Избранное. Падение в колодец

Рунами Велеса

  Тесовая кровля на избе, как
 Влесовы доски Изенбека.
 Шорох в подклети. Крик совы.
 Засовы толстые, как сомы.

 Воздух чище воды проточной.
 Точно-утрачен первоисточник.
 Только на фото -черты и резы,
 слова дороже богатства Креза.

 Не отразятся в стекле помутнелом
 из баньки бегущие-телом белым...
 Бревна, как идолы,в штабель поверженные
 Слышали? Видели? Паки понеже.

 Песнь прохудилась,так почини же!
 Клики ли это орд печенежьих?
 В кровле ли щели, в днище ль ладьи,
 небо ли ободом с бражьей бадьи?

 Весело весело в капище Велеса,
 вёсла по Дону -песни здесь пелися.
 Выломлю доску, -поздо ли рано,
 и от тоски на них вырежу руны.

 В буквице каждой усадеб пожарища-
 Русь погибает. Чего же мне жаль ещё?
 Дев волооких, как кони гривастых,
 в рясах парчовых вытканных свастик?

 08.02.2012 20:54   

Прощание с журавлями
 
 Ем свой хлебушек,свой стих мну,
 ну зачем тебе на ту войну, внук?
 Ну зачем тебе стрелять в журавля,
 если под крылом поля, гля...

 Этот журавылиный книн, блин,
 у меня наверно сплин, Нин,
 посмотрю на журвля, бля,-
 значит, круглая земля для

 иных,в кого стрелять, ****ь,
 я молю не надо, а, брат,
 пусть он в "Боинге" своём- в ём,
 ну а я на краю ям ем.

 Коль на колесе гнездо -в нём
 ждут птенцы и я смотрю -нем,
 как Баталов, как Расул ввысь
 вот баталия моя - жись.

 Я в колодезь свой ведро -плюх,
 этот мир всё же не так плох,
 только б слушать журавля скрип,
 словно скрипочки твоей всхлип.

 Только б видеть мне в воде ковша,
 как мелодией -в синь- душа,
 только б хладную глотать синь,
 ту, в которой журавлиный клин-сон.


Падение в колодец

На дне колодца вовсе не вода,
 а небо звездное. Созвездий невода
 там ловят рыб пугливых зодиаков,
 и голову к Полярной задирая,
 смотри не стукнись о ведро-не счесть
 несчастий, что случились у колодца,
 гробница фараонова за честь
 сочла б несметные загадки дна холодного.


И вот ты падаешь в колодец, и полёт
 затянется на сотни тысяч лет,
 хоть в затяжном ты и без парашюта,
 но в вечность превращается минута,
 когда ты в срубе, будто в телескопе
 лучом бежишь, -а линзою вода,
 чтобы на дне, как будто в перископе,
 ночная обнаружилась звезда.


Она тебе награда за геройство,
 и в каждое бревно как в том заройся,
 но знай, что те толстенные тома
 не одного уже свели с ума.
 Их корешки –сплошь зелень с позолотой,
 болотом пахнут все энциклопедии,
 но в том и упоение полёта,
 что можно обратиться к «Википедии».


Грибов и плесени свеченье фосфорическое,
 округлость брёвен, как колонн дорических.
 Гармония во всём и соразмерность,
 но если выйти всё же за трёхмерность
 покрытых мохом беспробудных догм,
 на нас набросятся кикиморы , русалки,
 как будто бы читаешь скучный том
 эпических полотен «Салки Валки».

 Но тут недалеко до ближней свалки,
 и как ни сдерживают брёвна-оковалки,
 нахальный натиск непотребных рож -
 не удержать - припахивает всё ж,
 и это ложь, что лампой Алладина -
 сияет разум – в темноте норы.
 Колодец заколодевший, прости нам
 порывы наши в дальние миры.


И долго ли ученостью нам маяться,
 чтобы лежать на дне твоём под маятником,
 и слушать, как сечет секира воздух,
 сквозь щель навеса созерцая звёзды?
 В какие ещё нам упасть Мальстремы,
 неверующим ни во что Фомой,
 ловить ангстремы, строить теоремы,-
 чтобы в итоге – по миру с сумой?


Ты всё –таки - явление природы,
 и в этом- достояние народа.
 Напиться бы прозрачности безмерной,
 заветов и преданий, сказок Мерлина,
 на ворот наворачивая цепь.
 Как в камне меч-прохлада ледяная,
 наверно, это праведная цель,
 и всё же только эта , не иная.


Как нам очнуться от падений в бездну?
 Стяжав богатства, не остаться бедными?
 Как нам на срубе том грибами бледными
 не прорасти с руладами победными?
 Цепь на бревёшке. Мы - Коты Учёные.
 И ручка ворота в натруженной руке,
 крутни ещё- взревут поршня моторные,
 и ввысь рванутся храмины ракет.


12, июнь, 2010 г.

Баллада о приёме в СП. 1991 год
Вродекак Он
 Когда в писательский союз
 единогласно принимали,
 уже играл я джаз и блюз
 да и понаписал немало.

 Страна готовилась к тому,
 чтобы распасться на кусочки,
 а кто-то всё ж ваял талмуд
 и собирал до кучи строчки.

 Голосовали фронтовик-
 и юморист, и деревенщик,
 был светел под обложкой лик,
 а мог бы ведь писать поменьше.

 Тогда, глядишь, из танков бы
 не стрельнули по Дому Белому,
 но результаты таковы...
 Я прикупил конечно "белую"-

 не больше ящика-снарядам
 подобные бутылки в ход
 пошли, и со стаканом рядом
 лежал на книжке бутерброд.

 И в рот, конечно, лезли речи,
 стоял в очередях народ,
 и можно было даже резче
 писать, когда чего нарыть

 из компроматов, обличая,
 как делал юморист с сатириком,
 но как -то так , совсем нечаянно,
 заделался я всё же лириком.

 Уже среди груздей с огурчиками
 лежала голова повесы,
 и голосочком тонким Гурченки 
 уже запела поэтесса.

 Уже с поэтом -сибирятником
 мы сбегали ещё за водочкой,
 и критик, глядя сибаритом,
 завёл интересант с молодочкой.

 Уже писатель детских книжек
 поссать три раза в туалет
 сходил. И был  к детишкам ближе
 чем в книжках -много много лет.

 И тут,пришестиструнив бОрзую,
 я блюзанул совсем ни кстати,
 и ожила кусучей гюрзою
 вдруг голова в моём салате.

 Произносивший тост фантаст,
 оцепенел кабиной лунною,
 услышав этот самый "жаст"*,
 а не Огинского иль "Лунную".

 Он жест готовясь сделать ручкой,
 как бы Солярис затуманился,
 созревши сделать, чтоб как лучше,
 но как бы вмиг примарсианился.
 
 Ведь рыкнул ветеран СП -
 певец колхозного, навозного.-
 "Про что он будет песни петь?"
 И чем -то вроде ИванГрозного

 завис над сыном,-ярь и дурь,
 желая превратить в останки...
 И тут же грянуло из дул -
 то в Белый Дом стреляли танки.

 "Сольют меня иль не сольют,
 за мои вражеские происки?"-
 подумал я. То был солют
 приёма в честь? Или на прииске

 золотоносных жил талантов
 шурфы взрывали, блин,старатели?
 И вроде рухнувших атлантов
 лежали под столом писатели.

 * Сегодня он играет жаст,
 а завтра родину продаст...(Афоризм шестидесятых).


 Горбачев Юрий   08.05.2011 17:38





ДЕТСКИЙ СОН ПРО ОСЕТРА

 Костёр отёр, осетр -по дну,
 как «Шаттл», садится на луну,
 я на орбите жду отныне
 в икринке - маленькой кабине.

 Всё перепутано –искринки
 костра, как осетра икринки,
 и ночь чернее  паюсной,
 и нос острее парусника.

 И хвост трепещет  среди звезд,
 не рыбина , а звездный мост,
 такая вот дистанция-
 комическая станция!

 Кичился кичиль*, но с утра
 он стал добычей осетра,
 ну, что же, космонавт пора,
 туда-где рыбина-гора.

 Да, это радость миллионов –
 в открытом космосе Леонов,
 как эмбрион на пуповинке,
 висит на тонкой паутинке.

 Я выйду в космос из икринки,
 где Млечный Путь пролил из крынки
 вильнувший осетринный хвост,
 чтобы зависнуть среди звёзд.

 Я только лишь  малёк пока,
 и , видимо, пройдут века,
 чтоб как евангелист Лука,
 я описал тебя , река.
 11. июнь. 2010 г.
 * Кичиль-личинки (не знаю чьи), которыми питаются осетры.



Предостережение
 
Смотри рыбак-не  суй щурёнку в пасть
  ни пальца даже! Торопиться   всуе
 не надо. Так легко пропасть,
 когда тебя  бог тишины рисует
 на берегу, с сияющей блесной,
 как с драгоценною серьгой для уха омута...
 Не помню дело было то -весной
 или же осенью...Я идолу какому-то
 молился. Я читал псалмы кувшинок,
 и спининг гнулся луком, тетивой
 звенела леса...Я как будто Шива
 средь лотосов был просто сам не свой.
 И вдруг взбурлило небо отражённое
 и, скалясь на меня, -драконья морда...
 Нас ждут с добычей с тех рыбалок жёны.
 а тут...Как славный представитель  рода
 двуногих,  отразился я в зрачке
 огромной рыбины...Не выдержала леса,
 я вспомнил о Иване Дурачке,
 веленье щучьем...Ухнуло из леса.
 И просияв боками золотыми
 и крыльями присвистнув плавников,
 она, как бы в сундук  монеты,-в темень
 воды -, как будто в тьму веков.
 Всё выплеснуло на поверхность омута-
 и печь с Иваном, и царя с царевной,
 и словно бы по волшебству какому-то
 ржаное поле,домик за деревней,
 в котором ночевал я...Но река
 сомкнулась, поглотив на веки тайну,
 как будто это злато Колчака,
 на миг мне показавшись, в бездну кануло.
   

Робинзонада

Приникнув к  парнику с рассадой помидорной,
уже не паникуй…В системе коридорной
из грядок  огуречных, спасение народа,
а искупнувшись в речке, познаешь ты свободу.

И снова за колючки, заборы вертухайские,
где  жёны наши- злючки, не рады отдыхать.
О, грозная плантаторша! Пока что не до игр.
От гнева прячусь в шалаше, твой преданнейший негр.

 Я Робинзон твой, Пятница. Мы здесь ради озона,               
 на нас природа катится свирепее бизона.
 И, как во время оно, что б протянуть хоть день,
 в молитвах бью поклоны, опершись на кетмень.

 А идол смотрит грозно глазами налитыми,
 и дума-всяко-разно: умаслила не ты ли,
 его навозной жертвою, чтоб все ж не свирепел.
 Свирель в ладошке сжата. И трепещу как перепел. 

Я дуну в мою дудочку. Я  шлангом обовьюсь.
На луковую грядочку я дождичком прольюсь.
Моё ты горе луковое, религия  моя,
Здесь на подобье Кука,  я прочно стал на якорь.

А комары и мошки, как племя людоедово,
уже мелькают масками. Какого всё же ляда!
Я не такой уж вкусный, чтоб заживо , без соли.
Но как же ты искусно – на них - аэрозолью!

Теплицы паруса. Ботвы густые сети-
я в бездну вас бросал, наверное, раз в сотый,
чтоб огурцы пупырчатые – налезли в ячеи,
чтоб баклажаны, перчики, а та же прочие,

что лезли под корабль, по дну залива днями-
вот патиссона краб, фасолины - клешнями
стручки гороха стайкой  зеленобоких мойв,
во- наловили сколько. Не увезти домой!

  16. июнь. 2010 г.





ВОЗВАРАЩЕНИЕ ПРОРОКА

1994. Солженицын в Новосибирске.

И вот пророк, красивый, как медаль,
в награду  всем, томившимся от скуки,
с подножки поезда взирая в ясну даль,
жмет демократа пламенную руку.
И лёд пожатия уже не охладит   
почтенного  в летах образованца,
влюблен в кумира как фанат в Эдит
Пиаф, к тому ж Конфуцием глядит,
и вовсе не похож на иностранца.
 
Теперь уже –как будто –не по лжи,
по правде только всё мироустройство,
но только ты попробуй докажи,
что это всё не пафос, а геройство.
По этим рельсам столько поездов
с Иванами Денисычами – валом,
что всяк  в порыве  наперед  готов   
до толе, без сомненья ,  небывалом
оплакать тут же все лесоповалы,
и навалить на памятник цветов.

Неужто он? К тому же с сыновьями.
Как бы в «штабном вагоне» Колчака,
нагруженном, как слитками  – томами,
куда, скажите, смотрит ВЧК?
Немеем мы. Он капитаном Нэмо -
теперь по островам архипилага,
неужто же, свободы теорема
что не дососана с времён Ромула с Ремом,
на нас прольётся- несомненным благом?

Губернский город N. И земский староста
весь земляной и сплошь потусторонний,
в сторонке мнётся. Но не хватает скорости
и места маловато на перроне.
И пациенты каменной Владимирской
приникли к окнам и, галлюцинируя,
все видят попалатно через дым мирской,
как в звездолете, на перрон, планируя,
спускается таинственный Шагрей ещё.
И вот, паря над площадью на бреющем,

он видит Ильича в железном теле,
и купол чешуистый, как Луну,
которую  ковбои      облетели,
по формуле его. Ему в вину
не то, конечно ставили. Зазубрин
бродил средь бритых наголо газонов.
Нарымский сквер соринкою в глазу бы,
наверно, выглядел, когда бы не вазоны
цветочные, не площади бы блин
Дзержинского и ТЭЦа исполин.

А так – не сквер , а несколько кустов,
и стати вовсе не лесоповальной,
там цирка гиперсинус, здесь постов
милиции нарост. Принципиальный,
как раковая опухоль эколог,
свой выражает лозунгом  протест,
его за холку – и далек и долог,
крепись эколог, как  биолог и геолог,
под пологом деревьев тяжкий крест.
 
Наплывом вездесущих папарацци,
окрестные домины и дома,
сверкают блициы окон .С криком: «Брацы!
Приехал Солженицын!» - кутерьма
средь продавщиц беляшиков и ляшек
вокзальных жриц любви. И домик Кирова
пирует, хоть победа это Пиррова.
И Клюев, раскидав конвойных, пляшет,
другим оставив  место у параши.


Плечом к плечу с завлабами и лириками,
я создавал напор большой волны,
с цветочной пеной  и блаженных  ликами.
Блажен –кто верует. Теперь и мы вольны
по совести жить, больше не участвуя
во лжи,  опутавшей нас, словно сеть дорог,
куда бы не пошел- везде начальство,
не лагерное, правда. Что ж печалиться?
Какой  извлечь из этого урок?

Так что же, возвращение пророка-
в отечество - укор? Да кто бы знал!
Болезная железная дорога.
Торговки семечками. Дремлющий   вокзал.
Он был какой-то сонный, замороженный,
пил газировку он, облизывал мороженое.
Не рвался в Дом Ученых, где я в давке,
с автографом  на книжке,-вот ведь счастье,
готов был –в шестерни -   героем Франса  Кафки,
чтобы слова терзали плоть на части.
  15 июнь 2010 г.





«Таганская»

Гигантская "Таганская"
и под она, и над.
Вертепно-хулиганская,
на лапах колоннад.
Вертеться ль эскалаторным
конвейрным валькам,
всех нас, как экскаватором
ввысь вознося к ларькам.
От ядерных ударов,
спасавшие проходчики...
Уходим в пасть удава,
оставив след проточки
червя в огромном черепе
теаТРОЛЛЬлюба Йорика…
Искусства  виночерпий
в безумных  лапах Орка.
Спущусь в твою подкорку,
от «суперэго»  рож -  никак,
я  в электричке  скорой-
груз для железнодорожника.

14. июнь. 2010 г.




1978 год

Мой 1978. Май, предвосхищение сессии,
мы движемся по прямой в колонне демонстрантов,
молодо, зелено , весело.
И тем более странно,
что в этот момент, декан факультета
произносит:"А Брежнева* -то приняли в союз писателей!"
А впереди предстояло фольклорное лето.
И ещё не существовало профессии спасателя.
Ещё не было ни спецназа , ни МЧС,
а слово «президент» было таким же импортным,
как и музыка «Аллан Парсонс прожект». И я уже в словарь не лез,
чтобы  перевести  omnia mea mecum porto**
Ещё деревенские старухи помнили слова «дроля» и «сморода»,
а  Болотное пыталось производить джинсы,
и кому -то до первого вызова в КГБ надо было додессидеть целых полгода,
но ещё оставались кой-какие шансы,
что пронесет, даже если ты слушал «голоса»
и пожирал глазами машинописного Солеженицына…
И той же осенью всё так же наливались до колоса
в полях колхозных  рожь и пшеница.
Нейтронной бомбой баловались мы,
как позже обнаружилось и в плотных
слоях, над бабушкой в пимы,
обутой  прогоняли беспилотник.
И в Пушкинских горах, в Святогорском монастыре,
 я впервые взобрался на колокольню,
 и услышал, как  звучит медная нота «ре»,
 как в фуге Баха. И было прикольно
 в СоРОТи искупаться и в общую тетрадь
записывать частушки в деревне ДедовцЫ,***
и улышать по новому слово РАТЬ,
и наконец-то понять-что такое «венцы».
К тому же везде-  и там и здесь,
можно было предчувствовать скрытых врагов,
вообразив, что  «литературовед в штатском» -Дантес,
и  мы с ним стреляемся с десяти шагов.

14.июнь.2010 г.


*Трилогия Брежнева увидела свет в журнале «Новый мир» в 1978 году (в № 2 — «Малая земля», в № 5 — «Возрождение», в № 11 — «Целина»)


** Всё своё ношу с собой.(лат.)
*** Дедовцы-деревня на противоположном от имения Михайловского берегу Сороти.(«В дали разбросанные села, по дымным берегам бродящие стада.»





ВОЗВРАЩЕНИЕ К ТОТЕМАМ

В Индокитае я видел Будду с оторванной головой,
на том месте, которое перед этим обрабатывали авионалётом.
Я слышал старой вьетнамки  вой,
и всё это отснял на киноленту.
Когда потом я садился в сортире на очко,
передвигаясь , как макака, на одних руках,
оно, рыча, шумело бачком,
совсем, как "Фантом" в облаках.
Я думал: лучше бы мне оторвало голову,
а не ноги, и что это месть Будды,
и мои ноги, переродившись, где - то в джунглях- голые
и это прекрасный сюжет для Голливуда.
Они прыгают по веткам, перемещаются по лианам,
заселяя потомством весь ареал боевых действий,
какая -то новая разновидность павианов,
каких я себе представлял в детстве,
когда видел кого-нибудь в инвалидной коляске,
жалкого, отброшенного цивилизацией в тут темень,
где у костра устраивает пляски
голое племя, молящееся  тотему.
14. июнь. 2010 г.






Кощеева связь

Веселись Василиса в драконьем дворце!
На кону - конь да меч, да иголка в яйце.
Словно камень в праще -вся Кощеева мощь,
да вильнула хвостом пробежавшая мышь.
Так вильнула хвостом, что - в осколки яйцо,
а на пальце твоём потемнело кольцо.
С пялец на пол иголка,- концом надломясь,
вот такая меж нами бессмертная связь.






БРОЖЕНИЕ ТУМАНА,
КУМА ЛИ НА ОВИНЕ?
ПОЛЕЗ- И ВОТ ТУМАК,
И РОЖА ВСЯ В КРОВИ.

НЕ_-ЕЕТ, НЕ В КРОВИ -
В МАЛИНЕ...
НЕ СЛЫШАЛ И ОВИДИЙ
ИГРЫ НА МАНДОЛИНЕ,



ДЕТСКИЙ СОН ПРО ОСЕТРА

Костёр отёр, осетр -по дну,
как «Шаттл», садится на луну,
я на орбите жду отныне
в икринке - маленькой кабине.

Всё перепутано –искринки
костра, как осетра икринки,
и ночь чернее  паюсной,
и нос острее парусника.

И хвост трепещет  среди звезд,
не рыбина , а звездный мост,
такая вот дистанция-
комическая станция!

Кичился кичиль*, но с утра
он стал добычей осетра,
ну, что же, космонавт пора,
туда-где рыбина-гора.

Да, это радость миллионов –
в открытом космосе Леонов,
как эмбрион на пуповинке,
висит на тонкой паутинке.

Я выйду в космос из икринки,
где Млечный Путь пролил из крынки
вильнувший осетринный хвост,
чтобы зависнуть среди звёзд.

Я только лишь  малёк пока,
и , видимо, пройдут века,
чтоб как евангелист Лука,
я описал тебя , река.
11. июнь. 2010 г.
* Кичиль-личинки (не знаю чьи), которыми питаются осетры.



МОНОЛОГ БОЙЦА СОБРа

Последний, прочитанный   мной поэтический сборник-
наставление по стрелковому оружию. 
В нём я узнал  об АКМе в сборе,
а кроме того обнаружил,

что  магазин-это вовсе –не то
место, где торгуют  «Клинским»,
но перечитай хоть раз сто -
на два штыка вглубь- земля –  глина

И уже не важно - с какими словами
рифмуются «прицел» и «предохранитель»,
когда пули  посвистывают над головами,
как  будто подло пропускающий ниппель.

Такая сВИстема- только туда,
обратно нет ходу,
особенно когда –
по первому году.
 
Вчера задело одного пацана-
война есть война-хотя на кой она
ему, такому-
глины ком,

военкому  морока – разговор с матерью,
она завоет, пошлет к такой матери,
какие-тут высокие материи-
всё сор-
в дело вступает СОБР.

Собратья по СОБРу, соберите меня,
как «калаша» , если разорвет, 
уйду, никого не виня,
туда,  куда меня  призовет.

Без приза уйду, без зарплаты-
латанный весь уже- недалатанный*.
Пусть даже мне –больница кровать,
Собрат, я знаю всё сиюминутно.
России - разбитый градусник ртутный
пытаются с помощью  СОБРа собрать…

13. июнь.2010 г.





ЛЮБОВЬ СЁРФЕРА

От ракит до ракет
всё взлетит, всё  осыпется.
Волны бьют в парапет-
не насытятся.

Эти брызги -в лицо
это платье облепленное,
как навзрыд Пиацолла-
в беглом великолепии.

Обечайкою талия,
чайка в крике отчаянном,
обычаная Таня-
тайна необычанная.

Босоножки в руках,
и по лужам -босая...
Только дрожь в плавниках,
да на гребнях бросает.
 
Я возьму этот сёрф,
как гитару под мышку,
и скажу тебе -всё-
я,  скажу тебе: крышка!

Я на гребне волны!-
что нависла ракитой,
 смы с тобою вольны-
и взлетаем ракетой.

12 июнь. 2010. г..


