Сон спичрайтера Попова

Приснился раз отнюдь не без причины,
Спичрайтеру Попову  сон  таков:
Поздравить он министра в именины .
В приемную приходит без штанов;
Но, впрочем, не забыто ни единой
Регалии. Отлично выбрит он;
Пиджак дрескот и всё по протоколу -
Но кое что внизу сияет голо.

И надо же случиться на беду,
Что он тогда лишь свой заметил промах,
Как уж вошел. «Ну, - думает, - уйду!»
Не тут-то было! Уж давно в хоромах.
Народу тьма; стоит он на виду,
В почетном месте; множество знакомых
Его увидеть могут на пути -
«Нет, - он решил, - нет, мне нельзя уйти!

А вот я лучше что-нибудь придвину
Пусть верхнюю лишь видят половину,
И вот бочком прокрался он к камину
И спрятался по пояс за экран.

Меж тем тесней все становился круг
Особ чиновных, чающих карьеры;
Невнятный в зале раздавался звук,
И все принять свои старались меры,
Чтоб сразу быть замеченными.
Вдруг в себя втянули животы курьеры,
Телохранитель рысью через зал,
Придерживая жопу, пробежал.

Вошел министр. Он видный был мужчина,
Изящных форм, с приветливым лицом,
Одет в рубашку: своего, мол, чина
Не ставлю я пред публикой ребром.
Внушается гражданством дисциплина,
А не мундиром, шитым серебром,
Все зло у нас -вельможные замашки,
Я не таков- растегнута рубашка!

Не ускользнул сей либеральный взгляд
И в самом сне от зоркости Попова.
Хватается, кто тонет, говорят,
За паутинку и за куст терновый.
«А что, - подумал он, - коль мой дрескот
Понравится? Ведь есть же, право слово,
Свободное, простое что-то в нем!
Кто знает! Что ж! Быть может! Подождем!»

Министр меж тем стан изгибал приятно:
«Всех,  всех гостей  благодарю вполне!
Прошу и впредь служить так аккуратно
Отнюдь не мне, а родине, стране
Ведь мысль моя, надеюсь, вам понятна?
Я в переносном смысле говорю:
Мой идеал полнейшая свобода -
Мы все народ - и я слуга народа!

Прошло у нас то время, да, да,да, -
Могу сказать; печальное то время, -
Когда наградой честного труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес - но не вполне - да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды.

Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке. Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!

Нет,нет друзья! России предстоит,
Соединив прошедшее с грядущим,
Создать национальный индивид,
Соборности нам всем всегда присущей
Всем временам; и, став на свой гранит,
Имущим, так сказать, и неимущим
Открыть родник взаимного труда.
Надеюсь, вам понятно, как всегда?
 Удвоим и утроим ВВП
Все вместе и так дале и т.п.»

Переходя налево и направо,
Свои министр улыбки расточал;
Иному он подмигивал лукаво,
и  в сауну другого приглашал
И ласково смотрел и величаво.
Вдруг на Попова взор его упал,
Который, скрыт экраном лишь по пояс,
Исхода ждал, немного беспокоясь.

«О Что я вижу! Он сегодня здесь!
Приятен нам в дрескоте он  любом!
Но отчего ж он виден мне не весь?
И заслонен отеческим гербом?
Престранная выходит это смесь!
Я любопытством очень подстрекаем
Увидеть ваши ноги. Да, да, да!
Я вас прошу; пожалуйте сюда!»

«Что это? Правда или наважденье?
Никак, на вас штанов дрескотных нет?»
И на чертах изящно-благородных
Гнев выразил ревнитель прав народных,
«Что это значит? Где вы рождены?
В Давиле? Или надышась угара,
Там, за экраном сняли вы штаны?-
Вы начитались, видимо Гайдара?
И духом рыночным заражены?

Решили видно, боже упаси,
Собой бюджет представить на Руси?
Иль нахватавшись разных иноваций
Решили с нами здесь совокупляться»

И был министр еще во гневе краше,
Чем в милости. Чреватый от громов
Взор заблестел. Он продолжал: «Вы наше
Доверье обманули. Много слов
Я тратить не люблю. Признайтесь прямо и без демагогий
Вы пали жертвой нанотехнологий
Давно я знал. Нет ты не улыбайся
Мне донесли ты был вчера с Чубайсом
Чубайс йабуч, мне этот палиндром
Шепнули вы, когда на ипподром
вчера мы ехали. И вот он результат..».

-Я не сымал, я так с утра в обновке
Я прямо так приехал к вам с Рублевки!-

Приехать так? Ко мне? На поздравленье?
Теперь твое я вижу направленье!
Вон с глаз моих! Иль нету - секретарь!
Печатай к прокурору отношенье:
Спичрайтер, скрытый демократ Попов
Власть вертикали расшатать готов.
Министр кивнул мизинцем. Два амбала
Внезапно взяли под руки Попова.
И выволокли голого из зала,
Не спрашивая прямо спозаранку
Приволокли Попова на Лубянку

Там , где стоит весьма красивый, дом,
Своим известный праведным судом.

Там дверь отверзлась, и явился в ней
С лицом почтенным, грустию покрытым,
 Полковник в штатском Из очей
Катились слезы по его ланитам.
Обильно их струящийся ручей
Он утирал платком, щитами шитым,
И про себя шептал: «Каков подонок!
Таким он был я знал его с пеленок!

