Ни звука, ни молчанья не избыть...

*  *  *
 

Мучительно заклятье - рваться вглубь.
И кровь, густея и не грея лиру,
лепечет обречённо "приголубь"
скупому и неласковому миру.

Так вот она, последняя тщета -
о милости упрашивать кого-то!
Она и есть единственная льгота
тому, кто приоткрыть посмел уста.

"Изыди,- говорю себе, - изыдь!"
Но сомкнут круг опять в своём начале.
И не избыть ни жажды, ни печали,
ни звука, ни молчанья не избыть...





* * *


Не угасай, моя певчая странность!
Муторно было бы жить без тебя.
В жилах Бату – властолюбия данность,
мне же – мой свет, полыханье репья.
Мне – моя ересь, из полночи зовы,
шорохи веток на все голоса,
сёстры монашьи – еловые совы,
с чёрно-зелёною кровью леса…

Тени деревьев, бездетные звери
связаны тёмной порукой конца,
а человеку даётся, по вере,
вещая потусторонность лица.
Ты ведь и стеблю примятому рада,
певчая мудрость, распевная дурь…
Не угасай же, не минет награда –
глины ломоть да в полмира лазурь…



* * *

Памяти С. Долганова,
Ю.Юхно, В.Дмитренко

Там, где площадь героя Руднева
вместе с площадью Фейербаха
не сулят мне огня попутного,
там черства школяра рубаха.
Сине-серая роба суконная,
золочённых тех пуговиц троица -
помнят пешее воско и конное,
что двойною шеренгой строится.
Коридорные подоконники
из рябого фальшивого мрамора,
гомоня, обступали школьники:
у двуцветной доски - два табора.
Зов-звонок на урок сложения
подсекал скаковые жилы,
но порывчатых рук движения
в некий эндшпиль судьба сложила.
Быль на небыль хитро умножила,
на нули поделила лукаво...
Пусть бы вновь вы коньков расстреножили,
другт - Витя, Юрасик и Слава!
Пусть бы к лавке на фотографии
возвратились с двуцветной игрою,Ю
вы, кто Броуну не потрафили,
влёт подбитые, двое... Трое...
Пусть бы плана, уже подспудного,
чёрно-белого замысла чудного
не асфальт на щвыряли с размаха
смерчи пыльные с плацо Руднева,
ветры с площади Фейербаха...



Этюд с натуры



Ветер скрипит морозный,
стало быть, неба ветрило
тянет дубовую сушу,
осенью давшую течь...
Ясень снега осыпает
сипло и сиво. - Сивилла...
Точь ли, не в точь - не скажешь,
но шёпоты - речь в речь.


Снега молочную пенку,
льда синеватое масло
стал запивать я стужей,
а пел ведь "люли-июль"...
Веки коры шершавы,
а летнее "глянь!" погасло
на склоне, где целовалась
косеньких пара косуль...


Улице - что ж на завтрак,
граду, а также миру? -
Мусорный бак, дворняга -
взора угроза-гвоздь.
Пара бродяг подходит,
пришлых, косых, с Альтаира.
Пёсьи скрежещут зубы,
врубается кость в кость...