ЭТЮД

Июля дивные  холсты, как будто мада ин оттуда.
Мане с Дега  хотела ты? Вот красок масляных полпуда,
Как бы по торту жирный крем лоснятся под сосной  маслята..
И даже промолчу о том, о чем теперь моя мысля -то.

Натурщицей средь образин -  расцветшая   настурция.
Купить ли плавики в магазине? Настроиться на Турцию?
Или уйти в леса, в лога, набрать корзину белых,
Где балеринами Дега – бока   стогов дебелых.
   
Не худосочие ланит, во всём дородность пышет.
Природа, как магнит,  манИт. И ничего не слышит,
в самозабвении творя избыточную массу,
вот где история твоя, написанная маслом! 

Пастух, приписанный к холсту, верхом на Холстомере,
стада коровушек –толстух, гуляют на пленере.
Обманы жанра всё  пейзажного. И ты среди туристов
бегом по Лувру мумий - заживо , за залом зал пролистывая.
13. июнь. 2010 г.

***
Медунки
Медунки  вы мои, маодзэдунки,
в пространнейшем цитатнике лесном,
как будто синий взгляяд ведуньи,
ныне и присно-небывалым сном.

На вкус попрбую.Но чтоб не окофузиться,
прощенья попрошу у этих глаз,
о вас наверняка писал Конфуций,
но я не хунвэйбин,-всё в первый раз.


Незабудки

Незабудки –малютки невзрачные,
а присядет на вас стрекоза,
вы глядите скозь стёкла прозрачные
крыл её,как в оконце глаза.



МАРИНА МНИШЕК

Не из монашек—Мнишек.
я не лгала, когда
любви своей  излишек,
отдав, сказала:"Да!"

Беда с тобой, Отрепьев,
тряпичник и трепач!
Парит над нами стрепет
острит топор палач.

И трепешу я, дева,
и в панике я , панна,
родные шляхи, где вы,
неужто ляхи канут!?


Глухарь

А харя глухаря –
все ж не страшней свекрови,
как уголья горят
насупленные брови.

На первый взгляд -коряга,
как бы коренья - когти,
а клюв у глухаря
чернее даже дёгтя.

 



Билеты лето раздаёт.
Кино   рассветов и закатов.


Пленер

Пленера плАнер – фюзеляж
дороги – крылья луговины.
Еще мазок – и вот пейзаж,-
соединились половины,
и с высотою красота
уравновесились  - и леер
отброшен. Что же - ввысь смелее,
подъема формула проста.

Из терний тяготенья – в небо.
И если попадаешь в термик,
и тянет в крен и валит на бок-
есть элероны…Скажем томик



Утина охота

Утиная тина и ряска, как сказка
и в тюбике, кажется, кончилась краска.
Багетовой рамою- лес завороженный,
нехоженый, на двое в плёсе помноженный.

Он картой небитой глядит вверхтормашечно,
и гладью  рябит и  колышет     ромашки,
он слышит, как дышит, и  уток двоит,
на викингов струги похожих на вид.

Забудьте о ружьях, патроны повыкиньте.
Сейчас в небе тучи сойдутся, как викинги.
Здесь Один один господин, а не мы,
немея смотрю –на явление тьмы.

О, как же – наших ребер шпангоуты утлы!
Как знать, для него мы, быть может, лишь утки!
И если молитву ему не воздашь,
то вмиг угодишь в его страшный  ягдташ.



ЛЕСНОЕ ОЗЕРО

Лесного озера зеро,
пока, как шарик ты в рулетке,
что там –гусиное перо
что там ракушки и креветки!

Но если начинать с азов,
то вместе с комариным писком-
миниатюрное Азов-
ское-оно, а ,может, и Каспийское.

В разрезе если, то поди-
то ль изумруд, то ли карбункул,
Кто ж тех сокровищ господин?
Ответа нет пока  как будто.

В нем, словно в капле янтаря,
заключены реликты рыбин,
и надо в том поднатореть,
чтоб их извлечь из этой глуби.

Они застряли в тех веках,
когда у щуки были крылья,
карась же шлялся на ногах,
влача по грязи жабер брыли.

Средь ряски рыскать? В камышах
мешать малькам на солнце греться?
Чего-то требует душа.
Ну а чего –не разобраться.

Я лодку, словно дирижабль 
на берег вытащу сушиться,
и гладь озерная, дрожа,
мне тихо в сердце постучится.

Откроется- я в небесах,
весь день парил среди летучих
существ – бесплотно –невесом,
и  веслами  буровил   тучи.
11.июнь.2010 г.

БОГ И ДАРВИН

И всё же был бездарней Бога Дарвин,
и потому  ни в чем не превзошел
его разнообразнейших созданий,
хотя чуть-чуть до сути не дошёл.

Был путь его длиннее, чем Линнея
опущенный в глубины тонкий лот,
тому свидетель – Новая Гвинея,
и риф коралловый, и кашалот-проглот.

Но Лотта в Веймаре узнала в кашалоте, 
пусть не себя –саму , а только Гёте,
и разразился мировой скандал:
на Бога покусившийся вандал!

Бежать в моря на «Бигле» с капитаном
от кембриджских учёных обезьян,
к двоякожаберным? Их море пропитало,
в них всё прекрасно. Не найти изъяна.

Есть перепонки –у лягушек, птиц, ушей,
есть позвонки –и  у рыбы, и у глыбы,
есть хоботы у мамонтов и вшей,
здесь общее и вы найти могли бы.

Но подотряд газет беспозвоночных,
уже карикатурами пестрит,
Что лорда Чарльза  выводы неточны,-
 и обезьянам места нет на  стрит.

Изъян теории его известен:
пропажа переходного звена!
Но  вывод жизни всё же интересен-
изъян восполнила красавица-жена.

Ошибся или нет – ученый Дарвин,
Никто не скажет. Даже из внучат.
Глубоководные  созданья,  как радары
улавливают что-то, но молчат. 

11.июнь.2010 г.

+++

Длиннеее чем Линнея перечни
события лесной поляны.
Блестят ручьи, как будто поручни
и перочинник у Коляна.
И нас уносит электричка
на дно тайги океаническое,
тропинка вьётся, как быличка,
жара воистину тропическая.
О, окоянство комариное!
О, самородная смордина!
Все -как сказание стрианное,
всё, как моя лесная родина. 



МОНОЛОГ МАНСИЙСКОГО ШАМАНА, ОБРАЩЕННЫЙ К НЕФТЯНИКУ

Тиха тайга, но лишь ружьишко,
как хан-таньга, начнет излишки,
по чащам   дани собирать,
посыплются на землю шишки.
И треснет  чаша. Умирать
к ручью придут и лось, и мышь,
лишь только гром расколет тишь.
 
Слышь, паря, елям надоело
недоедать зимою белой,
а белкам в шубах издыхать
иной красавицы дебелой,
и весь синклит бобровых хат
уже сзывает войско духов,
за то и сыч, и капалуха.

Пока еще ни «нет» –ни «да»,
но скоро сгинут города,
в дома ворвутся стаи сов,
о том поведала вода,
и  кедр –владыка всех лесов,
и не запрёшься на засов.

О том в  чащобе выпь кричала
вы б все ж подумали сначала,
прежде чем кровь пускать земле,
лосиха   громко    промычала,
от боли содрогнулся бор,
когда вонзался в землю бур,

О, Мых-ими, земля-старуха,
с гнезда слетела капалуха,
а видано ль такое диво!
Я в бубен бил всего в пол-слуха
И всё же било такие громы породило!
Так зазвенели обереги...








ОКУНЬ

Окуни меня окунь в родную стихию,
от весны до блесны и до игл на спине,
до полос на боках. Словно заводь  стихаю,
здесь - куда добрались по ершистой  стерне.

Клев осенний не то, что прожорливый - майский,
но зато нагулял ты за лето, милок,
и жирку, и молок, а ведь был маломальский
из икринки явившийся милый  малек.

Вон как между иголок дрожат перепонки,
словно ласт Ихтиандра во власти ножа,
словно парус на джонке и веер японки,
чтобы вернее любовь самурая стяжать.

Изогнется   мой   спиннинг с изяществом гейши,
не греши, если рыбин  набито в садке. 
А когда ещё водочкой мысли согреешь ты,
то  покажется царской   уха в    котелке. 

И ладошку под ушко, так что клинит катушку,
как картуш фараона – силуэт окунька,
он со времени оно, стремился на сушу,
но его до сих пор не пускает река.

Свет от мерклых заливов, как будто из окон.
Его дом в облаках, высоко в небесах,
присмотрюсь хорошенько, то вовсе не окунь,
а поэт - сибарит в полосатых трусах.

То он тигром, то зеброю где-то предстанет,
и местами поспутав проекты творца,
словно лесу в катушке, – поклевкой достанет
и как лев на косулю идет на живца.   

Не в косую линейку, а только впрямую
излинован, как хана ленивый халат,
изогнет эволюции ветку хромую,
и заставит вращаться назад циферблат.

11,июнь,2010 г.
 


Левитация по Левитану,
куст окации , как у Кустодиева,
это тихой природа «осанна»,
голоса её и мелодия.

И оса , прозвенев на форфоре,
отлетит ,куролеся, как пьяная,
это нежной сонаты  форте,
это песни неспешной пиано.

 





ЗАПАХ СТЕРЛЯДИ

Кондукторша –стерва, а в сумке –то стерлядь,
торговым работникам энска к столу.
Всё это  из речки мы с папою  спёрли,
и если б при Грозном-сидеть на колу.

Набитый икрою народа автобус,
откуда стерлядка- я вам не скажу.
мы в прятки с властями, поймите, а то бы…
Отец мой рыбалит, а я отвожу.

Отец мой отважный пират браконьерства,
и с ним буконьеры его –алкаши,
и если по правде да  по-пионерской,
то я бы самих бы их распотрошил.

Но мамка –то тянет семейную лямку,
и клямка в сарайке, конечно, молчок,
о том, как , готовя природе  подлянку,
точили  мы тот самоловный крючок.

Из пробок бутылочных по попловочку
на каждом коленце –давай не ленись!
Чтоб сыну- основу, обнову для дочки…
Иначе какая получится –жись!

Мой старший братишка прической  стиляжьей
форсил , и зауживал гачи штанов,
и тоже бывал на рыбалке стерляжьей
а то бы, конечно –не слушал «Битлов».

Улов был  неплох, и одна за другою
ракеты стерлядками – в бездну свою, 
звезд полную – очень красивой дугою…
«Великий могучий Советский Союз!»-

и утром , и вечером радио пело
а брат буги-вуги в приемник ловил,
как папка наш рыбу. И с папочкой дело
уже рыбнадзор на него заводил. 

Но слово «натырка», как в бублике дырка,
попробуй, Иваныч, папаню поймать,
такая вот с эпосом сущая лирика,
прям, как у Хрущёва про Кузькину Мать.

И кризис Карибский в семейном бюджете,
генсековским  вылечишь ли башмаком,
к тому же в природе такое броженье,
когда мы на Обь – с пацанвой –босиком.

А папка батрачил на стройке, в кабине (у)
на башенном кране с его высоты,
все видя, –и даже реки серцевину
в которой стерлядки, как будто кроты,

прорыли глубокие скрытые норы-
их норов таков, чтоб ховаться на дне,
но всё же отмычки придумали воры,
для смычки.  Наверное уркам видней.

Давай Сивка-Урка, выдумывай как
Иваныча вам пересилить моторку,
и рыбин рубины отпустит река,
по ямам, как будто в ларцы позаторканной.

А башенный кран, будто бешеный краб
тащил в высоту с  кирпичами поддоны,
когда бы все чёрная эта икра б,
то, видимо б, озолотились чалдоны.

Не твист танцплощадочный, свист по реке,
пальба из ракетниц,-такая потеха,
Иванычь   на   стерлядей:    «Шо це таке?»
Вот тоже ведь рыцарь в лучистых  доспехах!

Папане корячится, знать, протокол,
как кол мне в тетрадку по русскому,
ведь если писать, как я лето провёл
поколка получится гнусная.

+++


Однажды в студеную зимнюю пору,
когда на реке –лед тетрадным листом,
папаня мешочек-со стерледью -в гору,
Иваныч его поджидал за мостом.
 
Смешочки ли это – мешочки намерзшие,
но папку Иваныч догнать не сумел,
чтоб тут же Фемида дела свои мерзкие,
могла совершить. Все буран позамел,

ему помогли за рекой ускорителя
нейтронные пушки. И что тут не тронь,
а всё человека дела-покорителя
природы. Папаня мешочек - в схорон.

О, физики квантовой чёрная магия,
да было ли то? Или квантов фантом?
И только теперь доверю бумаге я
секреты Минатома с рыбьим хвостом.

Ведь целясь в поселок стволом ускорителя,
за леса опушкой и призмой ВЦ,
ИЯФ право взял на себя    повелителя
с лукавой ухмылкой  на  умном лице.

Побочных исследований заморочки
про пятое, про измерение - отблески. 
Икры осетров облучили  полбочки-
и вот получили по Нобелевской.

Папаня с дружками дискретными квантами
в пяти измереньях являются,
то – виски - в Техасе, то роджерс –по вантам
на мачту крепить собираются.

А то на квартире пиратский сходняк,
барачное братство –вот оно,
по рекам и фьердам-фантомный сквозняк,
берсёрки из рода  из Ётуна.

Замётано дело. Метель замела,
иль кванты разъялись на кварки,
но и средь учёных-такие дела-
любили стерляжие шкварки.

Что там отоварки! Заказов столы.
Маманя, понятно, за сумку,
Какой –никакой, а , конечно, колым,
да и бутылочка куму.

Кум, то бишь, известно, -мой крестный отец,
по дням заявлялся воскресным,
конечно же был фрайеристый подлец,
за стерлядью  - с  пухленьким  кейсом.




Среди недобитых ещё трилобитов,
среди кистеперых и жаберных рыл
и всяких давненько природой забытых,
я хордовых древний отряд находил.

И вроде бы внешне –и панцирь и череп,
а внутрь заглянуть только жир, только хрящ,
праща эволюции – плющит и щерит,
в ползучих она превращает парящих.

Параша и нары- надрыв для гитары,
мотал на колки тот не маленький срок,
когда за одни только тары да бары,
валить отправляли сосновый лесок.

Союз нерушимый костистых наростов,
но остова нет- всё- спрошное желе,
не слишком ли это устроено просто,
как в детской игре, и о чем сожалеть?

Одни ловят рыбу, другие их ловят
все заняты, ну и к тому ж –героизм,
колышет теченье на дне самоловы,
в которые рыбиной прет коммунизм.

Залезем под жабры, упрячемся в брюхо,
к икринкам огромным артельно припав,

приправ.



 Сигары гаванской
Гитары гавайской.


Годами когда -нибудь в зале судебном
прочтут приговор 



Нельмяжти чешуйки блестят на заборе,

И всё Огурцово  -в сплошь вор на воре

Свинья карасем поросилась,
Ершом окотился сосепдский петух.



Ветрувий – ветер…

Четвертая баллада

Язи скользят, язи  сквозят,
не то что мелкие лещищки,
прям, как  серебряные шишки
блестят, -  на ёлке  для ребят.
И верится найти смогу
под каждой  чешуинкой-денюжкой,
костра плавник, мою тайгу
ведь в офисе сидеть-то лень уж как!

Как перья плавников горят!
Как чешуею плёс ознобится,
ведь это надо же сподобиться
теперь уж третий день подряд...
Кормить привадою язей,
чтобы дождаться до поклевки,
тут вам - не похвалы друзей,
коллег ершистые издёвки.

И сам –медлительней язя
по илу шарюсь возле донки,
и в мироздании бездонном,
меня сейчас найти нельзя.
Я тишиной полночной  пойман-
цивилизации изгой,
наедине с луною полной,
блестящей чещуёй - фольгой.

О, язь плывущий  в небесах,
я рад всегда твоим подсказкам,
и мысль счастливая подъязком
сама собой идет в подсак.
Подпасок подойдет к костру,
как будто инок на иконе,
как белопарусные струги -
в ночном пасущиеся кони.

И знаю я- что в рыбьем чреве
висеть на кроне меж хвои,
приняв условия твои,
я  обречен. И королеве
язинной Зине я обязан
коронованием своим
и с ней  теперь навеки связан,
как и с налимихой налим.

Ну что ж! Мечи давай икринки-
поверх неё -молоки лучшие,
их словно той сметаны в крынке,
в деревне сонной  за излучиной,
лучащейся, как язь -душа
её костистыми  заборами,
калиток жабрами, дыша,
как будто в глубине,-  за бором.

10. июнь. 2010 г. 24.00

НАЛИМ

Моли налима, чтоб не утопил,
когда протянет в глубину внезапно,
лежит на дне  бревном он меж стропил,
как крокодил, но только что безлапо.

Подумаешь - зацеп или топляк,
но чтобы вот такая образина-
боксерскую перчатку так в кулак
сжимает сила. Шкура как резина.

Запчасть природы - вся в голимой смазке,
и ниточкой   буддийской  - борода
такой урод - ну разве только в сказке -
чтоб на спине  деревья, города.

Он учинит такой водоворот,
а то и оборвет крючок болючий,
сил хватит, он такой мордоворот,
по дну гуляет грозовою тучей.

В его  такой угрюмой прямоте я
увидел бы слиянье глубины,
и солнца. Печень   Прометея,
богов античных сумрачные сны.

И вот как будто  к сумрачной  скале
кавказской, он прикован к сковородке,
когда один останется    скелет,
он обернется остовом подлодки.

Основой дирижабля, фюзеляжем-
куда ж девались крылья-плавники,
чтобы нырять в пучину или даже
летать по небу, как по дну реки?

10. инюнь, чеоверг.2010 г.

Тогда уже налим неумолим


НЕЛЬМА -РУСАЛКА

Навыкат  выпучивши бельма, там, где  закат в реке полощется,
по перекатам ходит нельма, сомнамбула и полуночница.
Сияя лунными боками, рулит русалочьим хвостом,
владея так же рыбаками, как  мир нездешний веншним  сном. 

И сколько ж надо тут терпения –на лодке- за гребком гребок,
чтоб чешуистая торпеда свой показала ртутный  бок!
Как песня хора мельхиоровая, как ложка за стеклом серванта,
она мелькнет, напомнив норовом надраенный  доспех  Сервантеса.

Как бы огни Святого Эльма на  реях  гиблых   кораблей,
блеснет в пучине водной нельма и изогнется по параболе.
Светясь - кокошником жемчужным, глаз, будто клипса в белом ухе,
княжне –красавице на ужин, злодейке ведьме для присухи. 

Да не уха пока, конечно, а с  лесой – бесья маята,
а лес стоит остроконечно, луна сияет как пятак.
Я не усну, блесну забрасывая, чтоб зорьку мне не прозевать,
удилище струною бАсовою и дергать буду, и терзать.

И вдруг в безмолвья усилителе рывок, - тяжел  изгиб удИлища.
Она ко мне с язёвой свитой ли или, с подружками –ундинами?
Что комары и что  потёмки нам! Топырит жабру, будто орден
на ленте княжеской Потемкина, и величава словно Один.

Как виса высей, меч без ножен, как  викинга кольчуга брошенная
в ладье.  Изгиб колена нежен- такая милая, хорошая!
Полу- наяда, полудева, не рыба – лада- королевична, 
рассвету бледному  на  диво, такую отыскать мне  где ещё?

Но мироздание малО как! Земля –икринка. Ночи жуть.
И как    искристые молоки, по небу  льётся млечный путь.
Он звезды, словно блёсны сорит, из  нам невидимых  кресал,            
богат, как Крез. Но  эту зорьку, я все же, кажется, проспал.

10, июнь, 2010 г.


Молоки нельмы –Млечный путь.



ТОТЕМ

Трепещет щуки слиток золотой
на  малахите  молодой   осоки,
и первозданной этой красотой
настраивает  нас на штиль высокий.

То не рыбалка вовсе, а Клондайк,
сулят поклевки обретенье клада,
когда взбурлит у берега вода,
другой награды мне уже не надо.

И вот она – Емелина услужница,
на мелководье, как ихтиозавр,
и смотрят и кувшинка и калужница,
как будто это вправду –кинозал.

Как будто два отпетых негодяя,
за самородками отправившись сюда,
процеживали  отмель неводами,
но не нашли сокровищ и следа.

И нам вот это золото Макенны,
похоже, тоже  вовсе не к добру,
нависли тучи –каменные стены,
вот -вот обрушатся. И ухает - в бору. 

Мы тем гневим природу , что её
тотемов не щадим, но эта тема,
наверное, призванье не моё,
ведь о другом я –вот уже два тома.

А в третьем – дома на сковороде
ощерится  в угрозе щучий череп,
как будто всё она ещё в воде
и я малек – к её обеду - челядь.

10. июнь. 2010 г.

Смотри рыбак-не  суй щурёнку в пасть
ни пальца даже! Торопиться   всуе
не надо. Так легко пропасть,
когда тебя  бог тишины рисует
на берегу, с сияющей блесной,
как с драгоценною серьгой для уха омута...
Не помню дело было то -весной
или же осенью...Я идолу какому-то
молился. Я читал псалмы кувшинок,
и спининг гнулся луком, тетивой
звенела леса...Я как будто Шива
средь лотосов был просто сам не свой.
И вдруг взбурлило небо отражённое
и, скалясь на меня, -драконья морда...
Нас ждут с добычей с тех рыбалок жёны.
а тут...Как славный представитель  рода
двуногих,  отразился я в зрачке
огромной рыбины...Не выдержала леса,
я вспомнил о Иване Дурачке,
веленье щучьем..Ухнуло из леса.
И просияв боками золотыми
и крыльями присвистнув плавников,
она, как бы в сундук  монеты,-в темень
воды уйти должна была, как будто в тьму веков.
Всё выплеснуло на поверхность омута-
и печь с Иваном, и царя с царевной,
и словно бы по волшебству какому-то
ржаное поле,домик за деревней,
в котором ночевал я...





ОТМЕЛЬ
На мелководье греются мальки
живою бижутерией подвижной,
дела твои, природа, велики,
сквозь воду, как сквозь линзу, это вижу.

Нанизывая жемчуг и  сапфир,
луч солнца в зеркальцах сияет чебачиных,
и в каждой бок, как бог. И целый мир
в нем хочет отразиться беспричинно.

Тень чайки их пугает и пока,
она пикирует  к витрине ювелирной,
на дно реки уносят облака
мальки на матовых боках своих надмирных.

И вот - в осколки гладкое стекло,
и белая крылатая  перчатка,
пока в провал воды не натекло,
спешит собрать цепочки и печатки.

Чтоб откупиться, выбросит  река
алмазов   горсть –ей это дело плевое!-               
и вот браслет брильянтовый малька               
грабительница ввысь уносит   в клюве.
10.июнь.2010 г.


