Избранное. Весенняя сюита

 1.Первоначало

 Как цвет черемуховой грозди,
 что просится наружу,
 так из первоначала звезды,
 большого взрыва.Не нарушу...

 Ведь в каждой почке - млечный космос,
 выдавливыемый желаньем
 преодолеть бесцветья косность,
 чтоб стать цветенья оправданьем.

 23. апрель 2010 г.

 2.Сотворение.

 Вода играет по кюветам  в ответе за заветы льда,
 и грезя  грозами и  летом, течёт куда-то не туда.
 Торосов льдистых Нотр-Дамы.  Красы весенней макияж.
 И облака, как Бог с Адамом, на фреске Микельанджело.

 Бурлят речушки  поверх дамб пращою на плече Давида
 и всепрощение  светлых дум – подобье нежности болида,
 который синевой болит  на   каждой пяди трещин  фрески,
 а присмотреться - перелит  в хрусталь  Паоло и Франчески.               

 Так мрамор размягчив в стекло, по склону  гонит ветер  пряди               
 и  налегает на весло, как Тициан  в музее Прадо,
 чтоб сделать жизни новый слепок,  и смерть навек  перебороть,    
 пусть даже на лесах ослеп, увлекшийся  Буонаротти.

 23., апрель, 2010 г.

 3. Левитация

 Акутагавы Рюноскэ  две опушившиеся вербы
 у перелеска на мыске, как бы свеченье новой веры,
 и весь околок – светлый храм –полубуддийско-православный,
 на хорах веток- Сим и Хам и плачь зигзицы Ярославны.

 От белокаменных колонн, берестяные эти песни,
 в венчанье  царственных корон  псаломно-неизбывной выси.
 И грач-монах, чтоб наяву нам  доказать наличье Бога,
 вдруг левитирует  – и звук его молитвы хрипл немного.

 И  Ангелы плакучих  ив  - в  разливы инока  Рублева
 глядятся.  Золотистый нимб   сияет над крылом любого.
 И небо , словно батискаф,  на нас глядит в иллюминатор,
 как мы с усердьем   бодхисатв, парим , как будто авиатор.   

 23. апрель.20010 г.   

 4.Божественное
               
 Листок –по форме –материк,  прожилки, как ручьи и реки.
 О, как же надо натореть, чтоб опровергнуть смысл науки!
 Край крылышка у мотылька-ну тот же край материка,
 чья тут работала рука? Неужто это Ватика…

 Кем всё-таки  планеток  чётки нанизаны на нить орбит?
 Неужто же в бореньях с чёртом, перо гусиное скрипит?
 Неужто- космонавт-монах и монастырь его - орбита?
 И он там молится за нас, метеоритом недобитых?

 Мы смотрим друг на друга с ним. О, как он мне необходим   
 в его нимбозном шлемофоне. На фоне инфузорий я –
 прям  ну обсерватория!  А взять совсем иной масштаб-
 и вот я слаб, как будто шваб, как учит нас история.      

 23 апрель. 2010 г.

 5. Ката-строфическое

 Ничего не оставлю на завтра, я и так уже весь опоздал,
 говорят, что вчера  динозавры не попали в аэровокзал.
 Долбануло их метеоритом. Вот и всё.И прощай мезозой.
 Даже не поболели плевритом вместе с очень большой стрекозой.

 Нам нужны были аэрофлоты. Но курнул как-то трубку вулкан,
 стал  из третьих он первым пилотом и послал всех к позорным волкАм.
 Вэлком. Вот вам отель –Недофорния. Вот вам бронтозавриха-зима.
 Неужель в вертухаевой форме я, в Туруханске сошедший с ума?

 Что мне делать с вулканами этими? С астероидами - табле…,
 что нам Бог посылает  - столетьями, на подобии ветров Рабле.
 Чтобы враз излечить от клыкастости, чтобы снизить метаболизм,
 чтобы снова не обрюхатели мы мезазойно-назойливым «измом»…

 24. апрель. 2010 г.

 6. Батальное

 Весны  лихая  кинопроба. Как лошадь дохлая –сугроб.
 О, битва рыцаря   у гроба – и сколько тут ни кинопробь,
 а все ж для остроты сюжета нужны ландскнехтовые ели,
 и солнца  щит, как бы прожектор, пока  дрозды не подоспели.

 И тракторист одонкехотел. И  сеялка его – доспех.
 Грачи по  следу как пехота, чтоб тут же закрепить успех
 сраженья радости с хандрою, коль обозначился прорыв,
 и древоточец за корою пошевелился.И обрыв   
       
 реки , как ров, который  мощным напором прорвалА  вода 
 как бы молитвою всенощной , ну а без этого -беда.
 Такое полотно батальное, в котором –стрелы-тальники,
 лежит поверженной проталина, и ей подняться не с руки.

 Ну а в другом павилионе  шедевр снимает Эйнзенштейн,
 на пролетарьев миллионы, как нехороший Франкенштейн
 в доспехах мрачного тевтона, тонул среди обломков льда,
 а Чингисхана бы потомок, топил его – и без труда.    

 Какое буйство половодья! В угодьях согр, собой прикрыв,
 в угоду что ли воеводе? Иль  партизанщины нарыв?
 То не Дениска ли Давыдов между лосинами берез?
 Он простоватится  для вида, а  вобщем по–бретерски борз.

 По синим ментикам  предлесья  ив золотистые   шнуры,
 готовятся к атаке листья  из-за холма , из за горы. 
 Ещё чуть-чуть и в наступленье пойдут сморчок и первоцвет,
 вот это будет иступленье, так   - лишь Ослябя с Пересветом….      