О юноша! - он продолжал, вздыхая
(Попову было с лишком сорок лет) -
Моя душа для вашей не чужая!
Я сам в душе искал на все ответ,
Знал вашу мать. Она была святая!
Таких, увы! теперь уж боле нет!
Когда б она всегда была к вам близко,
Вы б не упали нравственно так низко!

Но, юный друг, для искренних сердец
К отверженным не может быть презренья,
И я хочу вам быть второй отец,
Хочу вам дать для жизни наставленье.
Заблудших так приводим мы овец
 на верный путь служенья и спасенья.
Откройтесь мне, равно как на духу:
Что привело вас к этому греху?

Конечно, вы пришли к нему не сами,
Характер ваш невинен, чист и прям!
В Завидово вослед за мотыльками
Порхали вы средь кашки по лугам!
Нет, юный друг, вы ложными друзьями
Завлечены! Откройте же их нам!
Агентов всех Госдепа назовите
И собственную участь облегчите!

Что слышу я? Ни слова? Иль пустить
Уже успело корни в вас растленье?
Тогда должны мы будем приступить
К особым мерам против преступленья.
Сколь вам ни больно, но искоренить!
О юноша! Как сердце ваше черство!
В последний раз: хотите ли всю рать
Завлекших вас сообщников назвать?»

К нему Попов достойно и наивно:
«Я, гражданин товарищ, я бы вам
Их рад назвать, но мне, ей-богу, дивно...
Возможно ли сообщничество там,
Где преступленье чисто негативно?

«Не мудрствуйте, госдеповский шпион!
Свою вину не умножайте ложью!
Сообщников и гнусный ваш притон
Повергните к Дзержинского подножью!
Пусть он не здесь пока на ВВЦ,
С недобрым выраженьем на лице.
Когда б вы знали, что теперь вас ждет,
Вас проняло бы ужасом и дрожью!
Но дружбу вы чтоб ведали мою,
Одуматься я время вам даю!

Здесь, на столе, смотрите, вам готово
Вот ноотбук-для вас его открыл:
Печатайте - не то, даю вам слово:
Чрез полчаса вас изо всех мы сил...»
Тут ужас вдруг такой объял Попова,
Что страшную он подлость совершил:
Пошел печатать ( люди в страхе гадки!)
Имен невинных многие десятки!

Явились тут на нескольких листах:
Зачем-то Греф, два брата Шульпяковы,
Рыжков, Касьянов,  Савич, Розенбах,
Навальный,Удальцов, Бодай-Корова,
 Шульгин,Явлинский, Стораженко, Драх,
Грай-Жеребец, Лимонов и Багровый,
Мадам Собчак, Каспаров, Быков, Штих,
Гайдар, Немцов - и множество других.

Попов строчил сплеча и без оглядки,
Попались в список лучшие друзья;
Я повторю: как люди в страхе гадки -
Начнут как бог, а кончат как свинья!
Строчил Попов, строчил во все лопатки,
Такая вышла вскоре ектенья,
Что, прочитав, и сам он ужаснулся,
Вскричал: фуй! фуй! задрыгал - и проснулся.

Небесный свод сиял так юн я нов,
Весенний день глядел в окно так весел,
Висела пара фирменных штанов
С дрескотом через спинку кресел;
И в радости уверился Попов,
Что их еще там с вечера повесил -
Одним скачком покинул он кровать
И начал их в восторге надевать.

«То был лишь сон! О, счастие! о, радость!
Моя душа, как этот день, ясна!
Не сделал я Бодай-Корове гадость!
Не выдал я агентам Ильина!
Не наклепал на Савича! О, сладость!
И Канделаки мной не предана!
Каспаров цел, и братья Шульпяковы
Постыдно мной не ввержены в оковы!»

Но ты, никак, читатель, восстаешь
На мой рассказ? Твое я слышу мненье:
Мол анекдот, пожалуй, и хорош,
Но в нем постмодернизма направленье.
Всё выдумки, нет правды ни на грош!
Слыхал ли кто такое обвиненье,
Что, мол, такой-то - встречен без штанов,
Так уж и власти свергнуть был готов?

И что это, помилуйте, за дом,
Куда Попов отправлен в наказанье?
Что за допрос? Каким его судом
Стращают там? Где есть такое зданье?
Что за полковник выскочил? Во всем,
Во всем заметно полное незнанье
Своей страны обычаев и лиц,
Встречаемое только у девиц.

А наконец, и самое .вступленье:
Ну есть ли смысл, я спрашиваю, в том,
Чтоб в день такой, когда на поздравленье
К министру все съезжаются уже,
С Поповым вдруг случилось помраченье
И он явился снизу в неглиже?
Забыться может галстук, орден, пряжка
Но пара брюк - нет, это уж натяжка!

И мог ли он так ехать? Мог ли в зал
Войти, одет как Апполон в музее?
И где резон, чтоб за экран он стал,
Никем невидим? Мы ж не ротозеи?
Ах, долбаный читатель, что пристал?
Я не Попов! Оставь меня в покое!
Резон ли в этом или не резон -
Я за чужой не отвечаю сон!

Лето 1873 г. (А.К.Толстой) Лето 2012 (К.К.Кедров)