ПРОБУЖДЕНИЕ

Побеги новые-сосновые,
как будто свечи в канделябрах,
березе -  бальные    обновы,
выделывала   кренделя бы,
пустившись лебедем в осинники,
что по- озерному синеют.
У елей талии осиные,
стоят по краю - и не смеют.
И заневестились черёмухи,
и мхов  расстелены ковры,
у птахи певчей в трелях новый   хит -
какой гармонии    прорыв!
Кора виолончельной декою
вибрирует от первых звуков, 
и нужно быть, конечно, докою,
чтоб – и Чайковского, и  Глюка.
Скворцы во фраках –денди ладные,
у мраморных у колоннад,
медунки, как Татьяны Ларины-
и каждая наклонена
в приветственном поклоне-книксене,
и кружевом   -кружа из леса..   
Быть может  это только снится мне,
как ельник -   молодой повеса
берет за талию калину
у края водного, паркетного,
чтоб выкружить с ней на поляну,
для разговора для конкретного.
Симфонией   мажорной  дня
нагрянет вальс , воспрянет месса-
мазурочная болтовня
от  сна очнувшегося леса.
10.июнь. 2010 г.



осинами-
талии осиные…

МЕЧТА

Пень возмечтал-он мачта галеона…
Фантомной болью  отшумевшей кроны
он  ветви реями раскинул, парусами -
хвою свою,  чтоб плыть под небесами.

Не муравьи, а матросня на палубе,
волна качнула – и его не стало бы,
когда б мечта в реальность воплотилась,
дырявая, как старая флотилия.

Мечта ли мачтою скрипела над волнами,
но ей казалось-цепкими  корнями,
она уходит, под землею вглубь,
чтобы хватать там серебристых рыб.

Ей ветви снились, у комля фиалки,
ей было все ещё чего-то жалко,
когда её  качало изумленную,
казалось ей - она сосна зеленая.

10. июнь.2010 г.



Иван-Чай

Встречай меня, приятель Иван-Чай,
чай, стосковался, по ладошкам бледным,
и вот горишь, как пламенем - свеча,
в подсвечнике позеленевшем медном.

Над лугом ты как будто каланча-
твои пожарные –натруженные  пчёлы,
ты словно пагода - буддийски  величав,
все мантры твои до строки  прочёл я.

До лепестка до каждого, пожалуй,
до листика,- пора мой брат, пора! -
пока пластают клевера пожаром,
и шаром катится июльская  жара.

Войдешь ты в храм китайского фарфора,
чтобы  спознаться с инобытиём,
да Иван-Чай, теперь, конечно скоро,
тебя мы из пиалочек  попьем.   

И с Аллочкой - соседкой, мед блаженства,
на ложечку  на чайную мотать,
и будто бы с наложницей чжурдженской,
с нечаянной  пчёлкой меж цветков витать.

9,июнь,2010, предвосхищая


Шедевр

Не втуне петуньи трубят,
как  бы на турнире  гарольды,
и над огородом, клубясь
колышутся тучи дородные,

И молнии –копья свои
готовы  ломать на ристалище
чтоб рыцаря наземь  свалить,
пока он не отблистал ещё.

Тевтонское наше ведро,
лежит  возле бочки проржавленное -
повержен, но ширится гром,
урча  широко  и прожорливо.
            
Наитие чье этот день-
ваятеля или воителя?
Прекрасною дамой сирень
и шарф на копье победителя.

Блеск  облачных этих скульптур -
трактатом  Тейяра Шардена,
и сколько в саду ни халтурь,
уже не испортить шедевра.
 
9, июнь, 2010 г.





И сиру доселе   не лень,
пульсировать 
прекрасною дамой сирень,
 вся в фижмах – юна загадочна.




Клод Моне

Настурции
Натурщицы.



А Маня, была,  как у Клода  Моне -
чудесное красок мерцанье,
когда на кино не хватало монет,
мы крались подглядывать к бане.

Там крали такие, что даже Монмартр,
наверное, взял бы в натурщицы,
как будто бы кража  предавангарда,   
Моне нас манил не на шутку.

Мы резали краской промасленный холст
чтоб в сны уносить те рулоны,


салоны.

Импремссионизм.
Монмартра


Эдуард Мане



Заболоцкий. Огонь мерцающий в сосуде. Письма. Статьи…Похождеия в тюрьме…


Дальние Берега. (Имиграция)…



Ланселот…

Засим … (затем) вместе… Затем…засим…тавтология…


Карузо
 
Шевелился червячок

Кривлялся чевячок.

!!!!!Не  забуду  мать рОдную  !!!!

И словно воз рнабитый чудесами

Начнет звенеть настенными часами…

Звенеть начнет настенными часами…



Вербер. Муравьи



ПИКЕТ

…липкий пластилин…

…как невкусный кляп…
 Как бездарный кдип…--


азон

озон

словно песня скальдова


ШМЕЛЬ 

Шмель с похмелья выпил эля-
вздулось брюхо полосами,
и на белой каравелле-
голубыми небесами.


От сглаза луны никуда не укрвться.

С приливами слиться.



Луга –Дега. Тулуз -Лотрека
      Радук гТреколор…

 Эдь Греко…




  ЛУНА               

                Александру  Зенкевичу

Луна накрылась бледным тазом
и ну лудить прорехи туч,
чтобы не пропустить ни разу
ни эту  лужу и не ту.

Тележным колесом Сансары
по кратерам, как луноход,
чтоб с конюхом, как  древность, старым,
искать меж облаков проход.

Мы с ним в скафандрах белых бродим,
ведь до луны слетать - пустяк.                .
И вот я  вижу –это    Олдрин,
но только двести лет спустя.

Как в плату впаяны деревья –
они  - один сплошной радар,
и  вся притихшая деревня
читает лунный календарь.

Я твой, Селена,    патриот.
Ты вся  в светящихся   полипах.
По огороду, как  триод
пришелец  шествует на лапках.

Спеша  мерцающей тропой,
как ртуть - ко рту-  сквозь таз  дырявый,
пока не кончился припой,
луди, Луна, экстаз дарованный. 

7. июнь. 2010 г.

ИЮНЬ

Когда июнь  расправит кливер,
чтоб кони -вплавь по клеверам,
плыть до июля   -дело плевое.
Пары, как Черные моря.

И табунятся кучевые,
как каравеллы  в парусах,
как скифов орды  кочевые,
ушедшие на небеса.    
 
И вот  гривастый самый, белый,
по ватерлинию в траве. 
И ближний лес, как возглас: «Берег!»
и траверс  шеи экстравертен.

Верхом на нём –огнем закатным
Аттилы  чёткий силуэт,
пират степей  лавиной  катится-
кто остановит силу эту?               

Литовкою врезаясь косо-
что  абордаж   лихой ораве!
Идет  стихов второй укос
по отрастающей отаве.
 
7. июнь. 2010 г.


тогда, конечно, не до клева –
   



Клевер-кливер…

Стихов второй укос…
Не указ…



Поэзия, конечно, глуповата,
совсем не то, что двигатель Уатта,
в ней пользы нет. И мощи маловато.
Да и какая от неё зарплата?

Заплата что ли  на штанах Верлена?
Палата «дурки»?  «Новермор»-ворона



для зла привада…
 
СМЕРТЬ ПОЭТА

Отпевали поэта
на лесоповале
скрип заснеженных  веток
да эхо в подвале.

Говорили поэту
«спаси» и «спасибо»
магаданское лето,
стук колес по Транссибу.

Вот такого ему
стукачи настучали,
что зарыт в Колыму
во вселенской печали.

Он забыт за делами,
в заботах иных, -
шевелим кандалами
цепочек дверных.



МИКРОФОН ВОЗНЕСЕНСКОГО

МИКРОФОН-
МИКРО ФОН


БАГУЛЬНИК

Багульник- ты не богохульник,
души таёжной богдыхан,
цветение весны разгульной,
и вот –под ножик – бездыханнный.

Среди  витринных марафетов,
чуть  в стороне от  книжного,
тебя возьму как томик Фета
княжны ладошкой нежною.

Ты тоже образ мироздания -
его  основа и    обнова,
на каждом стебельке звезда
миниатюрною сверхновой.
Третья  баллада

На даче спят. В саду до пят
у яблонь  -ангельские крылья,
для взлета – не нужны усилья,
когда ты сном, как сад объят.
Они велят, они болят
до лепестка на каждой ветке-
они , как  паруса корвета,
с порывом ветра -   норовят.
Я просыпаюсь. Я объят
твоим весенним вознесеньем,
и птиц   неугомонным    пеньем,
как бы победным  звоном лат.

Прибавка к ангельским войскам-
такого прежде не бывало -
звенит баллада в девять баллов
в поддержку   солнечным    хорам.

Природа храм. И тем верней -
её колонны с контрфорсами,
все в листьях , словно фуга -в  форте,
до дрожи веток  и корней.

Как только в самом  раннем детстве
ранет  роняет лепестки
пером  с крыла. Знать, третье действие
закончено. Пролепечи
ещё чего-нибудь для отклика,
последней скрипки, чтоб  в пинал
запрятать перистое  облако
с крыла, где ангел пролетал.
 
7.июнь,  раннее утро.2010 г.




кливер-клевер

Какое утро белотканное
Простор , как будто с   делтоплана.
 
И он витает не по плану
///
В каждой малой травинке – Стравинский,
Ференц Лист в  хлорофилле листа
на березе . В лице - ни кровинки   
да линованная  береста.

То ли это посмертные маски,
то ли  свитки былых партитур?
В каждой ветке – Чайковского взмахи,
повелителя  клавиатур.

Это ново ли?- по партитуре…
 Вот когда  импровиза полет,
 вот тогда позабудь о халтуре,
 если музыка в руки идет.

Крыша дачи, как крышка рояля
к лесу поднята наискосок.
И такие высоты и дали,
на дверной напирают косяк!

Загляну- прямо внутрь –и увижу,
как  сонаты пульсируют  вены,
утро  птиц  на  веточку нижет,
как молитвы монах   вдохновенный.

Это Вена, наверное,  Брамса.
что кромсает симфонией зал!
И пока что ни пролил ни грамма    
из того что кому-то отдал.

Доннер ветер! Какой щедрый донор
Баладонною  нас опоить!
У природы  наровистый гонор,
 по наитию  вены кроить. 

И до самых до дальних провинций, 
многоликих   как песня скворца,
в каждой малой травинке –Стравинский,
в каждой   птице великий   - МоцАрт.
 6.июнь.2010 г.



Эта Вена конечно мгновенна,
как  в  росе  мой предутренний сад,
когда каплями  звуков Шопена,
на  заборе росинки горят.   


МАЛ  КУЛЬ
УЛЬЮ ПУЛЬ.



Толпа-тупа, как круп, кнута отведавший,
рабоающий вместо головы,
как судороги мышц и думать где уж там,
хотя бы доскакать бы до главы.

Халва из слова -"сладко"? Это мастера мы.
Поверх плакатиков опять удИлищ взмах,
малеванных на кухоньках фламастерами
из слов отчётов - люди -жмых.






В ПИКЕТЕ В ЗАЩИТУ ДЕРЕВЬЕВ
                Итренет -землякам
Уходить в пике пикета-
это дело для поэта,
дубинал, адреналин,
носа  липкий пластилин.

Две  старушки хлипкие
да аллея лип,
да решенье липовое,
как невкусный кляп.

Дрожью в теле елей-
супротив отелей,
офисов автостоянок-
супостатов окаянных.

Ты не рыскай, мент, не рыскай,
весь в пикете сквер Нарымский,
каждым деревцем, травинкой
каждым мурашом невинным.

Кислород да азон,
против льдов асфальтовых
на Челюскинцев газоны
словно песня скальда.

Цирк  отпрянул от собора,
у забора –Леший,
камнезубый   ящер - город
поперхнулся лесом.

5. июнь.2010 г.



Улицею 905-го

ПО ДАНИИЛУ АНДРЕЕВУ

Андрей по Даниилу
на смертном на одре.
Неужто  Дарданеллы
Из звука «до» в звук «ре»?

Из -до  в такое - после,
где слепками посмертными –
от Пушкина до Пресли
весь путь -лишь чудо песни.

Привкус  пера гусиного
да микрофон   змеёй
из глаза стадионного
чтоб смерть принять верней.

Махоткою на прясле
все наши буги-твисты,
и даже бачки-Пресли
лишь  поросль лицеиста.

Что ж! Слип май бэби, Элвис!
Бывают чудеса.
Твой гроб, как  домик Элли ,
 возносит в небеса.

5. июнь. 2010 г.




Монолог Спаниэля Моцарта

Прости, МоцАрт, ты пах акватофаной,
свечами сальными, дешёвеньким винцом,
скрипичной канифолью, затхлой  ванной,
хотя и коронован был творцом.

Хоть ты и гений, но, увы, не сука
с  её оскалом милым и вокалом,
когда  Сальери –вдруг входил без стука,
башмак его пах её чудным калом.

Парик его напоминал болонку
соседскую. Ушастых родила
она  потом щенков, как ни банально,
а всё парфюм- такие вот дела!

Прости, Вольфганг,  когда за  гробом шлепал,
чтоб проводить тебя в последний путь.
я грезил об охоте на вальдшнепов,
на уток кряковых. Чтоб ты когда –нибудь

не деку скрипки, а приклад ружья
прижал к щеке. Взлетает капалуха!
Стреляй! Но на надгробии, дрожа,
твоем сижу- пес с абсолютным слухом.
   
Луна-Сальери, Сколько на неё
ни вой, увы, не выстрелит ружьё.

4. июнь. 2010 г.

Альтернатиы тетива.
К чему клавир,

Амадеус, Вольфганг…


Амадеус…



В Елабуге - Марина
а здесь Анастасия,
а скольких уморили…
комиссар  спесивые.


То ли грежу, то ли сплю я,
То ли носом я клюю
под подушкой Коля Клюе



МУН  НУМ
ДОН  НОД
ДОМ МОД
БЫЛ  ЛЫБ

Отпуск на отолле

ОтоЛ(л) ОБ БОЛото

Песня Эола

ЭОЛ  ОСКОЛок  КОЛОК соло  э

Осколок Оскольда и Дира


ТАНТРА

Антанта Тантры. Наступление иступления.
                Та!




Все Анны немного Коренины,
и сколько мужьям вы не врёте,
колени белоколонные,
тоскуют о Вронском.

Балов баловство колдовало
в объятья -была не была!-
но этого всё- таки мало,
ведь свечкою - вечность ждала.

По темным углам и портретам,
по толстым романным томам,
томимая Блоком и Фетом-
как фея - в балетный туман.

Он всё же взбежит по ступеням,
безумной любви полубог,
чтоб поезд из тьмы, наступая,
наехал,как дьявол в клубАх.


Пила Пилата пилит  циркулярами,






Девочка, уж , ёж, жаба               

Неужели у ужа
ёж дружок,
подруга-жаба?
Я погладила ужа бы,
да иголки не дают.
Да и уж больно лют.

Жучок
Ну жучок, ну мужичок,
в норку нырь – и там молчок.

***
Экскаватор, экскаватор
Откопал трубу-экватор,
Прокапался в Улан-Батор,
Эксаватор-улыбатор.

***
Эти краны, будто крабы
Обступили дом –корабль.
Крюк спускает главный  краб,
словно крик пирата: «Грабь!»

***
Кран гудит в такую рань -
испугалась кошка,
тарахтит во весь экран
синего окошка.

 МУРАШ

Мурашу не страшен лес,
Знает он тропинку,
Как матрос на мачту влез
На свою травинку.


ПОЭЗИЯ

«А поэзия, прости, Господи, должна быть глуповата. «
                Александр Сергеевич Пушкин.


Поэзия, конечно, глуповата,
совсем не то, что двигатель Уатта,
в ней пользы нет. И мощи маловато.
Да и какая от неё зарплата?

Заплата что ли  на штанах Артюра?
Палата «дурки»? Или пуля-дура?
А если даже всё же - от кутюра,
то это все ж не тот кутюр, который

без клоунской какой-то мешковатости.
В нем нет  начальственности , нет  маршаловатости.
На «манке» полботинки что ль приманкою?
Его любовь с любимовской Таганкою?

Поэзия, понятно, глуповата
по мненью бесполётного Пилата,
к тому ж она  и противозаконна,
таков диагноз от  Сенедриона.

Поэзия, конечно же , бравада,
а вот подишь  – всегда для зла привада…
Не разорвут зубищами акульими,
так равнодушно разроясь по ульям

квартир и дач, покинут стадионы,
как мухи жертвенник.  О, где ты время оно!?
Что ж, бизнес-леди , балуйтесь стишатами,
 как в банке чеками, как тетки в баньке-шайками.
 
Стишок  тот - только лишь электрошок
от  паранойи   прибыли с рентабельностью.
В парную, леди? Здесь – костей мешок,
а там  бесштанных бардов-  штабель к штабелю.

Там фрак в крови, а здесь – косоворотка,
а не ума торговая палата.
Халат. Улыбка кроткая. Бородка.
Поэзия, бесспорно, глуповата.

3.июнь. 210 г.

СМЕРТЬ ПОЭТА

Отпевали поэта
на лесоповале
скрип заснеженных  веток
да эхо в подвале.

Говорили поэту
«спаси» и «спасибо»
магаданское лето,
стук колес по Транссибу.

Вот такого ему
стукачи настучали,
что зарыт в Колыму
во вселенской печали.

Он забыт за делами,
в заботах иных, -
шевелим кандалами
цепочек дверных.

4. июнь. 2010 г.


МИКРОФОН ВОЗНЕСЕНСКОГО

 МИКРОФОН-
МИКРО ФОН


БАГУЛЬНИК

Багульник- ты не богохульник,
души таёжной богдыхан,
цветение весны разгульной,
и вот –под ножик – бездыханнный.

Среди  витринных марафетов,
чуть  в стороне от  книжного,
тебя возьму как томик Фета
княжны ладошкой нежною.

Ты тоже образ мироздания -
его  основа и  обнова,
на каждом стебельке звезда
миниатюрною сверхновой.

3.июнь 2010 г.
Вишня
В самом деле- все мура,
все, что  слышно - это лишнее,
я сижу как самурай,
созерцаю ветку вишни.

Вижу только лепестки,
только пестиков кувшины
ветка – это взмах руки,
сокрушающего Шивы.

Этот миг мне всё же дан
онеменья  и запоя.
Это  мой бойцовский дан  -
вишни ствол, как чёрный пояс.

Выну самурайский меч,
залежавшейцся лопаты,
чтобы в форму всё облечь
 Ясунари Кавабаты.
 4. июнь. 2010 г.


Моя донбасская свадьба

          «Эх, да по фарфору ходят каблуки…»
                Андрей Вознесенский
          « Жить и жить бы на свете,
             да наверно, нельзя…»
                Евгений Евтушенко


Сотрясаются штольни
от победных рулад.
Что- то празднуем что ли,
или снова парад?

Не фата белопенная-
поминальный реестр.
Мендельсона с Шопеном
перепутал оркестр.

Свадьба то, или в касках
вся бригада  родни?
я женюсь на донбасске-
развесёлые дни.

Ой, вы шкалики звонкие,
за невесту –княжну -
мы не пили казёнки,-
самогонку одну.

Прикушу что ли гузку
во хмельном,  во пиру?
Вагонеткой закуску
отправляю в дыру.

Позадёрнута  шторка
от  черешен –подруг,
моя тёща шахтерка,
тесть- Стаханова друг.

За стаканом стаканище
по-стахановски - резко,
словно витязи,  канувшие
в том ударном разрезе.

Приглушите аккорды,
пусть цикады поют,
побиваю рекорды,
поедаемых блюд.

Собери - ка мне тёща
в мой забой тормозок -
соловьиную рощу
да шелковиц лесок.

Наворую я досок,
запасу  крепежа,
за такую-то дочку
мне и жизни  не жаль!

Мне бежать некуда ведь,
некому мне помочь,
если,  рухнув, придавит
антрацитная ночь.
 
3. июнь.2010.

Как виноградная лоза -
подсказка ли  в азартных играх?
так в эти пьяные  глаза
сдаюсь, приняв монголов  иго.

Магнолий  магию. Цветение,
как  света с тенью вечный бой. 
Кто мы с тобою? Лишь растения
переплетённые судьбой.

3.июнь.2010 г.

иглы, «Иглс»  пение
и пену


Вскрытие

Рояль в разрезе даже в до диезе
не зазвучит, взрываясь в полонезе.
Твой лик, как в зеркальце, - в «Чаконы» лезвии,
 как онемевший крик  ОМОНЫ Лизы.

***
Вся Россия твоя стадионновая,
словно стадо времени оново,
электрическая ли,   неоновая,



Шнур и микрофон



Не стало Андря Андреича.
В газету это заверстали-
Не стало.








БАБОЧКА НАБОКОВА

…Но узнавали от двоих, троих - от всех,
от тех, кто знал – не для утех его успех,
а для искусства и  харизмы, -
итогом преломленья в призме,
событий, стран, мелодий, ритмов,
слиянья и дробленья атомов,
да и патологоанатомов
труды фундаментом легли,
в основу этих достижений.
Итог -  «Людей и положений»
не Скрябин даже и не Бах,-
в дождевике и сапогах,
не ясный ум, не духа бодрость,
не кантианская премудрость,
закопанная в грядки строф,
а просто жил - и был таков.

Неужто с посохом, Андрей,
вслед за Борисом Леонидычем
из переделкинских Бродвеев
из переделок всех-на выдачу
из бытия -в небытие,
с сачком - за бабочкой Набокова?
И всё опять - наитие?
Вы в том, конечно, дока! 
То не февраль, чтобы –навзрыд,
чтобы достать чернил и плакать,
какой цветенья млечный взрыв!
То вам за схиму слова плата.
Россия  вся - одним венком
черемух, яблонь и сиреней.
Опять рок-опера в «Ленкоме»-
итог борений и горений.

Гори, гори звезда цветенья
романсово- архитектурная,
среди воспрянувших растений
сопранами колоратурными.
Тот тихий шепот   в микрофон,
не перекроют децибелы
земной закончен марафон
и вот идет в хламиде белой.
Как нимбошлемный  астронавт,
шлюзуясь в  полумрак  отсека,
навеки уводя всех   нас
от всех генсеков и Гобсеков,
не Кант, конечно, не Бальзак,
и не базальт какой науки,
но весь-поэзии азарт,
но весь -побег от суки- скуки.

Лобайте. Шарфик –не петля.
Пускай пиджак-белее амфоры.
А слово не доноса для,
а для любви и для метафоры.
Пижонство только отблеск шанса
на чьи-то пальмы и «Пежо»,
нет, он не стал американцем,
хоть и предание свежо…
Земле –земное –Богу Богово
Поэта - в вечность! То потеха ли?
И вслед  за бабочкой Набокова…
Отсчет закончен. Все. Поехали!

2. июнь. 2010 г.