 Да ведь и Санчо не ослаб, и облаком меж облаками,
 крушит  копытами  осла  крушины  камни великаньи. 
 Не с мельницами-ветряками, не с карликами – норовил!
 В лаборатории  с алхимиками Апрель ту кашу заварил.

 И вот, хрустя по насту валенками,  явился из других миров,
 копьем ударил в лопасть ломкую – с размаху -  бумс!-   и будь здоров!
 Как крик стрижей,  звук междометий, как подмалевочный акрил…
 Старик заржавленный заметил – в микроб сходя –благословил.

 25.апрель.2010 г.ночь уже.

 7. Античное

 За сараем сырая земля и сугроб, как скульптура античная,
 начинаю, как Фидий,  с нуля, с глыбы мрамора - дело привычное.
 Как построить мне мой Парфенон?  Все засыпано крошкой паросскою.
 Откидаю – ка снег от колонн, отдохну на крыльце с папироскою.

 Дам  свободу ручью –это Тибр. Вот такая теперь теорема -
 мы сюда – из прогорклых квартир, чтобы вроде Ромула и Рема
 к отощавшей природе припасть, завоеванной нами, как даки,
 что осталось нам-чтоб не пропасть, после  столь изнурительной драки?

 Вот из норки – на свет муравей – и, как эллин, – по греческой фене.
 Тоже ведь  сотворить  норовит, храм богини - небесной   Афины.
 Я за заступ - а он - поперек. Здесь и форум его,  и акрополь,
 Ну  а я то, мой гречески бог, думал это лишь грядка укропа!

 Я  другую начну чуть в сторонке  для рассады  садовой   клубники,
 лишь копну- и наткнусь на обломки погребенной  под лавою Ники.
 О  природа, ты словно  в Помпее, удобряешь живущих отжившими,
 сон паслена   иль клена пропеллер пробуждается в прахе слежавшемся.
    
 Я закончу фасад и фронтоны, коптели, ступени,   алтарь.
 Кроны яблонь, как будто фонтаны, на смородине –струны кифар.
 Стану Врубеля    Паном,  и в хоре  с муравьями, жуками,  травой,
 заиграю на флейте для Хлои, волосатясь лесной головой.

 25, апрель. 2010 г.

 9. Дедуктивное
 
 Вот эта льдина – линза Холмса,  вода - дум дедуктивный ход.
 Глядит со дна  «Цыганка»  Хальса. Она пропажа и находка.
 Ведь холст был вырезан из рамы и вывезен невесть куда,
 и вот из льда – подобья храма - его вдруг вымыла вода.

 К чему  реке такая кража, такая фона глубина?
 Сквозь подмалевку  макияжную   никак не донырнуть до дна.
 Вникать  в игру блескучих глазок? Что может быть, скажите, хуже,
 когда у галечника гладкого такое  декольте из кружев?

 Хруст битых стекол. Шпага ветки. Водоворт , как юбок взмах.
 Здесь подрались из-за красотки. И пены- шум. И пробка, взмыв,
 по небу –полиэтиленовой крылатой  чайкой -  и чулок
 волны сползает и не лень его, тянуть, пока летит чирок.   

 Куда несет вот эту люстру? – подобие пчелиных сот.
 Обыщется  хитрюга   Лейстрид, а не найдет таких красот.
 Вот изумруды и брильянты, и ваз  хрустальных  хоровод,
 так ледоход играет в фанты, хотя уже и староват.               

 Инфанта ты или царица, в короне  самоцветных льдин,
 быть может, это только снится, но я твой  пылкий   паладин!      
 Истает лед – сто лет  как будто  прошло, чтоб тут же позабыть...
 Лишь неба голубой  карбункул  у  селезня реки - в зобу.

 26.апрель.2010 г.

 10. Хмельное

 Гуляют воды по оврагам, как будто бы во фляге брага,
 овраг играет как гармонь - меха навыверт  буераков,
 и только «пуговки» затронь – начнется по деревне драка.
 - Не торопи телегу, конь!  Закончим антимонии,
 ведь ходит солнце посолонь не для твоей симфонии!
 Ты кучерявый гармонист. Я  кучер , муж Любавы.
 А ну –ко, брат, посторонись  - оно не для  забавы...

 Такое чудное кино! В окно – к  молодке томной,
 как бы в бокал твоё вино – любовник вероломный.
 Он как сиреневая ветвь  та, что о раму шоркается,
 какой ещё такой  завет– за ситцевою шторкою
 за ветром -парусом корветным  надутой линзой выпуклой?
 Вода  бушует по кювету, как будто море вытекло.
   
 Взгляни в подзорную трубу – вот берег с индианками!
 И пальмы , словно бы табу –исподом наизнанку,
 нас ждет тропических страстей неслыханная роскошь,
 дочь Монтесумы на постель крадется, словно кошка.
 Там в храмах идолы  богов  ночами оживают,
 когда вода , как кровь с клыков, струится  дождевая.

 И если бросим якорь здесь, чтоб шлюпом в пляж уткнуться,
 нас ждет  неслыханная месть: нам больше не проснуться!
 Нам не присесть уже к окну - с плетнем, гармонью,  кипенью
 черёмух, пенивших  волну по повеленью шкипера.
 Так сдвинь плотнее паруса линялой задергушечки,
 веди в дремучие леса под палубные пушечки,
 туда, где, словно Змий, лианы в объятьях полусонные,
 сжимают гибкий стан Дианы - далекой Амазонии.

 24-28. апрель 2010 г.


© Copyright: Юрий Горбачев, 2010