками, но довольно быстро перешел к тому, что стал бороться с любым, кого считал преступником. Наконец, Краснов подхватил «комплекс Фемиды», столь свойственный российским правоохранителям: сам, основываясь на собственном мнении, стал осуждать кого на унижения, кого – на тычек дубинкой в болевую точку, а кое-кого и на избиение до полусмерти. Сам судил, сам приговаривал, и сам же наказывал – все занимало от двух минут до двух часов. Краснов не нашел все-таки искомых им бандитов, но зато нашел много других, а заодно стал грозой алкоголиков, бродяг, подгулявших студентов, гастарбайтеров и нескромно одетых девушек. Краснов обижал окружающих легко и непринужденно, как это обыкновенно и свойственно сильному в отношении слабого. Обиженных Саня помнил не более каких-то получаса. Он, когда-то говоривший на вы с любым незнакомцем, пропускавший даму вперед при входе в двери, теперь даже благообразным седым старушкам говорил только «ты», а всех женщин называл исключительно словом «баба». 
Итак, лейтенант шел по вечерней улице и «аки лев рыкающий» искал, кого бы еще покарать. День его прошел просто великолепно – Саша покарал троих преступников. Утром они с напарником и еще несколькими полицейскими разгоняли нелегально торгующих на улице стариков и старух. У одной из пожилых преступниц Санин напарник забрал половину ее нелегального товара – огурцов с дачного участка. Вторую половину товара Краснов швырнул в грязь, перевернув ударом ноги ящик, с которого бабка вела незаконную деятельность. Жаль немного бабку, но торговать она не должна, а если торгует, то ничем не лучше убийц и воров.
Днем, объезжая на машине вверенный участок, они увидели на автобусной остановке до полной невминяемости пьяную женщину неопределенного возраста, но опрятно одетую. Забрали ее. В машине привели в чувства, и тут она стала умолять не доставлять ее в вытрезвитель. Пьянь, а значит преступница, а преступник должен как-то платить за злодеяния. Несмотря на приличную внешность денег при пьющей даме оказалось только на автобус…. С дамы за ее проступок взяли, как говорится, натурой. По очереди, определенной ими броском двухрублевой монеты. Женщина была не молода, и, похоже, прошла огни и воды. Поэтому уламывали ее недолго. Окончив половой акт, друзья-напарники высадили женщину на той самой остановке, с которой подобрали, строго настрого запретив распространяться о случившемся.               
Наконец, уже вечером, патрульные забрали с улицы подвыпившего студента-медика. Пить на улице у этого сопляка зрелости хватило, а отвечать за свои грехи – нет. Отвезли в отделение. Там, договорившись с местными, подкинули в карман всегда бывший наготове для таких случаев пакетик конопли. Рублем наказали они родителей этого дурака, заливших слезами и соплями все отделение. Точнее несколькими десятками тысяч рублей и леденящим страхом. Но ведь не отпускать же преступившего закон! Он ведь ничем не лучше тех отморозков, напавших когда-то на Сашу Краснова!
Теперь лейтенант обсуждал с громко гоготавшим напарником некоторые особо запомнившиеся подробности минувшего дня и вдруг его пронзил удар молнии. Краснов даже не смог вскрикнуть – в спину ему, казалось, вонзилось сверло отбойного молотка, летевшее со сверхзвуковой скоростью. Боль растеклась по телу и парализовала его. Секунда, за которую все это случилось, показалась Краснову бесконечно долгой. Как ни странно хлопок выстрела он услышал только потом. Саша увидел, как напарник выхватывает табельный пистолет, почувствовал во рту вкус крови…. Возможно, стрелял внук обиженной бабки, муж или сын обиженной женщины, брат или отец обиженного студента. Возможно, стрелял просто какой-то отморозок…. Саня Краснов хотел обернуться к нападавшему, но в этот момент его лицо на огромной скорости тяжело столкнулось с асфальтом. Мир окутала мгла, звуки исчезли.