С сачком за бабочкой Набокова 



ЧЕМ

Поэт в России больше чем
и Чемберлен, и чем Берлинской
стены  непобедимый крен,
и тяжба Гоголя с Белинским.

Он даже больше, чем сюжет
на телевиденье центральном…
И выглядит куда  свежее,
чем  перед  смертью генеральный.

Он больше,  чем генсека речь
бисексуально-надтрибунная,
и трибунальная картечь
союзписательско – картонная.

Он птицу-тройку запрягал,
и напрягал стихом гэбиста,
и весь-то он, как мадригал,
на дуэлянта меткий выстрел.

Тот выстрел выстроил бы нас,
как то не сказано в уставе,
но в полку, как в иконостас,
золотокорй томик вставлен.

Блажен, кто посетил сей мир
в его минуты роковые,
стал нашим всем. И вот кумир
уходит в дали вековые.

Поэт в России больше чем -
мощь бомб и топливо ракетам…
Молитесь ризам и свечам,
и  явленным в миру Поэтам.   

2. июнь, 2010 г.


Я выше умолчал о «Клинском»



ВИТРАЖНЫХ ДЕЛ МАСТЕРУ

Когда витраж впадает в раж,
чтоб ткать на стенах гобелены,
ты в латах весь, стоишь, как страж,
у врат  зияющей вселенной.

Селена светит или звёзд
лучи шуршат в утробах  трубных
иль пО небу кометы хвост,-
тот  караул нести не трудно.

Всё это бликованье жизни,
всех этих красок  перегонка,
лишь луч, явившийся из линзы,
в руках беспечного ребёнка.

Что фуга! Только стружка плотника
бегущая из- под фуганка,
когда уже два потных латника
в затылок дышат на Таганке.

Соседство стекол и свинца,
как краски в буквице заглавной…
И вот Архангел шлёт гонца.
И  цепенеет воск оплавленный.      

И ты опять выходишь к рампе,
чтоб стекла 
чтоб  словно подорожник к ранке,
свой стих к печали приложить.





У струга на носу оскал драконьей морды.
Ты как колумб…

Князь Игорь(Лякшев)

В апреле родился, чтоб всех удивить
князь Игорь из прежних времен,
всех девок влюбить и хозарей побить,
конечно, князь Игорь должон.

Такая уж времени мощная связь,
как витязь ты бьёшь волейбол,
зеленый, как кедр, и могучий, как вяз,
видать, весь в папаню пошёл.
 
Как ныне сбирается вещий Олег,
Князь Игорь, конечноЮ, принем,
И вот в Помидорово быстрый набег набег,
чтоб вырос здась каменный дом.

Тот дом в  восходящего солнца Поми…
В Помидорово возведен,
Как здорово. Ты поздравленье прими
и низкий хазарский поклон!



D fghtkt



Иона
Вадим Сагарда
В морских глубинах,
на мертвом дне,
в когтях звериных
и в наготе,

на шаткой тверди
и на краю
стремнин и смерти,
в аду, в раю,

в китовом чреве,
и в недре гор,
в бреду и гневе
как тать и вор

изжил я век.
Тебя бегу я,
но тщетен бег

и аллилуйя
я снова рек,
Тебя взыскуя.


Челябинская область

Общественная организация «Союз журналистов России. Челябинское региональное отделение»

454080, г. Челябинск, ул. Энтузиастов, 12, оф. 506

Председатель: Писанов Владислав Леонидович
Место работы: директор-главный редактор Издательского дома «Труд-Регион»
Тел.: (351) 265-61-13
Тел./факс: (351) 265-61-17
E-mail: pisanovV@yandex.ru





У Гнедича  манера- гекзаметры слагать,
когда была бы мера, а то –ни дать ни взять,               
скульптурно мускулисты – ахейцы и троянцы,
как будто культуристы толпой пришли на танцы.

Народу в «Илиаде», как будто на футболе,
иль в праздник на параде по Зевсовой, по воле,
Вот он выводит войско, а на галёрке боги,
потом –уж ты не бойся! – он подведет итоги. 

Афине не до фени – что будет с Ахиллесом,
колышутся на фоне троянцы частым лесом,
и вот она с  Зевесом затеяв болтовню,
Еленину в замес – троянскую родню.

Казалось бы интрига спортивная всего лишь-
кому – какая лига, но книга не о том-вишь!
Ну а о чем? Не скрою – о том, мой юный друг,
как  победили  двое   троянский свой недуг.

Слепым певец Гомер был, и Гнедич слеповат,
а вот светили зрячим на столько киловатт!
Два  чемпиона слова – таков итог войны,
вот с чем в скрижали  славы  они   занесены.



Жуковский не таковский – тот прям средь мужиков,



или у Данте в «Аде» или в «Раю» тем более,




Или у Данте в «Аде» -  и все без анаболиков.



Вот он выводит войско, а на галерке –боги,
Итоги.


Совсем как у жуковскокго –непал не на таковского нслепой певец Гомер.




+++
Герой былого и Крылова,






покрыл штандарты наши славой,







не лазил он в карман за словом,
как волк в овчарню.





парик-овца шрам на поллица…



он волка гнал до Ватерлоо


***
Неужто, я только твой ветер в руинах,
когда кончен бой и войскам не осталось
уже ничего, как  брести по равнинам,
расходуя лишь вековую  усталость?

И я-то один- всё несметное войско,
лишенный                воздух

как  жизнь на далеких безжизненных звёздах.







«Письма о Русской Поэзии»,  Николай Гумелёв… «Антомия стиха». О видах читателя… Чупрынин… 




Входят Екатерина с Потемкиным.

Скажи, Емелька ты не Питер Ульрих? Не муж безумный мой от колики почивший?
Геммородоидально и почти что…






ПИСЬМО ЕКАТЕРИНЫ ВТОРОЙ  СУМАРОКОВУ

Морока мне с тобою, Сумароков, ведь ты же не Расин, не Лафонтен,
трещишь под ухо оды, как сорока, а водочки бы принял – лафа тем
была бы, кто устал от плоских басен, от вычурных стихов твоих, пИес,
уже скучают на столе колбасы, а ты – среди метресс, как мелкий бес.

Ведь не Дидло ты – мой библиотекарь, тем более не сам Жан Жак Руссо,
зануден ты и труден, как аптекарь, что выписал таблетку- колесо.
А вот поди ж – опять пошли мигрени, да и в карете так понатрясло,
что  я, пойми, пиит, давно на грани, и что мне рифм певучих ремесло!

Со скрипицей своею Пётр Ульрих опять приснился, это не к добру!
Отведай лучше нежных ножек курьих. И осетры лежат по серебру.
И ананас –на дрезденском фарфоре, и молодец-солёный огурец,
пойми, когда и ты у нас в фаворе, не для стихов ты ходишь во дворец.

Я и сама гиштории слагаю, чтобы собрав артистов крепостных,
к посредству аллегорий прибегая, поднять на смех каких вельмож  иных,
и все же – лучше, чем в заливе Финском волна и парус в Данию спешащий,
я никогда не видела. Все фикция! Тем более невместные стишата.

К тому же, говорят, что с Калиостро якшался ты, а этот тамплиер,
у графа на Васильевском, на острове, в графине обнаруживал химер!
И через тех фантомов бестелесных пытался на беременность влиять,
и добивался КОМП*лиментов лестных, как начинал по козьему блеЯть!

Проблюйся, милый! Во дворе на клумбу, где  дщерь Петрова целилась в сорок,
иль кукарекни, взгромоздясь на тумбу, мой милый, мой бесценный Сумарок…,
до срока захмелел ты, брат, и мельком уже стишок  опять крапнул неча…       
Пока я буду думать - как с Емелькой! Суворов одолеет ль Пугача?
   
11. май. 2010 г.

*Не исключено , что благодаря магическим приемам Калиостро,
Екатерине Второй удалось реинкарнировать в компьютерные сети.
Иначе- как объяснить это КОМП в рукописи? 


http://vedomosti.sfo.ru/articles?article=23121


Контрабас с голосом скрипки
Рубрика: Общество

Голос Александра Метелицы — не спутаешь ни с каким другим. Лично для меня он впечатался в память вместе с простеньким динамиком на кухне и временами, когда радиолюбители собирали первые «транзисторы» с ферритовыми стержнями и входили в обиход катушечные магнитофоны. Поэтому, услышав в редакционной телефонной трубке знакомый с детства голос, сразу, как говорится, «угадал мелодию».

Приглашение в гости, надо сказать, было немного неожиданным. В «бальзаковских мансардах» других ветеранов радиоэфира бывать приходилось (кто ж не помнит мальчишников у Филимона Черноусова, задушевных разговоров у Михаила Пузырева, читок стихов у Виктора Крещика!), а вот с Александром Яковлевичем — только по работе. И в то же время при всякой случайной встрече классик не забывал сказать доброе слово: он благодарный читатель и тонкий ценитель очерков, эссе, журналистских расследований. И, возможно, потому, что может по праву считать себя основоположником целой школы очеркистов. И вот — две книжки, вчитываясь в которые, убеждаешься — таланты не ходят в одиночку. О том, как во время войны маленький скрипач, принятый в музыкальную школу при Харьковской консерватории по причине наличия абсолютного слуха, бежал с мамой в Новосибирск — скупыми штрихами, но рассказано в книге «Монолог». В основном же эта книга не о себе, а о других. Антология посвящений — задушевных, ироничных, излучающих какой-то мягкий свет, таких же, как сам Александр Яковлевич. Среди них исполненные в шутейно-ироническом стиле посвящения двойному тезке Александру Яковлевичу Толоконскому, Григорию Гобернику, Арнольду Кацу, Юрию Магалифу, Наталье Пустоветовой, Ольге Еременко, Ролену Нотману. Журналистика в жизни Метелицы всегда переплеталась с артистизмом. Он мог превратить общение со своими слушателями в своеобразный моноспектакль. Да и вообще в его жизни многое оказалось связно с театром потому, что радио шестидесятых—восьмидесятых было не только репортерским, но и постановочным. Оно подразумевало не столько снабжение слушателя информационной «нарезкой», сколько задушевное общение с аудиторией.

«Не могу не вспомнить о том, что в самом начале 60-х я по согласованию с областным отделом культуры уехал в деревню (село Елбань Маслянинского района), организовал там “Штаб культуры”, расшевелил сельский народ, особенно молодежь, причем все это фиксировалось на магнитофонной пленке. Я приглашал в это в общем-то далекое село известных наших артистов, писателей. Словом, о нашем “Штабе” заговорили, даже в “Литературной газете” появилась большая статья. Первым, кто приехал из города, был Юрий Магалиф. Причем стояли сорокаградусные морозы, перед этим сильно пуржило, дороги замело, из райцентра Маслянино Юрий Михайлович добирался на санях…»

Шуточная ода-приветствие Александру Яковлевичу Толоконскому в честь 60-летия была написана «на заказ», в ответ на экспромт щедрого на доброе слово поэта «была получена “премия” — бутылка французского коньяка». «Я бы, возможно, забыл о том посвящении, — пишет автор, — если бы почти через 10 лет случайно не познакомился с сыном того Толоконского — Виктором, в то время вице-мэром Новосибирска. Я вдруг заинтересовался этим человеком, напросился на собеседование с ним, и ровно через месяц в эфире прозвучало мое очередное “Пресс-ателье”, разговор с Виктором Толоконским».

Совмещение времен было и останется фирменным приемом по-окуджавски бережного «портного слова». Собственно, само «Пресс-ателье» Александра Метелицы родом из времени, когда магнитофонная пленка кроилась ножницами.

 Книга стихов и песен раскрывает еще одну грань незаурядного таланта. Поэт Александр Метелица — тонкий лирик, умеющий сохранить мерцающий звук слова. Многие его стихи написаны как песни к спектаклям и мюзиклам. Его песенные стилизации виртуозны. Раскованность и поэтическая рискованность речи — свидетельство все того же никуда не подевавшегося абсолютного слуха. К скрипке он уже не возвращался, зато гитара стала тем «соавтором» его творчества, без которой не было бы Александра Метелицы с его бархатисто-мужественным, чуждым фальши голосом. Журналистика и поэзия переплелись в творчестве Александра Яковлевича так, что уже не отделишь одного от другого. А его эфирный монолог «Привилегия души» дышит очарованием ритмизованной тургеневской прозы. В сюжете звучащей сегодня в одном из спектаклей Малого театра песенке «Контрабас» как бы переданы две основные линии судьбы Метелицы.

И контрабас жалел не раз,
Что он не скрипка, а контрабас.
И он бубнил, кляня судьбу:
Бу-бу, бу-бу, бу-бу.

Вдохновение не покидает Александра Яковлевича. Есть желание писать. И как всегда есть что сказать. Возможно, теперь станет слышнее голос скрипки в руках мальчика, глаза и улыбка которого по-прежнему светятся на лице, изрезанном мужественными морщинами.

Коллаж Натальи ЖУРАВЛЕВОЙ.




















О ЖИТИИ ПОЭТА

            «…глаголом жги сердца…»
                (из классики)

Ну чем заняться в житии поэта?
Дуэль да водка? Или суицид?
Как мало для фантазии полета
здесь места. Да и жизни – дефицит.

Здесь -Лиля Брик. Там танец Айседоры,
здесь пистолет, а там, увы, - петля.
Здесь светские «шу-шу» да разговоры,
там –патлы, наркота, сыра земля.

Зачем в петлю дорожную соваться,
зачем гусарить по чужим тылам,
пить водку да на пулю нарываться,-
свинец  с шампанской пробкой пополам?

К чему мираж «кислотных путешествий»,
как разъяренной барыне  - Му-Му?
Зачем тирана гладить против шерсти,
и за стишок идти на Колыму?

Займусь-ка я слегка  и тем, и этим,
весьма изыскан прейскурант безумств.
Затем ты и поэт на этом свете,
чтобы вносить в сердца людей бузу.




ОТНОСИТЕЛЬНО АЛЕКСАНДРА МАКЕДОНСКОГО

В разгаре третья мировая,
она,  как язва моровая,
вот мы уже берём Багдад,
как Александр брал когда-т…

Послать  по пахоте пехоту,
слетать  в саванну на охоту, -
империй похоть утолить,
напалмом джунгли подпалить.

Везде охотничьи трофеи-
в борделях - гейши, в сказках-феи,
и мачо сплошь в боевиках,
во всех уже как есть веках.

За Гитлером идет Саддам,
их затаскали по судам,
Фемида, впрочем,  или линч,
кругом сплошной - МилошеВИЧ.

И лишь нехлипкий сын Филиппа,
лежит – ни стона и не всхлипа.
В рекламном клипе – юн и горд,
среди других  отвратных морд.


На иллюстрации: Александр Македонский во время охоты на вепря.

ОТВЕТ ФИЛОЛОГИЧЕСКОМУ ПРОФЕССОРУ
               
                Вячеславу С.

И вот на смертном, на одрея я,
в который раз, в который раз,
я сам в себе убил Андрия ,
хоть и не Бульба , не Тарас.

Уж лучше бы Хеменгуэя,
иль Джека Лондона, а то
носил  чего-то в кабуре я,
на дело же пошёл в пальто.
Топор в петле, как в «Англетере»
поэт, к тому же под полой,
и вот теперь , конечно, пере-
я –воплощусь. Навек долой

рутина букв и запятых,
что мне цыганка нагадала,
теперь на жилах золотых
я буду просто негодяем.

На Кубе без богемы и
какого-нибудь там кубизма,
я в отношенья полигамные
вступлю хотя б для коммунизма.

Предам и хату и коня,
ради моей  прекрасной панны.
Вот так! Поймете ль вы меня?
Но то не входит в мои планы. 

Стреляй  ружьё, уж так и быть,
которым  - львов в Килиманджаро,
в корриде этой я и бык,
и бандерилья – в холку жалом!
 
И самородок золотой
и  волк, готовый впиться в глотку,
до гонга, как до ЗАПИТОЙ,
боксировать ли, пить ли водку!

Я и – старушка и топор,
и расплачусь по всем процентам,
неужто, это всё я пёр,
для диссертации доцента? 

10. май. 2010 г.

ПИСЬМО ВАНЬКИ ЖУКОВА СТАЛИНУ 2

Товарищ Сталин –ваш портрет на стенке. Я так люблю на это посмотреть.
А чтобы протереть усы и зенки, я подставляю с кухни табурет.
Товарищ Сталин, я немного пухну с тех пор как переехали мы в Н-ск,
и если с табуретки все же рухну, считайте, что погиб я за Смоленск.

Товаришь Сталин, я шифрую город, поскольку всюду бродит диверсант,
тот диверсант зловещий –тощий голод, вчера только забросили десант.
Вчера мы рыли мерзлые картошки, с завода после смены возвратясь,
позавчера доели нашу кошку, за перевыполнение борясь.

Товарищ Сталин, мы на «Сибсельмаше» под видом сеялок –снаряды для «Катюш»,
и тот посев –дела поправит наши, когда устроим фрицам проутюжку.
Мы выиграем и эту пятилетку, ночами,  у  мартеновских печей,
Пока я подставляю табуретку к станку токарному, но это ведь ничё…
 
Я подрасту. Закончу семилетку, и ФЗУ и даже институт,
и уберу  подальше табурету и соберу в дорогу парашют,
и спрыгну


Нам лебеды пока ещё хватает, а то, что с хлебцем плохо- не беда,
Мамкм
План

Тропы
Тогда бы ничего не подписали …Молотов и Ребентропп… таёжных троп



Пришли хотя бы полмешка муки.


ОПЕРАЦИЯ «Валькирия»: Том Круз


В «Медвежьей берлоге» взрываю опять свой портфель,
чтоб всё ж побыстрее в Валгаллу - проклятый  фельдфебель,
иль я не ариец, иль я не красавец-берсёрк,
чтоб  разом - в иную реальность мгновенный бросок!?
Чтоб мог фатерлянд – снова с белого напрочь листа, 
и нет в том беды, что Том Круз – это всё же Лестат,
маг должен свершить свой обряд хоть три раза подряд,
ну а убиенный –он реинкарнации рад.
Хотя бы в «Мосфильм», ну а лучше уже в Голливуд…
Пока мы готовим кому-то свою «Булаву»,
и выбор не сделан, что лучше им –пряник иль кнут? -
они  нам возьмут да кого-нибудь реинкарнут.
Фельдфебеля, Круза-вампира –такой эзотеро-круиз.
Чтоб, скалясь клыками под «балкой»*, головками вниз,
 когтями вцепившись  в дубовые наши листы,
орлиные крылья из куцых лопаток растить.
Чтоб снова опять в том Баварском пехотном полку,
 фельдфебель твердил наизусть бы устава строку.
 И чтоб наподбье  оживших в тепле спирохет
явился б на «балку» с прутом арматурным скинхед. 
 

*жаргонное название барахолки.








Ода переводкам на дембельском чемодане

   «Беру свой чемодан, беру свой чемодан
  и снова отправляюсь на  станцию…»
         Дембельская песенка…


Прямой  наводкой-переводка
на дембельский, на чемодан,
какая, замполит, красотка,
да не одна, а череда!
Одна к одной- бриджитбардовые,
все-клаудиокардиналки!
Конечно, девочки бедовые,
чего там –сущие нахалки!
О чем сыр – бор, сержант Егоров,
к чему здесь твои байки сальные?-
они же к нам через заборы,
как диверсантки гармональные.
Как  «пианистки» школы абвера,
чтоб выйти  через то на связь,
все длинноногие до одури,
вовсю заSOSами светясь.
Что ж, засветились с резидентками,
и вот наряд -и хоть опухни…
Придется свыкнуться с застенками,
эсэсовскими  ротной кухни…
Прощайте девушки из «Дефы»,
из телевизора в ленкомнате,
где первые слагались строфы
под жвачки ароматно-лакомые.
Я буду вашим Гойко Митичем,
а лучше уж Ален де Лоном,
но только вы одно пойми ,что
я вами побежден и сломлен!
И я бегу, бегу поверженный
в  глухие русские поля,
и, как присягу вдым   затверженную,
шепчу: «Фроляйн! Фроляйн! Фроляйн!»
На этом вот на чемоданчике
прям через Польшу, через Брест,
 от вас,  хохочущих, подальше чтоб -
в объятья заспанных  невест.

9. май 2010 г.



Фауст и Мефистофель

Мне надоело мерять черепа
в окружности. Или же серу с бромом
в стеклянных колбах смешивать. Глупа
алхимия. Не лучше –астрономом,
нацелив в яму космоса прибор,
вести планет бухгалтерский реестр,
чтобы потом нести учёный вздор
студентам с кафедры. И не один семестр.
Уж лучше –ка я чёрта попрошу
Перенести меня поближе к Гретхен,
Пусть братца в драке её распорошу
ударом шпаги, как острОта, метким.
Уж лучше спрыгну в винный погребок.
-Вина! Трактирщик! – Иотборной бранью
потешу душу, севши в уголок.
 Уж лучше я вопью с бараний бок
Зубами, чем в загадки мирозданья!
-Зачем теперь дурацкая латынь?
Чтоб разве «гаудеамус « спеть по пьяни?
-Эй, Мефистофель, хватит пить-летим…
И тьам , где кружкою об стол –огонь и дым,
И морды у коней в горячей пене.

1990 г.


За пять минут до ядерного взрыва


За пять минут до ядерного взрыва
я, кажется, читал Хемингуэя.
«Старик и море». Книга Бытие.
Иона – в чреве грозного кита.

За пять минут до ядерного взрыва
я, неродившийся, сидел в уютном чреве,
как Будда, в материнском темном лоне.
И для меня набухшими сосками
острилась звёздно грудь моей Вселенной.

За пять минут до ядерного взрыва
все жизни , нерожденные планетой
сияли в нас. Я приникал к тебе
и ты шептала мне о чём то древнем.
И закипала пена океана,
и , смешивались с пеною, икринки,
и над водой носились чаек крики,
а на твоих мертвеющих губах
метался и не мог найти покоя
предродовой или предсмертный стон.

Запять минут до ядерного взрыва
ты обладала даром материнства.
Ты зачала грядущую надежду.
В тебе уже пульсировал точка
пронзительного крика, резкой боли,
в тебе уже светилось Рождество.

За пять минут до ядерного взрыва
старик Сантьяго был надежды полон,
 что эта грандиозная  рыбалка
удачно завершится, а Иона
молился за всех нас в китовом чреве,
и за китом не гнался китобой.

В те пять минут мы были счастливы с тобой.


1990 г. Из книги «Средокрестье».

Встреча

Человек с ухмылкой  на лице,
погружённый в схемы истин вечных,
шёл по улице, не замечая встречных,
шёл  и повернул в её конце.

За угол свернул - и плащ крылато
взвился. Вероятно на авось
повернул, чтоб выйти хоть куда-то,
и, шагнув, прошёл меня насквозь.

И пока он сквозь меня ломился,
рушились миры и облака,
города вздымались, лес дымился,
уплотнялись до секунд века.

Он прошёл, опять свернув в проулок,
и не видел на пути своём   
никого. Проулок пуст и гулок,
лишь ухмылка на лице моём.

1990 г.

 Голова

С места лобного упала голова
и со стуком покатилась, покатилась
Понеслись вприпрыжку ропот и молва,-
Мол, казненный-то попал к царю в немилость.
А ещё, что голова-то, мол, жива,
Закопали – вновь явилась  в мире,
Спросят только:
- Сколько будет дважды два?
А она в ответ:
-Кажись, четыре!
И на шею снова – прыг кому-нибудь.
И давай вещать: Земля-то, дескать, крУгла!
Дескать, путь на небо – Млечный путь!
И пойдет, пойдёт спиваться с круга.
И начнёт мутить , как омуты, умы,
и мечтать о шапке Мономаха,
и потянутся, потянутся дымы
над дворцами…
                Только вдруг с размаха
Хряснет между позвонков молчун-топор,
А чтоб более уже не воротилась,
всем тем буйным головам в укор
выдумал сам царь такую милость:
зарядили пушку головой, выстрел грохнул,
радостное чудо!
Унеслась под визг и бабий вой-
В никуда, вернувшись ниоткуда.
Только скрылась из виду едва,
Я за столб схвтился,
вижу-волос- подо мною шевелится голова
и вещает глухо грозный голос.
И лечу. Лечу я в никуда.
За волос схватившись – в грозном ире.
Вопрошаю:
-Сколько будет дважды два?
А  в ответ гремит:
-Кажись четыре…
 
1990 г. Из книги «Средокрестье».





РЕСТАВРАЦИЯ ПОЛОТЕН В ДРЕЗДЕНЕ

Я шёл брусчаткой в ротном строе плотном,
как будто бы объевшись рафинада,
иль насмотревшись на картин полотна.
Ну а чего ещё, скажите, надо
для  рядового, чтобы - чин по чину?
Тем, кто не курит, -вот ведь службы козырь!- ,
и пусть не говорят про дедовщину –
две пачки полагалось  той глюкозы. 

Конечно, в месяц. Ну какие наши годы?
К тому же плюс - ни много и ни мало
дойчмарок на карманные расходы.
Все это настроенье подымало, 
ведь  мы могли напиться лимонад
да и, хрустя печеньем, попижонить,
ну а чего ещё скажите надо,
когда к тому же  Тициан с Джорджоне?

Ведь нас, поймите, не для променада
сам замполит водил в барочный Цвингер,
а для поднятия- и это тоже надо! –
культуровня. Хоть прост майор был с виду
но Рубенса, понятно, от Ван Дейка
мог отличить . Жену старлея Лиду
от медсестры санчасти. О, злодейка,

судьба, что сердце рвет на части,
как Черчилль с Рузвельтом златобагетный Дрезден!
Принять же в реставрации участье, -
ну кто себя такой мечтой не дразнит?
И  вот «Венерой» спящею  Джорджоне
нам снятся ночью командиров   жёны.
И больше всех средь них обнажена
старлеева дорожная жена.

По Рубенсу - и красок не жалея!-
после того, как холст спасал солдат,
конечно же- сплошная Лорелея.
Когда за реставрацией следят
в самом Кремле, - не вышло б аморалки,
чего попало здесь не намараешь,
К тому же  подземелия схорон
весьма попортил телеса матрон!

Я, запершись в каптёрке, рисовал
в альбомах дембельских, с сержантами в обнимку,
Венер и Нимф с Вакханками вповал,
и дембелей меж ними-  снимок к снимку.
Прервал процесс взъярившийся стралей,
да и майор, похоже, с замполитом,
когда шмонали ушлых дембелей,
неверно оценив мою палитру.

Глядя на то, как на плацу горят
к шедеврам  все приравнянные жёны,
у тумбочки я стойко нёс наряд
внеочереди,  признанней  Джорджоне.
И служба мне казалась рафинадом,
и лимонадом липким, и печеньем,
ну а чего ещё, скажите, надо,
легко в бою, коль тяжело в ученье!


8. май. 2010 г. 





и  Рубенс, и  Ван Дейк нас ждали в залах музейных  Цвингера?
Нет, не для ротозейства туда мы отправлялись , а повысить чтоб уровень
культурный


не для променада.





В музее бундесвера

А в  Дрездене , в музее бундесвера такая тишина, как будто в морге.
«Их верде шиссен», «Хальт» да «Гутен морген», -
 вот весь запас  словесный на немецком, каким владел, читая по  табличкам,
чтоб прошлое познать без обезлички.
 Вот рыцарь в латах. Вот  «Пантера» с «Тигром», а  это вот, поди ж, - кресты тевтона
 на  «Мессере»…А  вот и многотонный
кусок подлодки, форма  офицера. Вот фото  Геббельса – его жена и дети,
и надпись длинная , но все ж куда их деть
печальные страницы тех ошибок, которые закончились бомбежкой,
а для меня простой солдатской ложкой?
Да, ложку я носил за голенищем в том городе , где  Федор Достоевский
писал  так вдохновенно «Идиота», лишь потому, что каша достается,
тому, кто носит ложку наготове, как рыцарь  меч
как мышцы, знойный мачо,
собою даже с ложкой то-то знача.
Тому обучен опытным сержантом, гонявшим нас по плацу,
даже Мышкин и тот, наверно, всё же с ratio
дружил гораздо более, чем я с той узкой полосой препятствий,
где приходилось то ползти, то пятиться,
изображая героизм и ловкость. И, честно говоря, на турнике
я предвещал собой падение Стены Берлинской и уже  ни с кем
не мог бы помешать однофамильцу, договориться с другом нашим Коллем,
оставить все как было,  будто с ним вдвоём одною ложкой ели кашу,,, А коль
уж говорить совсем по правде – чурался я воинственного духа,
законсервированного, как тушонка в банках, в музеных залах, где Война-Старуха,
нам скалилась зубами всех столетий, изображая из себя молодку,
и демонстрировала нам свою полодку,
уже без капитана и акустика,
внутрь заглянул, а там –поймите –пусто!

 
8 май. 2010 г.





Реквием на губной гармошке

Играла метель на гармошке весёлого Ганса,
на жизнь  не оставив ему ни малейшего шанса.
Так губы по-детски  в блаженной  улыбке сложились,
как будто и впрямь ему весело очень служилось.

Склонялись стратеги над картою смертного боя.
Он бросил свой «Шмайсер». Губную гармошку с собою,
 туда прихватив, где  ни танков, ни лютых морозов,
 где будет он вновь целовать кареглазую Розу.

8.2010 г.


ФУГАС И ОРГАН

Когда фугас ударил в кирху, как бы киркой в каменоломне,
вдруг загудел орган и вспомнил, как он играл когда-то фугу.
Он  «взял» аккорд без органиста, сказать пытаясь что-то миру,
но  не услышан был Vox Dues* из-за ковровой канонады.


*Vox Dues  - Голос Бога(лат.), нижние, басовые  голоса в фуге.



Туда, где по Дрездену с нею , цветеньем объятому,
 













Волосатясь лесной головой…

МОНОЛОГ ПАТОЛОГОАНАТОМА , ВСКРЫВАВШЕГО  ТИХО БРАГЕ…

Да, дело было  где-то в Праге, как брага в фляге, -  Тихо Браге,
флегматик  старый, математик,  парадоксальный  компромисс
материи с мистерий буйством, гордыни с  мелочным холуйством,
обсерваторский  жрец –фанатик,  к тому ж придворный хитрый лис.

Он к нам из Дании сосновой. Уже порадовал сверхновой,
отвел  от нас  кометы ужас, нарисовал пути планет.
Теперь вот дует пиво с Кеплером, что пильзенское-только топливо,
когда  найдут его чуть теплого, а почки -то уже и нет!

Уранебурга уремия, как будто плач Иеремии...
И найден в почке астероид, а  в мочеточниках – планет
погибших мелкие осколки, и наподобие иголки
стекла кусочек с верхней полки и два подобия монет…  (Магнит)

А взять, положим, колбу с носиком всемочевого пузыря,
здесь сплошь  торосы купороса и ртути явные наносы,
и желтизною янтаря всё светится, как купол звездный,
который был, конечно, создан  не всуе споров и не зря,

чтоб не дразнить домининиканцев. Для обвиненья не дал шансов,
но все ж не мог не пить вина. И потому мог быть отравлен…
Коперник был иным прославлен. А вот –те на- вертется на
вертеле  не захотелось,  чтобы  сильней Земля вертелась!

Вот мозг его! Небесный глобус. В нем вдохновение и злоба
смешались, чтобы воссиять созвездием Кассиопеи.
Но песня спета. Подоспели признанье, слава, разве чтобы
как ход часов на ратуше, сказать ему : «Пора уже!»

И вот костлявая с косой – хоть и алхимик, а   пожалте…
по предсказанью гороскопа, на площади на городской,
щёк пожелтевших  пергаменты, -его последние моменты,
и нос*дорос до телескопа в молве   безудержной   людской.
   
* В молодости, во время драки Тихо Баге  лишился части носа
 и потому ему приходилось носить протез.





МОНОЛОГ ЖЕНЫ  КЕПЛЕРА

Лаокоон   в объятьях параллаксов, куда тебя зовет твоя звезда?
Ну отчего же ты опять не ласков?  И холоден, как будто кубик льда.
Не мама я твоя. И это верно. И кухня наша – все же не таверна,
но я была твоей женою верной, пока блуждал ты мыслью в кавернах

среди комет, планет и дальних звезд и эллипс примирял к той сковородке,
в которой жарила тебе я хвост селедки, а если удавалось - каплуна,
ну чем скажи тебе я не жена? Ко мне прильнешь, как будто к юбке мамы.
К чему эта шекспировская драма? К тому же , говорят, - он лорд Бэкон.

Давай-как лучше съешь ещё бекон, да кончи что ль последние расчеты,
ведь звёзд , поди, количество бессчетно. Давай-ка сходим лучше на базар,
чтоб опровергнуть догму  Птолемея. Арбуз –Юпитер. Фрукты- к шару, шар,
всё , милый мой, так гелеоцентрично, что даже с кем –то спорить неприлично.

Смотри на сельдерейный хвост кометный, и в астрономии величиной приметной
ты станешь.  Вычисляя винных бочек объем,  ведь ты  заметно преуспел,
а если в них засолим мы грибочков, учтя при том ещё и параллакс,
то разрешим  извечный парадокс семейного бюджета. Вроде клякс

галактики, туманности, скопленья небесных тел…Но тело-то одно…
Неужто ты не видишь в ослеплении, что меркну я – и пена на губах
подобна Млечному Пути – увы и ах -эклиптика – виденье эпилептика*,
и то, пойми мой милый, не эклектика – небытия неизмеримый страх.

Мы где-то уже были или будем. Нас звезды  излучат сюда опять,
виденьем   сна или  нирваной Будды, потоком времени необратимым вспять,
Ты рассчитал  симметрию снежинок, ты описал  планет порочный круг,
но отчего   же все-таки   скажи так  на сЕрдце нет покоя, милый друг?
         
Ведь нет среди планеток мертвых деток,  и я, пойми, не звездный параллакс,
витаешь мыслями ты   так далече     где-то, а мне нужна-то только   пара ласк!
Не лечат теоремы  жгучей  боли, и , знай, пока  ещё горит свеча,
о Космосе  узнаешь куда более,   познав планету моего плеча.
 
28.апрель.2010 г.

*Жена Кеплера  Барбара страдала эпилепсией, болезнь развилась после того, как они похоронили двух детей-младенцев.





СВАДЬБА МИХАЙЛЫ ЛОМОНОСОВА В МАРБУРГЕ
     (Монолог бакалавра)

«В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.»
                («Марбург»,  Борис Пастернак)

Архангельский мужик в зятьях у пивовара! Вот повод из амбара тащить большой балык!
Когда упьются все,  вот это будет свара, ну а пока у бурсаков   благообразен лик.
Пока  взирает  ласково суровый Мартин Лютер, и строят глазки химику прелестная фроляйн,
И бакалавр  голодный   глазами  впился в буттер, но розы на щеках  интересуют кляйн. 

Такая здесь риторика, схоластика такая, познаньями из кухни плотней набить зобы,
от рвения усердного, скромнехонько икая, прям от жаркого -   к тортику да «Горько!» не забыть.
Здесь горками колбасы, как будто в Холмогорах, форель да белорыбица из матушки- Двины,
на блюде посреди стола, как тесть, огромный- боров  кобаньей пастью  лыбится. И медхен так юны!

Пока ещё  от алтаря с Елизоветой Цильх Михайло наш алтыном сияет не зазря,
а вот когда –в опочеваленку- вот это будет цирк, тогда узнает нашенских гессЕнская земля!
Эссенция ведь в чём МарбУргских философий? Чтоб  познавать науки, в тиши библиотек?
Как бы не так! Не лучше ли с какою-нибудь Софьей иль Мартой на софе… Ведь сам  Мельхиседек

о том предупреждал, что время скоротечно, корпускулярна суть событий и надежд,
но если мускул напряжен, то можно быть беспечным и этим жен порадовать, когда ты без одежд.
Венера,  словно родинка   в  манящем декольте манера у неё – прилипнуть мушкой к линзе,
на ушко ей шепну : «Не муха я в котлете, и ты так много значишь в моей несчастной жизни!» 

Сравню её с самой как есть царицей Савской,  хотя такой , конечно, не видел отрадясь,
и ланью возле речки Лан, рога-короной царской, и я за ней- Полтавской победой возгордясь.
О, пивоварни храм! Где в золотых чанах Ворочается солод, как бы медведь в ВEERлоге,
так бродит   мироздание в ученейших умах,    когда уже  бессилен       трезвый   logos.

Когда он от гребенок её до самых ног изучит, возликуя, как маленький ребенок,
тогда, пожалуй, будет из той науки прок, и обломавши рог, я ломонусь за Соней…
Когда повалит в сон, как бы в страну Саксонию, воображенье двинь по Северной Двине,
Глядишь, какой стишок и крапанешь с просонья, а как опохмелишься - станешь умней вдвойне…
29 апрель, 2010 г., раннее утро, натощак




КРУЗЕНШТЕРН В НАГАСАКЕ


…Ходит капитан в далекий путь
и любит девушку из Нагасаки…
           (..из песни).


То не Кортес, конечно не Колум в Америке ,   ….направив румб







Архангельский мужик-Михайло Ломоносов среди сполошных заносов,
заноза в пятке Запада. 


У Брюса в Сухаревой башне , творятся, слышь такие ,  шашни…




Как на балу  роброны  пышных платьев  «Надежды» паруса,  как   


Да шторм презлейший гейши…


МОНОЛОГ ВЕТЕРАНА КРУГОСВЕТКИ  КРУЗЕНШТЕРНА

 « …Уходит капитан в далекий путь,
 И любит девушку из Нагасаки…»
            (из песни)             

Чего не понаврут журнальные писаки! Про  дальнюю Испанию,  про тамошних девиц,
 они, проспали явно то, как было в  Нагасаки, когда  заплыли мы туда, исполнивши девиз*.   
Как на балу роброны –«Надежды» паруса. И полпути лишь пройдено до дорогой Итаки,
и с берега , как будто шумы и голоса, как это и бывает в большой портовой драке.

Известно, к Пенелопе как стремился Одиссей, а вот попал поди ж ты в объятия Калипсо!
И вот на трапе шлюпа две гейши и сенсёй. Сабо и кимоно. В ушах, как Луны-клипсы.
Какое там сакэ, какие к черту суши, когда лицо её , как бы литой  фарфор,
пусть про испанок лучше не дует Пушкин в уши, японки это да! Какой тут разговор.

 Да, знали мы, конечно, чем кончил бедный Кук. Но слушаться ли было сердца стука?
 Когда нам тут же –каждому тех гейш –по паре штук… Такого я не знал и на Маллуках!
 Далече ли отсель до Огненной Земли? И почему мы шли по следу Лаперуза?
 И для чего пять зерен, конечно, проросли в том джунглевом саду у Робинзона Крузо?

Зачем  вокруг Земли ходил сам кэп Вудс Роджерс?** Зачем веселый роджерс
для Дрэйка был  плащом? Наверное, затем, мон шер, что видеть эти рожи
 нет сил уже и хочется зеленым стать плющом, стать пальмой, попугаем,
лианой, обезьяной, чтобы ходить ни в чём – как завещал Руссо,
 когда  свою судьбу мы сами выбираем, то слиться  с  диким Раем – ведь это наше всё!

Когда поверх волны увидишь Фудзи-Яму, то ощутишь конечно своей судьбы оскал,
и вот корабль о скалы- и в корабельном хламе, пилу и молоток-то  ты конечно отыскал.
Но это всё мура, мон шер, без смуглой таитянки – и порох , и мушкет и даже в склянке соль.
Совсем другое дело – две лани на полянке. А порох превратится в дым, кафтан потратит моль.


Совсем другое дело, когда как остров пальмовый, от киля и до палубы я весь объят тобой,
когда в такой вот буре меня всегда трепало бы, да глаз твоих опаловых  манил морской прибой!
Тогда б я тут же вырвался из пата Патагонии, в агонии предсмертной из-за гнилой воды,
когда бы ты коснулась губами губ легонько и тут же растопила вершин чилийских льды. 

29, апрель 2010 г., ближе к вечеру.


*На фамильном гербе Ивана Крузенштерна было начертано SPE FRETUS –Опираясь на надежду(лат.). Отправившиеся в кругосветное плавание суда были названы «Надежда» и «Нева»…
** Весьма вероятно, что непосредственным толчком к написанию «Робинзона Крузо» послужило одно такое произведение — «Путешествия вокруг света от 1708 до 1711 капитана Вудса Роджерса», — где повествуется и о том, как некий матрос Селькирк, шотландец по происхождению, прожил на одном необитаемом острове свыше четырёх лет. (Викиепедия).  Одиссей же провел на острове нимфы Калипсо показавшиеся ему одним мгновением семь лет.





С XVI века Англия становится главной колонизаторской страной, и в ней наиболее быстрым темпом развивается буржуазия и буржуазные отношения. Родоначальниками «Робинзона Крузо», как и других романов названного жанра, могут считаться описания подлинных путешествий, претендующие на точность, а не на художественность.




Семь лет он провел на острове Огигия у прекрасной нимфы Калипсо, которая стремилась сделать Одиссея своим супругом, обещая за это вечную юность и бессмертие. Но Одиссей предпочел вернуться на Итаку. Афина в отсутствии врага Одиссея Посейдона добилась у богов разрешения герою вернуться на родину, однако Посейдон увидел в открытом море плот Одиссея и разрушил его. Одиссей вплавь добрался до острова Схерия, где жило племя феаков. На берегу Одиссей встретил царевну Навсикаю, которая проводила его к своему отцу царю Алкиною, который помог герою добраться до Итаки, куда он прибыл после двадцатилетнего отсутствия.





У Купера у Фенимора  - особый склад особый норов,
ДЕТСКИЕ РАСКРАСКИ, МОНОЛОГ ЧИТАТЕЛЯ ФЕНИМОРА КУПЕРА

У  Купера, у Фенимора . скажу я братцы, вот умора, такая тщательность узора,   
обложки . Я купил вчера, сдав  два мешка макулатуры в угоду той литературы,
которую помимо вздора читать я буду до утра. Героев стойких пылкий    норов,
мне по душе. Без разговоров тот томик ну и Кубик Рубика я прихватил. Ура, ура!

Я буду главами читать, и совмещать квадрат с квадратиком. Я буду мыслями витать
под стать  рок-н-ролловым  фанатикам. Питательнейшая среда – как бы играю на гитаре я-
ты только посмотри сюда- глаза твои , как два Онтарио, и сам я будто Зверобой
иль Глаз какой-то Соколиный. Была ты просто дорогой, а станешь джунглевой долиной.

 У Ункаса  одна мечта – спасти тебя от томагавка. Гурон- не тронет – маета
мне с ним. Не будет больше гавкать соседка за подъездный свет. И елы-палы,
ты пойми, здесь   не ступали      макасины. А пол , конечно, надо мыть.
и надо мне до магазина слетать стрелою Ченгачгука, чтоб прикупить немного лука,

картошки трошки, по талонам две пачки масла, колбасы, чтоб было, что жевать гуронам,
запаса пороха к патронам ведь на охоте, на войне ли –не обойдешься без шрапнели.    
Да и без соли -ни на шаг, ведь коли ты добыл бизона, -о том узнает  Аризона,
и по приказу весь Техасс,   

Сюжета нити- Гойко Митич –поймите…

«Дефа» блефа…

Монету…


 





Эсквайр Оскар Уальд ,как альт в большом таком оркестре занудных англичан, закатанных в асфальт.





АНДЖЕЛИКА МАРКИЗА АНГЕЛОВ

Анн и Серж Галлон






Коммерц-коллегия

Остров Пасхи.  Лаперуз. Кук …


*Девиз начертанный на гербу одзйского немца Ивана Крузенштерна






Я собран , как СОБР, как собор заострился. 


Жара как в Бухаре – насквозь меня рентгенит.  Как будто  Беккерель исследует уран.
 Пуанкаре-духанщик                как жаренный баран.




Так вот как они осыпаются -- наши фронтоны.
Вот как зарастает калиною старый фонтан.
И Лиза Калитина смотрит глазами иконы,
из-под паутины, прозрачной как будто фата.

Фатален сюжет. Так вот в Лаврики ездит Лаврецкий.
И я возвращаюсь из странствий к прудам и трудам.
И лодка рассохлась.  И сгорбился старый дворецкий.
И вот уж лет двадцать не листан  премудрый  Прудон.
 
О чем  он--не помню. О чем-то, конечно же,  важном,

Но дело , конечно-не в томе, а в доме бумажном,
где





9.Дедуктивное. Вот эта льдина – линза Холмса… 

Вот эта льдина – линза Холмса,  вода - дум дедуктивный ход.
Глядит со дна  «Цыганка»  Хальса. Она пропажа и находка.
Ведь холст был вырезан из рамы и вывезен невесть куда,
и вот из льда – подобья храма - его вдруг вымыла вода.

 К чему  реке такая кража, такая фона глубина?
 Сквозь подмалевку  макияжную   никак не донырнуть до дна.
 Вникать  в игру блескучих глазок? Что может быть, скажите, хуже,
 когда у галечника гладкого    такое  декольте из кружев?

Хруст битых стекол. Шпага ветки. Водоворт , как юбок взмах.
Здесь подрались из-за красотки. И пены- шум. И пробка, взмыв,
 по небу –полиэтиленовой крылатой  чайкой -  и чулок
 волны сползает и не лень его, тянуть, пока летит чирок.   