Александр Краснов, бывший лейтенант, брел по каменистой пустыне, небо которой было издевательски подменено обшарпанным потолком наркоманского притона. Кругом занимались своими повседневными делами, а именно убийством, насилием и каннибализмом, грязные голые безумцы, похожие больше на обезьян, чем на людей. Вспоминая выстрел, кровь во рту и сумрак, опустившийся на глаза, Краснов примерно догадывался, в каком месте он, скорее всего, находится. Но для себя Саня решил, что все окружающее, скорее всего, сон, порожденный травматическим шоком и лекарствами. Он скоро проснется в больничной палате, и жизнь снова пойдет своим чередом. Конечно, могло случиться и так, что он действительно в аду, но даже и тогда было все равно – исправить-то это уже нельзя. Краснов вспомнил прожитую жизнь и ему вдруг стало мучительно больно от того, что он так и не разыскал ту погань надругавшуюся над его девушкой и искалечившую жизнь ему самому. Он обещал себе отомстить им, но так и не сдержал обещания.
Вдруг Краснов почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Машинально взглянул в ту сторону. И оторопел. Время его жизни понеслось назад, словно перематывали старый видеомагнитофон. Перемотка закончилась на ужасной ночи семь лет назад. Сомнений не было. Это лицо, эту рожу Саня узнал бы где и когда угодно. Он поклялся не забывать. Безумные глаза с ненавистью глядели на Краснова, а он пристально смотрел прямо в них. Сильно обросший, грязный и обнаженный, это все же был предводитель садистов, грабителей и насильников, которых Саня так искал. Мир померк вокруг. Ада или сна больше не существовало. Прожитой жизни не существовало тоже. Существовала только бессильная давняя ненависть и ее объект, стоящий на расстоянии нескольких шагов. Краснов хотел завопить оскорбления, проклятья или что-то вроде «я нашел тебя, мразь, даже в аду», но слова растворились где-то между мозгом и гортанью. Издав только нечленораздельный рев, бывший лейтенант Саня Краснов бросился на Игоря Морозова, носившего когда-то прозвище «Штопор».
Морозов, совершенно потерявший рассудок за семь лет ада, на этот миг сумел вернуть себе память. Он тоже узнал Краснова. Узнал и вновь возненавидел этого слабака. Возненавидел за непостижимое сочетание слабости и обреченного упорства, заставлявшее Штопора наносить ему удар за ударом еще в ту давнюю ночь. Ему захотелось надругаться над ним, как над той его девкой. Сломать его. Сломать! Сломать, надругаться, а потом сожрать его плоть – как все здесь это делали, ибо другой еды в аду не было. «Уууыыыыы!» - хрипло взвыл Морозов и рванулся навстречу врагу, схватив лежащий рядом камень. Камнем он ударил Краснова по голове, но тот, умывшись кровью, сохранил сознание, зарычал и пальцем выдавил Морозову глаз. Оба дико завопили и упали, вцепившись друг в друга, словно бойцовые псы. Пальцы рвали кожу, зубы вгрызались в мясо, рвались ткани, дробились и ломались кости, сыпались один за другим жестокие обоюдные удары. Так продолжалось, возможно, целый день, хотя ни дня, ни ночи не существовало для этих двоих. Это могло продолжаться сколько угодно.
Прошел день.
Прошло два дня.
Прошел месяц.
Прошел год.
Прошел век.
Вечность.
Две вечности…
Наблюдая за бесконечным смертельным боем без возможности смерти, Люцифер искренне и почти по-детски радовался. Он был доволен каждым из двоих дерущихся – они оправдали самые смелые его ожидания. Они вновь доказали, что, вопреки всяким законам бытия, в споре создателя и создания выиграло создание, то есть он, Люцифер. Но более всего он был доволен миром, из которого сюда являлось все больше и больше подобных персонажей. Миром, для которого больше ничего не значил его Творец.
Российская Федерация, совершенно не заметив смерти бандита «Штопора» и лейтенанта Краснова, продолжала жить так же, как и при жизни их. По тем же правилам, тем же законам и обычаям.

10.05.2011.