Куда несет вот эту люстру? – подобие пчелиных сот.
Обыщется  хитрюга   Лейстрид, а не найдет таких красот.
Вот изумруды и брильянты, и ваз  хрустальных  хоровод,
так ледоход играет в фанты, хотя уже и староват.               

Инфанта ты или царица, в короне  самоцветных льдин,
быть может это только снится, но я твой  пылкий   паладин!      
Истает лед – сто лет  как будто  прошло, чтоб тут же позабыть...
Лишь неба голубой  карбункул  у  селезня реки - в зобу.
26.апрель.2010 г.

 –забот –забыть…



ПИСЬМО ТОВ. СТАЛИНУ ОТ ВАНИ ЖУКОВА888сммгггммиььджраеооооооьььььььььььимрнцЗШШШРОАРАА   *????
ПИСЬМО ТОВ. СТАЛИНУ  ОТ ВАНИ ЖУКОВА ИЗ НАРЫМА

Товарищь Сталин, я доел селедёку. Дед докурил твой «Беломор –Канал»,
пока  передавал продуктор     сводку, и дедушка батяню поминал. 
Я вышел в лес готовить ружболванку*, залез куда повыше на кедру,
чтобы увидеть –где же наши танки? – и я увидел их. Да, я не вру. 

О, как они  напористо-красиво в последний шли..И из последних сил.
дед  накатил ещё –и снова ксиву перечитать  погромче попросил.
О том, как батя был  герой  штрафбата…Как он попал в десантный батальон.
Какое там - кирка или лопата?  Про три танкиста - то, конечно, он…
               
А танки шли – я видел через хвою, пока мороз накатывал слезу,
И  видел я  их в танке точно-трое. А бревна уж лежали на возу…
Мне мамка заварила трошки манки – туда чуть-чуть  соснового корья,
вот почему я видел –наши танки… Переболел уж корью… Не коря

тебя ни в чем, да, да, товарищ Сталин, маманя налегала на бревно…
И говорила: «Нет, я не устала!» А выкидышь…Так было то давно…
Товарищ Сталин, мы набили шишек, и потому  ты не переживай,
И можем даже их послать излишек. И клюквою богат Нарымский край. 

Мой дедушка тобою раскулачен, а бабушка в могилке –под сосной.
У мамки в животе ещё колачиком лежал я ,  как она ушла весной…
Потом  опять приехали те двое, как мамка говорила, и конвой
увел батяню под маманин вой - и  тогда вот поседела головой…

Товарищ Сталин, мой батяня – смертник, и не впервой… Ходил на медведей…
 Пожалуйстста вы списки ваши сверьте- где он среди птиц или людей?
Маманя говорила – ПТИЦУ КОГОТЬ – побить поможет только ПТИЦА КЛЮВ.
Мы пилим бревна, выгоняем деготь…Но по ночам не потому не сплю.

А  потому что вижу – ПТИЦУ КОГОТЬ  вот- вот повергнет на земь ПТИЦА КЛЮВ.
Пусть бьются только…Их не надо трогать! Товарищ Сталин, как я  вас люблю!
«Близка победа!» -говорю я деду. Хоть и не верит он , но он не крал
с батяней зерен с поля – для обеда… Ну а про танк и- я ему  наврал.

26. апрель, 2010 г.

* Ружболванка – заготовка для приклада ружья или автомата. До сих пор в тайге можно натыкаться  на  огромные  пирамиды из сгнивших бревен.   




Ведь раз писал про все товарищ Чехов,


В прогалах веток  рябчики свистели, 

Товарищь Сталин, мы набили шишек.


Теперь я на деревне-у дедушки.



Генералиссисмус-«Бессамо-Мучо»- не мучай нас своей  змей гремучей,
хоть и красив её узор ползучий, как траки танков яростных побед,
таки- не жри нас больше на обед, мобилизациями или проходными,
и дымом трубки не души и труб, хоть ты давно  и полусгнивший труп.

С плеча погона не сползай чешуйчато, как анаконда  - кроликов в гипноз
 вгоня

ГенераЛИС…- в пустыне зла и страха
МИнералиссимус…
Сквозь землю пуговицы на твоем мундире    

Неужто Россия лишь твой некролог

Был Ваня , я а стал Святой Георгий

Когда пошлет пошлет подальше нас товарищь Берия.
Тонкая материя.


8, Делуктивное.

Ледоход                повадки стеклодува.

Если Лейстрид  голуьой корбкнкул

лА холмс – Люстру…

7. Античное. За сараем сырая земля…

За сараем сырая земля и сугроб, как скульптура античная,
Начинаю, как Фидий,  с нуля, с глыбы мрамора - дело привычное.
Как построить мне мой Парфенон?  Все засыпано крошкой паросскою.
Откидаю – ка снег от колонн, отдохну на крыльце с папироскою.

Дам  свободу ручью –это Тибр. Вот такая теперь теорема,
Мы сюда – из прогорклых квартир,  чтобы вроде Ромула и Рема
к отощавшей природе припасть, завоеванной нами, как даки,
что осталось нам-чтоб не пропасть, после  столь изнурительной драки?

Вот из норки – на свет муравей – и, как эллин, – по греческой фене.
Тоже ведь   сотворить  норовит, храм богини - небесной   Афины.
Я за заступ- а он - поперек. Здесь и форум его,  и акрополь,
Ну  а я то, мой гречески бог, думал это лишь грядка укропа!

Я  другую начну чуть в сторонке  для рассады  садовой   клубники,
лишь капну- и наткнусь на обломки погребенной  под лавою Ники.
О  природа, ты словно  в Помпее, удобряешь живущих отжившими,
сон паслена   иль клена пропеллер пробуждается в прахе слежавшемся.
   
Я  закончу фасад и фронтоны, коптели, ступени,   алтарь.
Кроны яблонь, как будто фонтаны, на смородине –струны кифар.
Стану Врубеля    Паном,  и в хоре  с муравьями, жуками,  травой,
Заиграю на флейте для Хлои, кучерявясь лесной головой.

25, апрель. 2005


укропа-акропль.

Дофины до фкни -Афины

Ветерок –кифаред,  гладит струны  …  яблонь.



ЛИРИЧЕСКОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ.

ДЕТСКИЕ РАСКРАСКИ


Я видел церковь в запустенье, алтарь заваленный пометом
                Растенье   поймете…полетом…







А рады ль были Сталинграду войска идущие парадом?



А тракторист карсивше Джона Дира…

Фауст-2010. 1. А Джугашвили курит трубку мира…

А Джугашвили курит трубку мира совсем не так как Черчилль «Фау –2»
В коляске инвалидной –Рузвельт. Лира бряцает. На  театре ставят «Фауста».
Что скажут нам Уинстон  и Гуно? Что взял с сохою, а отдал с ракетою?
 Что кем-то недопитое вино грузинское, как  ария неспетая?

Что люди снова гибнут за металл, что в колыбельке – кошка Воннегута*?
Искру метал. На ус  страну мотал, как бы кишку на заворот могутный.
О чем, друзья? О ком  ли вы скорбите? По  ком звонит вот этот медный  стон?
Кто Белке Стрелку набивает на орбите? Всё он, конечно же. То всё, конечно, он!

Сидит в Кремле, отгородясь зубцами, опутанный навечно проводами,
как Лаокоон  – и дышит в телефон. Всех вертухаев тут же по вертушке,
поднимет и расставит по опушке большой тайги по вышкам, как по вешкам,
чтоб Белке-черепами , как орешками, играть, и угощаться вам пельмешками.   

Мы повторяли раз уже до  ста, бросаясь в бой - «За Родину за Ста…»
И вот опять приходим на места былых сражений: «Здравствуйте, верста!»
Места распроданы в театре, сверстан номер, выходит Мефистофель, Фауст обмер, держись же Гретхен, милая держись! Храни любовь хотя бы, а не жизнь…


24, апрель 2010 г., ближе к вечеру.
* Курт Воннегут, автор романов «Колыбель для кошки»(посвящен бомбардировке Хиросимы и Нагасаки), и «Бойня номер пять или крестовый поход детей» (бомбардировке Дрездена).


Междометй


Батальное. Весны лихая кинопроба

Весны - лихая    кинопроба,  как лошадь дохлая –сугроб,
О, битва рыцаря   у гроба – и сколько тут ни кинопробь,
а все ж для остроты сюжета нужны лнскнехтовые ели,
и солнца  щит, как бы прожектор, пока  дрозды не подоспели.

И тракторист одонкехотел. И  сеялка его – доспех.
Грачи по  следу как пехота, чтоб тут же закрепить успех
сраженья радости с хандрою, коль обозначился прорыв,
и древоточец за корою, пошевелился. И обрыв   
      
реки , как ров, который  мощным напором прорвала  вода 
и катапультой проторен  тот путь , где сплошь  обломки       льда.
Такое полотно батальное  -в котором –стрелы-тальники
Лежит поверженной   проталина и ей подняться не с руки.

Ну а  в другом павилионе снимает  свой шедевр Эйнштейн,
на пролетарьев миллионы, как нехороший Франкенштейн
в лоспехах мрачного тевтона, тонул среди обломков льда,
а чингисхана бы потомок, топил его – и без труда.    

Какое буйство половодья! В угодьях    


как с мельницами-ветряками, как с великанами ветрил,
в лаборатории  с алхимиками, он эту кашу заварил,
и вот , хрустя по снегу валенками,  явился из других миров,
копьем ударил в лопасть ломкую – с размаху -  бумс!-   и будь здоров!
Как крик стрижей,  звук междометий, как подмалевочный акрил,
старик заржавленный заметил – в микроб сходя –благословил.



Таможня весны – «можно!»


 Живописное.

Июля дивные  холсты, как будто мада ин оттуда.
Мане с Дега  хотела ты? Вот красок масляных полпуда,
Как бы по торту жирный крем лоснятся под сосной  маслята..
И даже промолчу о том, о чем теперь моя мысля -то.

Натурщица среди корзин  букетом   наструкций

 Настроиться на Турцию.


Кристалл Христа гранится вифлеемской
звездой. И на границе меж добром
 и злом,



Вопросы «Кама –Сутры». 1. Давай, с утра займемся…

Давай с утра займемся «Кама-Сутрой», порпринимав как можно больше поз,
читая, может быть, при этом Сартра, про экзистенцию. Ведь этот же вопрос
так  просто не оставишь в темных сенцах, как голяком метёные пимы,
тем более для голых, как Освенцим, все эти многомудрые умы.   

О, Сартра эстетические  мухи! Они к тому годны на потолке.
Им не знакомы творческие муки. К тому ж всегда и всюду налегке.
Да и слоны, и даже крокодилы – всё это ещё в школе проходили,
за поведенье получая неуд, каков же всё-таки, скажите, верный вывод?
 
Любви аксиоматика проста? За полверсты самец учует самку?
И не за тем ли, меч свой опростав,  прекрасный рыцарь  резво скачет к замку?
Зачем, скажи,  в печи сгорая страсти, окраску мне менять, как селезню?
Зачем мне в богомолиховой пасти  исчезнуть, чтобы быть ещё полезней?

Ответа нет. И вот сонет, слагая, я  знаю, знаю-ты совсем другая,
как Климта Генриха возвышенный узор, он вышит вечностью
и всякому позор, кто усомнится в этом, дорогая! 
И я,  ручьем весенним пробегая по этой местности,   истаю льдинкой Кая…    
24.авпрель.2010 г., раннее утро.


***
Вопросы «Кама-Сутры». 2. Неоспорима спариванья польза…

Неоспорима спариванья польза. Но как и где? Везде. В лесу. В воде.
Для  анаконды   или же для полоза - в любой пригодной для того среде.
Хайям тому учили и Овидий. Но как с Джокондой быть или Венерою,
положим, Боттичелли? Или  годной для этих же утех миллионершею?

Одна всегда с улыбкой, а другая в компании и эльфов, и эльфинь…
Да, можно б было, как смычок со скрипкой, но я поймите –все же не дельфин!   
Оркестр природы – сколько здесь подходов! Коты, киты, гиппопотамы, львы!
Потом,… ну эти, … что страшней уродов. Но мы – не приспособлены, увы!

Я мог бы стать шмелем в твоем бутоне. Метеоритом ли с посевом жизни спор.
Лосось в ручье, конечно, не утонет, ему не интересен этот спор…
Не спрячется в тайге своей лосиха, и в тундру не сбежит к другой олень,
ну почему и мне -   так просто сохнуть, когда  зарядкой заниматься мне не лень?

Когда вода струится из - под крана и - чувствия подобие урана.
Ура – на демонстрацию  с утра! Туда, где  бедра в ряд, полотна юбок,
где воркотня  хорошеньких голубок, где от доярок и до президентш,
художником одним  произведен  весны твоей   чернофигурный кубок?
  24, апрель, 2004. Утро.

Вопросы «Кама-Сутры». Зачем природе чувства и гормоны?

Зачем природе чувства и гормоны? А гармонисту –верная гармонь?
Неужто только химии законы – и Клеопатра , и Тутанхомон?
Святой ли Патрик или патлы хиппи. Что и они , как мы, – в весеннем гриппе?
Ромэо –ром или   вино  Агриппы в нас пенится   пивком в рекламном клипе! 

Антоний Марк мне ближе, чем Випсаний- стратег, снискавший славу и в Испании,
и тем, что до укуса змеями довел царицу рода Прелемеева.
Но погледеть, как тонет  флот Антония и Клеопатры- прав Випсаний Марк?   
Хоть и красива ты любви агогния, скульптуру изваяет все ж автоарк.

Тутанхомон был затем Нефертити, жена его была Анксенамун,
На царском ложе –это просто дети, но как делили фараонов трон!
К чему скажите после Линды-   Хизер,   после Петра фон Ульрих… граф Орлов?
Когда уж по любви –оно уж ладно, пусть даже и за то – распад «Битлов».

Надеюь ты меня не свергнешь с трона. Агриппы грипп , проклятье Фараона-
не моего гармона поле – ягода, да и к тому ж какая тебе выгода?
А гармонист или же негр гармошечник? Он гедонист в своих победах крошечных.
на уровне пускай молекулярном, ведь главное, чтоб был он не бездарным.

24, апрель 2004 г, день.

5.
Суть «Кама-Сутры», видно, в се же в том, чтоб каждый вздох и даже  каждый атом,
ловить влюблено-воспаленным  ртом. Вот только б секс не показался    Адом
Адам и Ева, яблока вкусив, его заели горькой доли кексом,
 Курсив                кексом…


И как бы плод познанья ни красив

6.
Кто написал «Коренину», скажите? Сам Лев Толстой или же мышкой в жите
копавшаяся в гения трудах, Толстая Софья? Посмотрите- Вронский
 предмет страстей  ну прям-таки  веронских…


От мужа – в стужу –слез,   колес, платформ, с изяществом  притом романных   форм- 
с  напором  ползуна и шатуна, и вот те на  –неверная жена!   

А кто про Ифигению в Авлиде? Неужто Клитемнетра Еврепиду передала пучок иссохших кож , а тот молчок, и Шолохова то ж мог осчастливить  гениальный Крюков…
История немало знает трюков.




4.

Конечно, «Кама-Сутры» тренировки потребуют  искусства и сноровки,
чтоб из друг друга так вот вить веревки в постели – мало даже танцевать,
тут даже не двухспальная кровать, - рвать и метать, хоть вдоль, хоть  поперек,
не тхэквандо задумчивый урок, не дрожь сверхсмыслов и не в раже  кошки,
не   даже «до» сенсёя Фунакоши...

Я всё  постиг, мудрейший мой сенсёй, все даны обретая   каратизма -   
смысл созерцанья,  первозданность атавизма, поняв: мы что-то вроде обезьян,
но дан нам свыше маленький изъян, не только влечься или быть влекомым
законом кармы  и соблазном Камы(а он натянет свой цветочный лук),
но дан нам дух- божественный  недуг.

Поэтому  друг друга опаясов, руками  и ногами, Шивы плясок
не одолеть и не переболеть. Меч самурая. Или арбалет.   
Рай иль Нирвана – только на мгновенье. Полет стрелы,
меча прикосновенье, похмелье  имманентно опьяненью,
движение равно оцепененью.

Слепеет слепень, цепенеет цепень, как музыка ослабшей тетивы.
Откинутая маска. Да –ты мастер.  Театр Кабуки. Руки в брюки: «Здрасте!»
По офису – сенсёйши каблучки. Нога – взлетит. Рука – в ребро Адама,
извлечь себя! Дыра в твоём боку. Так делает опилки    пило-Рама.   
Мерси боку! Мерси!  Мерси боку!

24. апрель, 2010, уже вечером.

,,,
Пусть будут все же письма по ночам - Онегин, Ленский, дула пистолетов,
И                подобные очам,                лета

Темные аллеи –Олеся


Маркиз де «Сад  земных….» ли наслаждений? Или  же просто среди лесонасаждений,
уехав электричкою, пешком, уйдя  в дремучий лес-с цветами слиться,
 



5.Катастрофическое. Ничего не оставлю на завтра…

Ничего не оставлю на завтра, я и так уже весь опоздал,
говорят, что вчера  динозавры не попали в аэровокзал.
Долбануло их метеоритом. Вот и все. И прощай мезозой.
Даже не поболели плевритом вместе с очень большой стрекозой.

Не нужны были аэрофлоты. Но курнул как-то трубку вулкан,
стал  из третьих он первым пилотом и послал всех к позорным волкАм.
Вэлком. Вот вам отель –недофорния. Вот вам бронтозавриха-зима.
Неуже ль в вертухаевой форме я, в Туруханске сошедший с ума?

Что мне делать с вулканами этими? С астероидами - табле…,
что нам Бог посылает  - столетьями, на подобии ветров Рабле.
Чтобы враз излечить от клыкастости, чтобы снизить метаболизм,
чтобы снова не обрюхатели  мы   каким-нибудь новеньким «измом»…

24. апрель. 2010 г.








Вода играет по кюветам  в ответе за заветы льда,
и грезя  грозами и  летом, течёт куда-то не туда.
Торосов льдистых Нотр-Дамы.  Красы весенней макияж.
И облака, как Бог с Адамом, на фреске Микельанджело.

Бурлят речушки  поверх дамб пращою на плече Давида
и всепрощение  светлых дум – подобье нежности болида,
который синевой болит  на   каждой пяди трещин  фрески
а присмотреться - перелит  в хрусталь  Паоло и Франчески.               

 Так мрамор размягчив в стекло, по склону  гонит ветер  пряди               
 и  налегает на весло, как Тициан  в музее Прадо,
 чтоб сделать жизни новый слепок,  и смерть навек  перебороть,    
 пусть даже на лесах ослеп, увлекшийся  Буонаротти.

23., апрель, 2010 г.

Мостов  натягивая тросы
бурлят  речушки поверх дамб, как 


3.Левитация. Окутогавы Ренюске..

Акутагавы Рюноскэ  две опушившиеся вербы
у перелеска на мыске, как бы свеченье новой веры,
и весь околок – светлый храм –полубуддийско-православный,
на хорах веток- Сим и Хам и плачь зигзицы Ярославны.

От белокаменных колонн, берестяные эти песни,
в обвенчье  царственных корон  псаломно-неизбывной выси.
И грач-монах, чтоб наяву нам  доказать наличье Бога,
вдруг левитирует  – и звук его молитвы хрипл немного.

И  Ангелы плакучих  ив  - в  разливы инока  Рублева
глядятся.  Золотистый нимб   сияет над крылом любого.
И небо , словно батискаф,  на нас глядит в иллюминатор,
как мы с   усердьем   бодхисатв, парим , как будто авиатор.   

23. апрель.20010 г.    



 4. Божественное.   
               
Листок –по форме –материк,  прожилки, как ручьи и реки,
О как же надо натореть, чтоб опровергнуть смысл науки!
Край крылышка у мотылька- ну тот же край материка,
чья тут работала рука? Неужто это Ватика…

Кем всё-таки  планеток  четки нанизаны на нить орбит?
Неужто же в бореньях с чёртом, перо гусиное скрипит?
Неужто- космонавт-монах и монастырь его - орбита?
И он там молится за нас, метеоритом недобитых?

Мы смотрим друг на друга с ним. О, как он мне необходим   
в его нимбозном шлемофоне. На фоне инфузорий я –
прям  ну обсерватория!  А взять совсем иной масштаб-
и вот я слаб, как будто шваб, как учит нас история.      

23 апрель. 2010 г.

Твой локон, словно кокон из «Чужих», марихуана хну, …кока…
               

Александру Горбаченко

8. Деревенское


Хмельное. 10. Гуляют воды по оврагам…

Гуляют воды по оврагам, как будто бы во фляге брага,
овраг играет как гармонь - меха навыверт  буераков,
и только «пуговки» затронь – начнется по деревне драка.
- Не торопи телегу, конь!  Закончим антимонии,
ведь ходит солнце посолонь не для твоей симфонии!
Ты кучерявый гармонист. Я  кучер , муж Любавы,
А ну –ко, брат, посторонись  - оно не для  забавы...

Такое чудное кино! В окно – к  молодке томной,
как бы в бокал твоё вино – любовник вероломный.
Он как сиреневая ветвь  та, что о раму шоркается,
 какой ещё такой  завет– за ситцевою шторкою
 за ветром -парусом корветным  надутой линзой выпуклой...
 Вода  бушует по кювету, как будто море вытекло.
 
 Взгляни в подзорную трубу – вот берег с индианками!
 И пальмы , словно бы табу –исподом наизнанку,
 нас ждет тропических страстей неслыханная роскошь,
 дочь Монтесумы на постель крадется словно кошка.
Там в храмах идолы  богов  ночами оживают,
когда вода , как кровь с клыков, струится  дождевая.

И если бросим якорь здесь, чтоб шлюпом в пляж уткнуться,
нас ждет  неслыханная месть: нам больше не проснуться!
Нам не присесть уже к окну - с плетнем, гармонью,  кипенью
черёмух, пенивших  волну по повеленью шкипера.
Так сдвинь плотнее паруса линялой задергушечки.
 веди в дремучие леса под палубные пушечки,
туда где, словно Змий, лианы в объятьях полусонные,
 сжимают гибкий стан Дианы - далекой Амазонии.

24-28. апрель 2010 г.




Отходят воды  перерождения природы.

Историческое.

Река  бушует, словно Шуйский, в палатах каменных весны.
ГЭС, как дворец. На тракте Чуйском колес не хватит запасных.
Заторы льдов, китайских шмоток, таможне, знать, не до дремоты.
Уже весны –цветочнки -_бантики… И лето тащит кантрабандой,
ковры бухарские полян, и , царь, поизловчась, шмеля
изобразил- и вжиг в поля, где мужики танцую жигу у сеялок и лемехов,
и летописец правит книгу – от династических грехов.
И лес , как Углич – и сугроб царевичем лежит. И тычка 
торчит сквозь шею, знать привычка у царедворцев –вахлаков,
повсюду сеять   смуту ...    Самому-то
 


Историческое.8.

Река  бушует, словно Шуйский, в палатах каменных весны.
ГЭС, как дворец. На тракте Чуйском колес не хватит запасных.
Заторы льдов, китайских шмоток, таможне, знать, не до дремоты.
Уже вовсю –цветочнки -_бантики… И лето тащит кантрабандой,
ковры бухарские полян, и , царь, поизловчась, шмеля
изобразил- и вжиг в поля, где мужики танцую жигу у сеялок и лемехОв,
и летописец правит книгу – от династических грехов.
И бор , как Углич – и сугроб царевичем лежит. И тычка 
торчит  сквозь шею, знать привычка у царедворцев –вахлаков,
повсюду сеять   смуту эту, сумятицу  накатных чувств,
мне б не погибнуть   самому-то! Скрипя пером, не вылечусь,
когда  княжна  на лыву уткой садится –ох уж как важна,
уж лучше бы в приказе пыткой…Уж до того она нежна!
Как снег, подтаявший в овраге, на северной на стороне,
как  драгоценные бумаги о той индийской стороне,
куда ходил купец Никитин, давай что ли дьячок – накатим?
А знаешь ты, что губки Кати, хмельней, чем в ковшиках меды?
Недалеко и до беды, когда мы так казну потратим…
Вон Годунов Борис, поди, на трон царя  подлюка метит,
Но всё равно за все ответит! Юродивый о том с утра-то
пел у собора Покрова- вся колтунами голова…
А лес стоит , как войско Гришки Отрепьева. И - на столицу!
Царевич Дмитрий   ожил, слыш-ка…Острит на нас   ясь-сулИцу.
И с улицы- галдеж скворцов, грачей, и всякого  отребья,
и был вчера закат свенцов и  видели, что сам  Отрепьев
валялся в яме  в колпаке и с дудкой, и мимо шла колдунья валкой уткой,
да и взлетела, обратясь в сову… Я  на совру…К перситскому ковру
послы от ляхов, прислонясь, стояли и плахи  кровью тухлою воняли…   
и распускались папорть и подснежник, и с паперти  вещал Васятка, ажник
между лопаток иней проступал. Блаженный, а поди-какой нахал!







МУЗЕЙ ДРУЗЕЙ.




БЕСКРЫЛАЯ НИКА,
или
ДНИ  ДЕНИКИНА


Значит, дело было в шляпе, коль с женою-шляпницей,
 прямо, будто сам Шаляпин - по Парижу шляться,
Да, мечи наши крепки,  срелы остры* никлые,
если  перьями клинки прямо с  крыльев Ники,
листьями на тротуар меж картин Монмартра,
хоть Мане, хоть Ренуар- бита наша карта.

Что ж! Засядем, генерал, да за мемуарии,
чтобы кто не понаврал о стране Хозарии.
Не Шульгин, и не  Ильин ,  не пророка посохом,
среди мавров паладин - кровью аки по суху.
Рыкал Гумилев , как Лев, Гиппиус  гадюкою
от копыт  от конских –в блеф, как в болото глюков.

То не Петр коня взнуздал на крыле плаща паря,
это  антика вандал – из пращи – и бил не зря.
 У богини два крыла белых – оба рушатся,
 А  красавца была. Ан-две дебелых груши.                грушами.




Деникин ,
В денник и
Ты поставь коня в денник….

Чаи гонять у Ильина…

Неотребье ведь –чтобы как Гришеньку Отрепьева…


ПО СЕЛЕНДЖЕРУ
  (попытка поэмы)
 « Если вам на самом деле хочется услышать  эту  историю,  вы,  наверно,
прежде всего захотите узнать, где я  родился,  как  провел  свое  дурацкое
детство, что делали мои родители до моего  рождения,  -  словом,  всю  эту
давид-копперфилдовскую муть.»
                Джером. Д. Селинджер



Пропасть зевнула от скуки и рожь поглотила,
рожа ли Чепмена или комбайново рыло?
Рыл экскаватор котярой земельку Дакоты.
Или ментяра тянулся в пять пальцев до кольта?

Взятки ли гладки,  иль что -то застряло в той жатке?
Шаткого мира недетские прядочки-прятки.
Книга зачитана. Старой пластинки  запилен винил.
Манит Манила, как даже Манилов жену не манил.

Гоголь просил продух сделать в гробу и воткнуть перископ,
чтоб безболезненней все ж совершить перескок
к Панночке, Вию, к майорову важному Носу,
в общим туда, где уже не курить папиросу.

Мнился Лавкрафту  огромный прожорливый   червь…
Мартина Лютера мучил вселившийся чёрт.
Толку – чернильницу  в тень на стене отправлять.
 Мир нас исправит.  Но нам ли его исправлять?

 Гофман котел, а маркиз –свет –де Сад  всех хотел.
 Сколько  опущено вниз  нескончаемых тел!
 Сколько отпущено –пущ Беловежских  для зубра?
 Пушкину пущена пуля. И Коба, как кобра               

 смотрит  с полос чешуистых, газетных,
гипнотизируя гнилью заветов заветных.
С Марром дискуссию что ли затеять? Устроить ли мор?
Лесоповалить отправить повально -в сыр –бор?

И Черномором он -батькою снова ведет из пучин,
выпучив  бельма , на площадь-  с Тоскою Кручину.
Проще бывало. И площе. Палач и топор.
Ляха  -на плаху.  Вот и ликуем  с тех пор…

2010 г.




Делить наследие у гроба –кому значки, кому значки,
Кому


Словно боги  античные –блогеры, Ну не САндро , конечно же, Блок,
Но коль влез в интернетные диггеры. То наверно уже полубог,
Полубоком торчишь , полубакеном, Полуржавым изгибом трубы.


НОВЫЙ МАХНО*

    (вариант2)*

Эй вы хлопцы, гарны девки, куренные  казаки,
как пойдем до Голубивки,  разгуляются клинки.
Парусами шаровары – будто в море роджеры,
кошевые  -самоварами -   оселедцы с рожами. 

Что ты смотришь, как селедка –та, что в ножны просятся!
Что горилка да молодка, если опорОсится
голова моя мыслЯми о крестьянском царствии
с похмела – волом в яслях. Тут не бредни с цацками!

Не язык, а  помело  ведь у сверчков- политков,
лучше  житу ополОветь,  чем – не в ту калику. 
В половецкой ли степи да у Льва  Давидыча
ты секи,  казак, секи  своего обидчика.

Не  Деникин, не ЧК,  не Петлюра. Где я?
Мыслью  думной ледорубчика в голове  идея.
Для каких там очеркОв  вы меня подначиваете?
А возьмет гармонь Чирков, всё  переиначит.

Любушка-голубушка, пулеметный гром,
любечко мне, любушко- Таврия тавром
на сердце, как рушники в крестик поминальные,
мне, рубаке, не с руки  мысли полинялные. 

Хоть султану-Ильичу, хоть какому ляху,
вместо кепки я всучу добрую папаху.
Охайте да ахайте над моим посланием,
я как лемех в пахоте,  сеяной  -по самые

думушки заветные, так –то, брат, Бронштейн!
Вы куда залетные- с Нестором в башке?
Летопись не кончится – той кровавой банькою,
а напьюсь из ковшика-   стану снова батькою.

Я ведь не стахановец ,вижу, вижу в чарке,
если кто –то хан овец, я  же волк  в овчарне.
Вижу в полуштофине, словно в телескопе я,
как Россия штопана- всё штыки да копья.

Славу Пугача да Стеньки не поставить все же к стенке!
Ой, вы милые коленки, слаще чем в той крынке пенки.
Ой ты,  Гуляй-полюшко – да хмельная свита,
ой ты  доля, долюшка - разбойные свисты.
 
Не останься в дураках! Трогай семиструнную.
Самогон на бураках-да и в даль туманную.
Это , хлопцы, будет гон-не золотопогонные.
Бубенцовый перезвон.  Золото     иконное…

Грабьте, хлопцы, алтари! Те лари да икосы…
Ты, гармошка,  говори! А ты накось-выкуси!               
Я ль копытами не рыл то, что не допито?
Ты сыграй гармонь, кадриль! Тут уж не до пыток

окаяннейшей любви, если око в яме…
Ты лови момент лови -  Марксом обуянный.
Нынче, брАтушки, ничья меж бородачами   
Пугачева варначья и  Энгельса с речами.

Кочаны да топчаны, да в степи точаночки,
засолить парчу в чаны для зазнобы-панночки!
Стан точеный. Полустанок. Да из сенок боровом
лезет лыцарь -  полупьянок, померятся норовом. 

Я махну на всё уздою. Я ли не Махно?
Хной накрашусь. Для удою  сигану в окно,
два бидона вечной славы утащив в Париж,
быть бедовым для шалавы, хрупнув кочерыж…

А капусту всю в засол, что рубали шашками,
не шаляпиское соло –по станице с шашнями.
То не к батюшке –царю с миром челядь вся донска …
Ладно. Всю её - дарю. Ажно до Челябинска.

Ой ты, смертушка залетная, ты, конечно, не стара
в косах ленты пулеметные для Махна, для Нестора,
Подмахну декрет о волюшке, не ходи за мною впредь.   
Не во чистом Гуляй полюшке нам  венчаться-умереть.

*Вариант 1 («Ясновидение Махно»)




Не останься в дураках! Трогай семиструнную.
Самогон на бураках-да и в даль туманную.
Это , хлопцы, будет гон-не золотопогонные.
Бубенцовый перезвон.  Золото     иконное…

Грабьте, хлопцы, алтари! Те лари да икосы
Ты, гармошка,  говори! А ты нако сь-выкуси!               
Я ль копытами не рыл то, что не допито?
Ты сыграй гармонь, кадриль! Тут уж не до пыток

окаяннейшей любви, если око в яме…
Ты лови момент лови -  Марксом обуянный.
Нынче, братушки, ничья меж бородачами   
Пугачева варначья и  Энгельса речами.



ВОПЛОЩЕНИЯ БАРОНА  ФОН УНГЕРНА…

И Будде и ламе скажу: « Поделом !», 
когда я всех будд переплавлю на лом,
и будто  якшаясь на горке с богами,
осмелюсь попрать эту рухлядь ногами.

Монгольский   чувяк



РЕАБИЛИТАЦИЯ,

37, или сказ о стране НКАВДэвии               

 
                Светлой памяти моего  деда Ильи

      «Берия, Берия
      потерял доверие,
      а товарищ Маленков
       надавал ему пинков…»
                Частушка

             стихофильма

Изба наседкой на гнезде. Хомут  со сбруей на гвозде.
Лай кобеля. Стук щеколды, как бы предчувствие  беды.
Холодный ,словно лед засов, на цепке –гирька от весов.
Да стрелки ходиков-часов, как  пики   сталинских усов. 

Под стрехою пищал птенец. Энкавэдэшник, будто жнец,
лез по навету на поветь. Лес на висках заиндеветь
успел, а в Индиии ведь как? Сидят в нирване. Курят мак! 
Ну а у нас –напраслина длинней вот этой  пряслины.

От этих грез, от этих мук- отер сапог о сена пук,
и в голенище, отразясь, бык да корова отрадясь –
не видели такого,  вдруг мыкнули толково...
Какого б от скотины прока! А вот увидели пророка!

И вот уже Илья пророк – босой ступает на порог.
Он весь продрог. И ненароком в одну секунду стал пророком.
А то ведь был простой Илья- былиночка среди былья.
Но вот заблеяла овца – и прямо сразу в Книгу Царств.

Куда –от упряжей и бОрон? Но  вот летит в пустыню Ворон,
черней, чем в кожане чекист . Сверкает глаза аметист. 
Лесистый склон. Обрыв. Овраг. И вместо зуба слово» «враг!»
А зуб в позавчершней драке –за Маню…Это все не враки.

Пророка манят в кабинет. Багет. Портрет. «Но в борозде…»
А в раме пусто. Кабы –нет…Но вот он – и при бороде...
«Но в борозде не прячь монет! - предупреждали.- Ни зерна...»
Не прятал, соблюдя завет. И -вдруг…Какого же рожна!?

И снова на пороге он, как будто бы в пироге он.
Индеец или же индус, на что надеяться? И ус
уперся в спину и обман хвостом ударил, как   кайман,
и  этот самый из портрета за трубкой шасть в карман. И это…

Уже другой. Да сколько ж их? Холста ж поди на мешковину
не хватит!  Царь щурячий лих! Прорвавши  бредень, по овину
ходил –бродил как крокодил, имал курей,  овец  давил,
и вот когда дошло до вил-его прозвали мы - Кайман.
 И это тоже не обман! 


И вот карасиком в мотне. Что спросят, он , понятно, «не!»
Вот так – с вождями невзначай, сидят и пьют Цейлонский чай.
Тут отвечай - не отвечай,  про  чугунок не умолчишь…
В кремле шутиь не ьудут , чай. К тому ж, сыш кум, сплошные кумачи.

И снова  на пороге- и впрямь на обласке, обласкон и не в горе,
и в Гори -  пить вино из рога-вон куда вынесла пирога,
И Сталин произносит тост за эту… Билитацию…
и чтобы поквитаться он  выдаёт квитанцию


Да –в Индии там курят мак. У нас «Герцеговину флор».
И молятся на красный флаг, хоть это и не триколор.
В глазу быка – два мужика, как в зеркальце девица.
К  наседке тянется рука- в хозяйстве пригодится!

У  девы щёки будто маки- да, это все, конечно враки,
что заслонили путь слоны.( Уж больно пареньки юны…)
Два галифе . Не знаю-как их! А сзади, вроде две макаки!
Но этого –с курОй под мышкой, кажись, Скобцовым звали Мишкой.

Скобе-копец. Таков – Скобец. Боец до баб-молодок
на весь на околоток. В доске сучок- и вот малец,
ткнул пальцем- и глядит-отец. Как бы с реди овец-овца
таким увидел он отца  в последний раз….
                КОНЕЦ.


Да ты кедрово семя жуй, Ежов, понятно же ежу…

А там уж слыш, и Берия потерял доверия…

  Билитация…


Ворон….











 ПОЛЁТ ПУЛЬ ФАНННИ КАПЛАН

1. В лучах Кюри

Каплан стреляла не по плану
 и, траекторию скривив,
две пули-дуры-дым и пламя! -
 прям мимо Спаса на Крови,
мимо завода Мехельсона,
как два шмеля на мёд клаксОна
блуждая вдоль артерий сонных,
в области лопатки и плеча            
под тремоло бородача -
бух! - кляксой классовых подходов,
гудками фабрик-параходов -
«ух!»   для кремлевского врача,
не то, что  ритмом ча-ча-ча-
лаская слух  весьма умело,
к тому же вождь белее мела.

Когда  смертельно ранен классик,
и диалектика – вразброд,
и денег нет в партийной кассе,
тогда чего-то ждет народ.
Ему, конечно, кто-то нужен.
Конь. Всадник. Или ран недужных
предурно пахнущий нужник.
Нужны святыни и стигматы.
Чахотка. Кашель. Казематы.
Пусть Робеспьер или Марат,
но чтобы кровью замарать…
А много ли на то ума-то?
Как в шахматишках! Маты-паты.
И вот как два гвоздя в полене -
две пули, а полено-Ленин.

Как хищно  чавкнул  дырокол,
не плотник вам -краснодеревщик,
а палачишко-дровокол
в огранщики*. Такие вещи! 
Но если даже вглубь урыться,
чтоб свету сквозь кристалл пролиться,
глядь!- в смету  падает Урицкий,
и дедуктивные ходы,
мудрей, чем классика труды.
Ведь счёт идет на миллионы -
туда –сюда  цари и троны,
как бы те самые нейтроны,
или лучи самой Кюри,
на весь Париж держу пари! 


Вот кость рентгеновского снимка,
а вот, конечно перелом,
а выше что-то вроде нимба,
выходит, Фанни , поделом!
Но здесь фальшивит нота фа,
и не заполнена графа,
фальсификаторам –лафа…
Что ж за ногами государя,
в набатный колокол ударя,
просить Фантанкиной воды,
не зная стремени, уды,
удИть  свободу в сырной лавке,
крючок изладив из булавки?


2 . Колокол
О, била  -  якорь- булава
внутри качающийся идол!
Здесь Мармеладов сталовался,
но явок всё-таки не выдал.
Петрово стремя в конский бок,
и конь, как бык, и сам, как бог!
Пинок ботфортом – конь продрог…
И вот резвей бежит до форта,
услужливее, чем Лефортов.
Россия –кляча! Сгоряча
идешь на дыбу палача,
сыновней кровью обагряя
себя от края и до края.
Гневом дубья, метаньем сулиц,
помойным гноем  тусклых улиц,
офанаревших  от Засулич,-
куда метать? В кого стрелять?
икру крамолы, как стерлЯдь?

Глядь -вместо  рыбы в лунке  -Блюмкин
гористый, словно Шамбала,
и в гранях  недопитой рюмки
сам  Мирбах, будто кАмбала.
Ша! Фанечка, конечно, ша!
По фенечке и не дыша…
А паюсной нет нишиша.
Какие, па и антраша?
Отплавал флот наш парусный,
Куда ты в юбке гарусной?
На митинг  с зонтиком, в театр?

Смотреть как крутится балет?
Ну а зачем
под юбом спрятан  арбалет?

О, это било в девять балов,
вам не какой-нибудь бейсбол,
среди сверкающего бала,
чтобы царя да на Тобол,
как на кол тать, как в пушку Гришку,



Ой, вы присяжные
 мои фонарики ночные…
усищи -сажей,
словно сны- девчоночки блатные…




Пари да –коррида РОДЕО ЭТО ИЛЬ КОРРИДА

и дело залистать  до дыр
И тут же падает Урицкий.
И дедуктивные ходы…
клина
Кликуша Клио

Капли

Фанни…

В Саяно-Шушенскую ГЭС.
Найдутся  браунинг.
Когда стреляет 

Ахранки- Агранов


Или мы не варяги не викинги, ты сомненья, паря, выкинь кА…





На полке Стокер. У соседки кокер.  …в водостоке,
На улице старушек как в Вудстоке.  На час теперь светлей в Владивостоке..
Покер…

Сосульки клыки…







ТРЕТЬЯ НОЧЬ ХОМЫ БРУТА
               
                «Один раз во время подобного  странствования  три  бурсака  своротили  с
большой дороги в сторону, с тем чтобы в первом попавшемся  хуторе  запастись
провиантом, потому что мешок у них давно уже был пуст.  Это  были:  богослов
Халява, философ Хома Брут и ритор Тиберий Горобець.
     Богослов был рослый, плечистый  мужчина  и  имел  чрезвычайно  странный
нрав: все, что ни лежало, бывало,  возле  него,  он  непременно  украдет.  В
другом случае характер его был чрезвычайно  мрачен,  и  когда  напивался  он
пьян, то прятался в бурьяне, и семинарии стоило большого труда  его  сыскать
там.»
                «Вий».  Николай Васильевич Гоголь


Возьму свечей, Псалтирь, кусочек  мела, который прихватил с собой из бурсы.
У Бога слов спасительных немало. Да ведь и петь я научился басом.
Псалмов мне на ночь хватит от  Давида, для вида же, а так же для задора,
я табачку нюхну. Мужик у хаты кисет мне сунул. Кончится не скоро. 

Уже на небе звезды - светляками. Скрипит ступень. Насупились иконы.
Намерен воевать я с ветряками? Похоже - да. Алтарь, как пасть дракона.
Я запалю поболее – мигучих.  Могучей силой круга мелового
отгорожусь от упырей отвратных, крестясь, уйду в молитву с головою.

Ведь я не ритор – я философ, значит, мне ведьм возить на шее не пристало,
я колос - средь мыслителей - колоссов и потому –горилки бы и сала,
тогда и сам Сковорода Григорий –не горе - одолею  в полприсеста.
Но панночка! То сущая Горгона! Как тайный текст  с изнанки  полимпсеста*.

Учили в семинарии – в посты нельзя уста нам осквернять  скоромным,
но  Горобец Тиберий –враль нескромный, ввернет мне байку в уголке укромном,
по кромке балансируя греха, огладит ус, мигнув, примолвит «Ха!»,
да и за Горобца поди расплата. Ведь он, подлец, -   ума полна  палата!

…Уже стоит в гробу. Уже летает! Уже мой круг таранит краем раки.
(Как каланча -  свеча у края тает.)  На лбу  - каббалистические  знаки
поверх бровей. Намедни -не она ль? Меня   в сарае, как навильник сена… Глупо,
чтобы казак, - топорщась волосами  засаленного старого    тулупа,

дрожал. Уже - хвосты и жала – чешуйчатых, ушастых и хромых
в меня уставились,  чтобы верней сграбастать. И –шасть  за круг ужами, будто мысли
о  колоколе медном.  На монеты его расплавили два  черта прошлой ночью,
Четьи Минеи**  кинув на растопку. Мне только бы не видеть гарны очи!
Не подниму чугунной головы я ! И жгут, как кузни горн, – глазищи   Вия.
               


*Полимпсесты- тексты средневековых переписчиков, написанные поверх смытых более древних.

**ЧЕТЬИ-МИНЕИ  – сборники оригинальных и переводных памятников, житийных и риторических церковно-учительных слов и других сочинений отцов церкви и предназначавшихся в средневековье для ежедневного «душеполезного» чтения в течение месяца.


+++

 Cловно в сердце тромб, этот гром в метро, не эпоха поди дефицита!
 Между «контра» и «про», будто ток по про… человеко-эритроциты…
 Нам всего хвата…И жратвы, и братвы. Поездов, батареек, пластита,
 лже-пророков,  лесов, меди для проводов, чтоб убавить ещё плесбицита.

Что ещё прихватить – человек –пластит на тот свет в твой раёк шахидский?
 Пол- вагона  рук-ног -  и аллах простит? И в награду ковер персидский?
 Ах, алла – эскала –, знать,  была не была , подними нас на эскалаторе,
 За что жизнь отдала?  Вот такие дела.  Мы, как вспышка, в адронном коллайдере.

Из каких теперь состоим частиц? Веры? Боли? Тоски? Неверия?
Человек –пластит что-то сжал в горсти – весь-сплошная антиматерия.
 Бледный конь хромой - по Москве самой. Пышет Савенков папироскою,
 а на мониторе, в том  людском заторе то ль шахидка, то ль Софья Перовская.

Неужели же зайчик рекламный засел – в голове под платочком траурным,
проводочка два  да комплект «Дюрасел» , чтоб навечно отправиться к праведникам?   
 То ль усатый в трубку табак набивал, то ль  Цхинвал  брала артиллерия,
 придавила пальцем –и как не бывало – ни материи, ни антиматерии.   

Собирала святая мужа в мешок, по вещдокам  версию «выкатили»,
доктор – шприц, лица-ниц, да с газетных страниц – все политика с аналитикой.               
Мраморело метро, как надгробье одно да маячили нимбами выходы,
холодело нутро, словно морг,- ледяно, но тепла хотелось да  выть от беды.







Неужели  же зайчик рекламный  засел

«Дюрасел»   да в оплеточке хлорвиниловой…



Выходил седой. Молодой такой-молодой молодой…



-Ты его не тронь!
-А чего не тронь?
- То не царский трон! То её ладонь!
- Молодой  совсем ? А смотри седой!



То ль в метро на эсколаторе…

Поднимало к небесам на эскалаторе
Как частицы в адроном Коллайдере…

Даниил





Не тромб - в нутро, а гром в метро


Стерляжии жужалы…
Ишим, Алышай…улусы…

Спиноза спину гнул не зря…Спин

Португальские порты…





ПЕСНЬ О ПОХОДЕ ЕРМАКА ТИМОФЕЕВИЧА

  1.
То ли  плаха как сваха по следу гналась,
то ли  молвил «мразь!» сам великий князь,
то ли ветер вО поле, то ли вопли в избе,
то ли в сенцах «бе!», то ли так себе!   
По соборам оклады, как клады,
словно косы златые у лады,
по заборам  порты да махотки
в курене ни шмальца, ни вихотки.
Так пойдем на турка-крымчанина,
заряжай пищали –отчаливай,
заряжай-понужай, коль попала вожжа,
коли синь-река, словно кожа ужа.
На кон что ли судьбу да дракон на носу!
Вот такую гульбу – по  твою красу!
По твои глаза  заоколичьи,
чтоб в косы витые -заколочки.
Не по волчьи выть, да не бой в кулачки,
 а на стругах плыть  к черту на кулички!

2.
Как на Чусовой филин ухал совой,
как остяцкий шаман камлал сам не свой,
как за ухом подьячий в приказе чесал,
как песчинки струились в моднячих часах.
Как гадал шаман по налимьей, по печени,
как года домовой в нить свивал в запечье,
как выглядывал глаз из нельмяжьей ухи,
не присухи,  так слухи, видать за грехи!
Как монах перед Спасом слагал персты,
да как дьякон басом-на полверсты!
А на коже бубна Небесный  Олень*,
и похожи губы на крик: «Налей!».
Мы ведь к вам с цимбалами-гуслями -
погуляем с княжною вогульскою!
Ах, княжна вогульская, ах княжна,
как цветущий багульник она нежна!
А Иван Кольцо – светел ясным лицом,
ну а рясный лес обступил кольцом.
В Бухаре мулла знал- плохИ дела,
старый дервиш  сказал накануне: «Алла!»
И провел ладонями по бороде,
словно струги - днищами по воде.
И увидел имам – как по венам рук
у пророка  плывут - за стругом струг.
 
*По поводу происхождения одного из вероятных имен  Ермака Тимофеева, Ермак Аленин- существует несколько этимологических версий. Одна из них – тюркское: ал(алый), алапай(неприятный человек), алла(бог) или русское(более сомнительное) олень.

3
Серебрится оклад чешуею язя,
бьются об заклад казаки-друзья,
протащить челны по хребтине стерляжьей,
да ударить татарина силой варяжьей.
Али мы не казАки, не викинги!
Из голов сомненья повыкиньте!
А Урал  поперек стола осетром,
нос острогом острюч и хвосту поделом,
Остроханские –ханские –хрусть да хрясь,
так-то цАрю батюшка, наш великий князь!
Отродясь  не боялись, не пятились,
да и нынче, конечно, не спятили.
Что в поджаберье прятаться со свиными рылами?
Все ведь сожрано, выпито,- только кости -вилами.
Вот и щучья пасть одраконела,
помолиться что ль на иконы мне!
Ты давай, шинкарь, там открыж ещё
за ещё  полбочоночка рыжиков.
Ой, хозяюшка – нам бы рассольчика
 да брусничного сока  во-о-о-т столечко!

У Ерёмы у Тимофеича каменеют мысли- такой подход,
то не шкурки выделывать беличьи- замышляет он большой поход.
То не мысли девичьи о покровЕ – то полмира, поди, кипит в голове-
от Ливонии до таежных дебрей. Что-то выварится. Человек он добрый!

Что-то выварится, что -то выпарится,
что-то по бортам кочей высмолится.
Знает шут ваш-баюн, много слов-занозин,
и в походе он, как и поп полезен,
Если к Одину –душа викинга,
то в походе – ни слова не выкину.
Одраконел Урал  каменистым хребтом.
Я за Русь –боюсь-бьёт одним крылом,
а второе то крылышко –штоб-его штоб,
 желторота слабей - воробышка!

Ты Ерёма, башку давай подымай,  отлепи от щеки соленый груздок, 
не ездок ты в Моздок, на дворе не май, знай удачу имай!
Всяк стрючок- сверчок знает свой шесток, что на Запад шастать, айда на Восток.
Летом ждут, а ударим в зимушку! Да и сОболя, бля,  ведь уже не мешка!
Ты не мешкай, давай! Что? Опять –наливай! Вот что значит стратег –Неболиголова.
Атаман, проводник в общем тоже не вник, - даль сплошной туман, что писать в дневник?


4.
А начну-ка я с буквицы вензельной , коль теперь из псаря угодил в писаря.
Повезло, как  подручному Кесаря, так что буду чернилить, словами соря. 
Ты Ермак Тимофеич, постой на яру, чтобы мог я волю дать перу.
весь в перуновой славе , в  кованых латах, не за злато, поди, в боярских палатах.
Посиди на коне, посияй на солнце, словно синь-стеколко в моем оконце,
а судьба моя – монастырь да Тобол, в память я затырил поход с тобой. 
Вот она-Сибирь – чистый свиток кожи. Боже, правый, боже! На кого похожа?
Чиста, словно крыло того голубя. Не скрипи скоба! …На саму себя!
Вот она снегом выбеленная, словно паволоками да молоками,
 вот она эта быль  моя дальняя – моя синяя стынь с поволокою.
Луч ударит в шлем в золотой шишак, нет, не даром шел ты до Иртыша!
Слышь, Тимоха, брось! Это просто спишь ты, уронив на стол буйну голову,
ты ещё постоишь  за Святую Русь, чтоб  испить шлемом воду тоболову.
Ледоход  на Тоболе-до слез, до боли мне напомнит, как шли мы стругами,
беглый  раб с варначьём( вот с того и начнем), а ведь стали царевыми слугами!

5.

Кто не вышел рожей, неказист лицом – вон с крыльца дворца,
то идет к царю сам Иван Кольцо –шрам на пол-лица.
Ну а в шраме том –правый глаз –Байкал.  Вот ведь как взалкал!
Ну а бровь его – не какой-то шакал, а  твердыни   скал, слышишь аксакал!
Борода его – чернь гишпанская, сплошь тайга моя Васюгансакая.
Что Ливония, вонь её кадил! Ты в Сибирь ходил? Стал быть, схавай крыл
да загузков  вот этого тетерева. Да. Обширна, как поле скатертево.

Не палач вострит  топор за лихи делишки,
а в палатах разговор  про сибирские излишки.
Виш-ка, сОболи, куницы пали к трону ниц,
поразвесились сопли у девиц-моднИц.
Веселись, братва скоморошная,
дратва мне в подошву – всеношная!
А свеча трепетунья, как хохол глухаря,
пропаду ли я втуне, все равно не зря,
что дороже девичьего трепета-
вон оно- сколько съедено-выпито!
Вот с медами ковш, вот из клюквы пунш,
вот лосятины вяленой –валенок.
А тебе , бухарский хан не Сибирь а шишь,
знай - кури – гашишь, или ты не слышь?
Как Ермак Тимофеич слал в Москву послов
понаели  с перчиком   полстола мослов,
понапили вина, понапели песен,
подабавили мехов в царевы припасы.
Отдарил Иоанн панцирем кованным.
А какого вам? А вот такого нам!

6.
Здесь бы точку поставить да ночька черна,  да и кочи качает речная волна,
не спьяна , по трезвяне, мы с Ваней Кольцо, шут-балакирь, да горстка лихих удальцов.
Казачки- турецкие  –сабельки, по реке  - ельцами,  по чешуе,
знали, встретят  нас тоболяки, угостят стерляжею чушью... 
Не обманет Строгонов с порохом, щучьм потрохом, сучьим побрехом,
так Кучум чуму понашлет, озлясь,  стрел да копий –враз, слышь великий князь!
Маметкул, как куль не боится пуль, да и стрежь допреж загибает руль.
Как бы нам под Кыштымским обрывчиком, ой вы люди  добры, в берег личиком!
Но хитер бобер, но востер топор…Сколько лет с тех пор!.. 
Ушкуйники…


А княжна Ача, как в ночи свеча, а в очах Ачи черные грачи,
запоет кайчи*, знать на Карачи, от бухарского хана большой почин,
тебе, хан, хана – так она юна, на кукан –коня - не домчать за два дня
Ах, камча  да парча –порча юных сердец, ну а ей милей казака оселедец.



Ах, княжна вогульская, ах княжна,
как цветущий багульник она нежна.




Титло в слове Бог как крючок рыбака




Синоза гнул не даром спину…
Спина…




МОНОЛОГ СОРАТНИКА ПО БОРЬБЕ

Послушай, Че, уйдем подальше в джунгли,  взяв только акаэмы и мачете,
пока что гитарист  играет Джанго,  и не дописана поэма. И не в счет
все то, что было с нами, здесь, в Гаване, пока креолка бедрами качает,
или давай уж свинтим на Гавайи, чтоб утро, лежа в гамаке  встречать.

Зачем вьетнамским болен ты напалмом? Ведь Маркс -он дальше островов Азорских!
Не лучше ль, как  кокосами на пальмах, нам любоваться грудью стрептизерки?   
Советский стрептоцид нам не поможет. Тем более хрущевский суицид нам 
с Карибским кризисом, ботинком- о трибуну, все эти атрибуты…Просто стыдно! 

Знай Че, ты кончишь в боливийских Андах, где не излечишь от капитализма
гаучо бедных. А потом на брендах  ты будешь красоваться. И  трюизма,
наверно,  большего придумать невозможно, чем борода пирата и берет
барбудос. Ты как конь, поверь, стреножен идеями, и смех меня берет!

Другое дело –Сартр. При свете Марса – с руинами ацтекских пирамид
мешать Бодлера, болеро и Маркса. Такой коктейль – он кого хош проймет,
будь Хо Ши Мин то, Мао иль брамин. Наркотик этот будет круче коки.
 От нищеты бессилен аспирин.  Капитализм – сильней, чем гонококки.

Нас будут до костей съедать москиты. Нас будут пожирать пираньи СМИ,
Что толку, Че., что побывал в Москве ты – все это лишь несбыточные сны.               
Пока  дымит гаванская сигара,  пока от Конго до Мадагаскара набедренных повязок гей-парад, 
мы будем буржуа небесной карой… Или же, Че, ты этому не рад?


Ранью –пирань и  В Москве ты Москиты.



Квас в бидоне – в Пасейдоне


Чтоб плаха гналась по пятам , словно сваха

БУГИ  СТАРОГО ОЛЕНЕВОДА

Затурчинился я анаболиково, а на боль наплевать – не бывать другорядь,
Мне б  прожить хотя б этого толику, ну а больше, знать, это взятку брать.
Через Ангелов, знать, коррупция –не по крупному , а по годику,
все увязаны мятый руп к рублю, если не пропью  - буду, вроде как!

Буду жечь свою свечку с двух концов, рано мне ещё к богу слать гонцов,
а кистень свинцов словом праотцов, на двери засов тяжелей басов,
посоли - ка сверху солягою, чтоб поднять полёглых диезами,
чтобы гребнем  стерня –ирокезиной,  казино да кино –все захезано.

 Все проплОчено, все заказано, все трагедии да с  проказами,
все пристебочки да с прихватами, все за ЧУМ*ами да за хатами. 
 Как в костер корье- ты банкуй, ворье, хоть в Московии, хоть в Вонкувере
 а Анадырю –это надо ли? Мне туда -пора. Вот ведь, где , дыра!               

Ты давай эвенк, мой оленевод**, знай вынай в пути  душу песнею,
 пока полоз  нартов  даёт приплод километров тундры- кудесницы,
 пока мох хрустит , пока снег блестит, пока клюква сладка болотная,
 пока есть – в горсти повод  - куда везти, хоть  в тюрьму, хоть до ряда Охотного.

Не на  Калке битва,   не тевтон – среди льдин – было Галкина два , а остался один.
Вот такая песня печальная. Ох ты Русь моя , сериальная!
 
*Фольклорное название ЦУМа в Новосибирске.

** На мрамарном панно станции  метро «Сибирская» изображен оленевод на нартах.

Вот такая она-погибельная – ГИБДД эшная пропротоколенная, 
 





Ох и аал в кино  , было два Галкина –остался один…
Было два Галкина  а остался один.

Ох ты Русь моя, сериальная!

         Опять процессия? –прецессия.
Пятилетка опять больших похорон?

Банкуете , в анкувере…

То ли битва на калке – было два остался один Галкин…


Опять                зарекался.
Ходил за лекарством…

ВОЗВРАШЕНИЕ ОДИССЕЯ

Итак. Итака. Ночь. Тугие паруса.
И список кораблей – белее, чем твой мрамор,
Ждут тетива и лук. То знают – небеса.
Всё предначертано. Уже вершится драма.
Гомер или  Cофокл, но кто –нибудь поможет…
Хламида драная. В руке корявый посох
 Как маски -женихов засаленные рожи,
посмертные.

Косо..

 ПИСАРРО

Вперед, вперед. Пассат для свинопаса*.
Кираса. Меч толедский. Галеон.
Гниет вода. Кончаются припасы.
Закат алеет, как хамелеон.

А поутру – земля -  корытом с желудями,
хотя открытая, вообще-то не тобой,
но ты как пес, на кость бросаясь, - шелудивый,
готов рычать, чтоб сцапасться с  оскаленной  судьбой.
               
 Экватор  словно след ножа, надрез для  скальпа,
 которого так многим не сносить.
 И –днище о песок.  И ждет Атауальпа.               
 И обезьяна в джунглях голосит.
 
Империю на пику, как кабана не вертел,
и, переплавив в слитки богов, бежать до форта.
Богаче короля- хоть верьте хоть не верьте,
валяться в луже крови, в грязи - среди ботфортов**.

*В юности завоеватель империи Инков Франсиско Писарро пас свиней.
** Конкистадор был убит конкистадорами. 


МОНОЛОГ МОНТЕСУМЫ

Пусть даже ты Пернатый Змей и носишь в железных жезлах жгучий  гром небесный
твои войска не ходят этим небом, лазурным, словно перья попугая,
пусть даже ты в каноэ, ночью  с неба  спустился к нам ужасных бедствий    вестник,
последних дней  пришествие приблизив, ты  все равно меня не испугаешь.

Ты знаешь, конкистадор,  я комету увидел нА небе –предвестницу прихода.
А это признак верный. Врать не будут мне календарь  и внутренности жертвы.
Нам всем осталось, в сущности, немного – все боги умерли и это время года
пригодно,  сколь то все же не печально,  лишь для  Тонатиу кромешной  жатвы.


Ты говоришь, король твой  не на звездах живет, а где-то там – за океаном,
пусть даже это так, но он не бог всё ж,  а я ведь , знаешь, воплощенье бога.
Кетцалькоатль -  в Теотеукане  нам заниматься делом окаянным
велел, как ты считаешь, потребляя  сердца людей, как  эликсир    итога.

Да, кровь хмельнее кактусовой водки, молодки-жрицы  сумрачных объятий.
Алтарь и жертвенник. Маис или картофель. И  тело чтоб летело по ступеням.
И если не прольется этой ночью ни капли жертвенного – солнце в путь обратный
отправится   и холод   ледниковый      скует всю землю   хваткой    постепенной.

Так анаконда давит  свою жертву. Не сразу, но тесней сжимая кольца,
чтоб  кости хрустнули и  дух, словно колибри, сверкнув в лучах, в небытие как в джунгли порхнул, и там  к цветам богов припавши, нектар пил вечности, чтоб только завтра Солнце  продолжило свой путь.  И чтоб комета не превратила нас в золу и угли.




ПРОРОЧЕСТВО АТАУАЛЬПЫ

Что Библия мне ваша, если боги со мною говорят через шамана,
когда  мы с ним, отведав листьев коки, все знаем наперед и без обмана.
Я знаю – все ж затонут галеоны, наполненные  слитками, испанец,
исполнится пророчество, ведь ты же, я понял, вовсе не небес посланец!

То золото, что привезут на ламах,  вам будет вечно мстить кровавым гневом,
ведь боги  -не кусок металлолома, а связь священная меж мной и вечным небом,
куда вам не попасть. В пасть Виракочи уйдете вы во тьме   беззвездной    ночи,
клыки сомкнутся, возгорятся очи. Что ваши крики! Стоны! Ваши корчи!
 
Знай же ПисАрро, все предрешено. И ты погибнешь от меча собрата,
врата во мрак распахнуты и злато сияет жаром угольев  стократ. А
инквизитор сам же ты. Костер безмерной алчности, в сердцах пылая жарко,
сожрет тебя, как анаконда птаху. И мне тебя ни чуточки не жалко.

Ведь ты же не дошел до Мачу-Пикчу, а значит не нашел дорогу к богу
Уицлипоцчли на престоле неба там восседает и дарует влагу
всем, кто узлы из шерсти ламы  вяжет  во славу завязей в утробах  женщин инков.
Меня приносишь   в жертву, в раже  грабя?  Так меч из ножен поскорее вынь ка!

Душа как кОндор,  тело –только пончо , мой кончен путь земной и в воплощеньях
иных  мы встретимся с тобою   и прощенье
мое заслужишь ты , когда  я стану  птицей парящей, ты же юркой серой мышью.
Я слышу, осязаю и предвижу…Вот-вот … Уже  клинок  пронзает     мышцу.



МОНОЛОГ  ЖРИЦЫ СОЛНЦА

О, сару руна*, чего ты хотел от меня? Этот лик
светлоланитный  божествен, как облик посланца.
Может быть, ты льактанак апуннак аму мантапурик**?
И не со звезд ты пришел, чтоб прослыть самозванцем-испанцем?

Мы жрицы солнца. Над нами стоят Мамакуны***,
нам не веля отдаваться не жреческой касте,
уж таковы нашей веры суровой законы,
что, провинясь, окажусь в ягуаровой пасти.

Знай же мой, рыцарь, что камни замшелые храмов,
джунгли руками лиан обовьют словно змеи добычу,
дева ж алтарная  вечно не ведает срама,
Солнцу себя отдавая в пернатом  обличье.

Вместо короны из перьев тебя короную собою,
жертвенный нож отдаю тебе-хочешь, прикончи,
больше нет сил у меня, чтобы спорить с судьбою,
заново пусть этот мир сотворит Виракочи.****


сару руна*(древн. и — чужеземцы, пришедшие издалека.
Льактанак апуннак аму мантапурик **— бродяги без отечества.
Мамакуна ***-надзирательницы над девами Солнца.
Виракочи****- демиург инкского пантеона.

Мамакуна (надзирательницы над девами Солнца)[18]





Попутных мелодий тебе в паруса, русалок под днищем триеры …







Лаокон в объятьях параллаксов.
Пар в колбе  неуёмныйх парадоксов



Как на площади менты эй дубинушкою ухали,
бунтовалася Россия стариками да старухами,
бунтовалась –бинтовалася, обнуляясь по «нолям»,
в кэпэзухах    рассовалася - внук  с  наукой   пополам.
Новостями моросило. Громыхало катастрофами.
Да чиновные Носы проступали между строфами.



***
Скрипичный ключ калитки. Улитки на доске.



               

       Аде Райской

«Меге» в беге -мегово. «Быстроному» –номово.
А народ –струиться по закону Омову.
Гул. Сопротивление. Обстоятельств жжение.
Прямопропорционален  он  денег  напряжению. 

Я  частица в проводе- вот такие  проводы.
 Квантик потребления. И какие доводы?
Проводы  печальные , будто я в вагончке,
отправляясь в дальнее  - за свои толончики.

В дальнее-печальное, от перрона трогаясь.
 В мое –«дело прошлое»- дальняя дорога.
 Кролики с Алисами.  Да ирис «Кис-Кис».
 Да девчонки   с лицами правдишных    актрис.
 



МОНОЛОГ  ЖРИЦЫ СОЛНЦА

О, сару руна*, чего ты хотел от меня? Этот лик
светлоланитный  божествен, как облик посланца.
Может быть, ты льактанак апуннак аму мантапурик**?
И не со звезд ты пришел, чтоб прослыть самозванцем?

Мы жрицы солнца. Над нами стоят Мамакуны***,
нам не веля отдаваться не жреческой касте,
уж таковы нашей веры суровой законы,
что, провинясь, окажусь в ягуаровой пасти.

Знай же мой, рыцарь, что камни замшелые храмов,
джунгли руками лиан обовьют словно змеи добычу,
дева ж алтарная  вечно не ведает срама,
Солнцу себя отдавая в пернатом  обличье.

Вместо короны из перьев тебя короную собою,
жертвенный нож отдаю тебе-хочешь, прикончи,
больше нет сил у меня, чтобы спорить с судьбою,
 заново пусть этот мир сотворит Виракочи.****


Сару руна*(древн. и — чужеземцы, пришедшие издалека.
Льактанак апуннак аму мантапурик **— бродяги без отечества.
Мамакуна ***-надзирательницы над девами Солнца.
Виракочи****- демиург инкского пантеона.Предостережение
Вродекак Он
 Смотри рыбак-не  суй щурёнку в пасть
  ни пальца даже! Торопиться   всуе
 не надо. Так легко пропасть,
 когда тебя  бог тишины рисует
 на берегу, с сияющей блесной,
 как с драгоценною серьгой для уха омута...
 Не помню дело было то -весной
 или же осенью...Я идолу какому-то
 молился. Я читал псалмы кувшинок,
 и спининг гнулся луком, тетивой
 звенела леса...Я как будто Шива
 средь лотосов был просто сам не свой.
 И вдруг взбурлило небо отражённое
 и, скалясь на меня, -драконья морда...
 Нас ждут с добычей с тех рыбалок жёны.
 а тут...Как славный представитель  рода
 двуногих,  отразился я в зрачке
 огромной рыбины...Не выдержала леса,
 я вспомнил о Иване Дурачке,
 веленье щучьем...Ухнуло из леса.
 И просияв боками золотыми
 и крыльями присвистнув плавников,
 она, как бы в сундук  монеты,-в темень
 воды -, как будто в тьму веков.
 Всё выплеснуло на поверхность омута-
 и печь с Иваном, и царя с царевной,
 и словно бы по волшебству какому-то
 ржаное поле,домик за деревней,
 в котором ночевал я...Но река
 сомкнулась, поглотив на веки тайну,
 как будто это злато Колчака,
 на миг мне показавшись, в бездну кануло.