6. День четвертый - часть первая

День четвертый

Говорят, что в кладке Карлова моста замурован меч Брунцвика и однажды Каменный Вацлав встанет и поведет святое войско. Тогда его конь споткнется о камень возле пятого столба и меч откроется. Благородный Брунцвик заменит свой золотой меч - на меч моста и навсегда освободит Прагу.
От чего ее сегодня освобождать? Наверное, от туристов. Но эта легенда вечно порабощенного народа очень напоминает мне легенду о гималайском воинстве Майтрейи.  И русскую легенду о мече на дне Ладоги.
Вацлав, правда ведь, это будет войско Творцов?
До второй мировой, чехов называли «голубиным народом». Так мне рассказал мой квартирный хозяин – очень старый дедушка бежавший от фашистов из Праги.
- Нет, Нинучка, чехи сильно испортились. – сказал он мне.
- Тогда мне не хватит воображения, что бы представить их до перемены – Старый маленький чех молчит и только грустно улыбается. – Знаешь – вдруг сказал он – чехи - до сих пор самые… ведь все портится равномерно.

Есть такая улица – Оплеталова. Не знаю, имеет ли она отношение к Яну Оплеталу, но  эта улица буквально оплетает новое место. От юридического факультета на берегу Влтавы и до большого шоссе, название которого не помню.
Попасть на нее легко. Из любой точки в новом месте надо идти в сторону противоположенную набережной. Так мы и сделали. Но кто мне объяснит, каким загадочным образом, мы тогда умудрились оказаться у Карлова моста?
Взглянув на несметную толпу туристов, под ногами которых стонали старые камни, мы пожали плечами и, повернувшись к мосту спиной, упорно двинулись на Оплеталова. Обогнув храм девы Марии на Тыне, через Вацлавскую площадь, мимо нашей гостиницы на улице На Поржечи (на поречье) мы наконец вышли… к Карлову мосту.
Было жарко. Очень жарко. Мечталось о большой запотевшей кружке пива. Узкие улочки, толпы туристов. Незнакомый город… Вздохнув мы покорно направились к Порховой башне. Где-то на Флорентийской улице все же решили взглянуть на ДжиПиЭс. Это… устройство любезно уведомило, что мы находимся прямо посередине Влтавы. К тому же между Карловым и Манесовым мостами. Тем не менее, с того места, где мы стояли, отчетливо просматривалась Площадь Республики. Пришлось развернуть бумажную карту и попытаться определить дальнейший маршрут вручную. Мы бы еще долго изображали юлу, если бы не милейшая нищенка, которая сначала долго смеялась, глядя на эту картину, а потом, молча, подошла, отобрала у нас карту и прочертила заскорузлым ногтем маршрут. Потом, так же молча, отошла даже не попытавшись выманить у двух обалдевших туристов несколько крон.
Достигнув цели и разобравшись со срочными делами, ради которых мы два часа наворачивали круги возле нашей гостиницы, наконец, нырнули в пивную. Холодное домашнее пиво, пахнущий летом и солнцем салат… Боже, я совсем забыла, что овощи умеют пахнуть! Ну, куда мы теперь пойдем? И как гром среди ясного неба – мы не заплатили рыцарю! Наскоро расплатившись за обед, ринулись к реке. Не глядя ни на какие карты – через десять минут уже были на мосту. Это ты, Брунцвик, морочил нас, накидывая на город волшебную кисею? Ты помнил мое обещание – заплатить за вход на мост. Вот от чего все улицы выводили к тебе… Но… Мои две двухшекелевые монетки, считающиеся всеми детьми Израиля счастливыми, т.к. появились только в прошлом году – специально приготовленные обещанные монетки - остались в номере. Ты не возьмешь Кроны, Рыцарь, я знаю.
На Смиховом холме нас ждала Цветаева. Вернуться в гостиницу, расталкивая локтями туристов? Но, как же Марина? Путь туда не близкий. Рыцарь, мы вернемся, обещаю. И не как вчера. Мы вернемся с монетками. Отпусти нас к Марине… Чувство стыда, точно перед живым человеком и полная уверенность, что пока мы не выполним обещания – не будет для нас дороги… И все же мы двинулись в сторону Смихова. По дороге набрели на овощной. Огромные оранжевые абрикосы с красным бочком и груши, пахнущие на всю улицу, заставили нас остановиться. В Израиле фрукты не пахнут. К тому же, их срывают зелеными, обрабатывают аммиаком, чтоб не портились… в результате – трава – травой. Закупившись на какую-то ненормальную по чешским меркам сумму, устроились на траве в парке. Как раз в том самом, где музей кубизма и загадочный домик. Сначала уничтожили голубику. В самом моем раннем детстве, на северном Урале – было много свежей голубики. Это была болотная ягода. Мелкая и водянистая. Здесь же, ягода величиной с голубиное яйцо, обладала вкусом и ароматом эдемского сада. Про абрикосы я вообще молчу. На десерт мы закусили дикой зеленой антоновкой с нависавшей над нами яблони. Вот – вкус детства! Чехи с изумлением наблюдали двух взрослых людей, которые с удовольствием пожирали такую кислятину. При взгляде на нас, лица кривились против воли, будто мы их заставили угоститься.
Не надо думать, что рвать яблоки - плохой тон, или же порча паркового имущества. Более непосредственных и безбашеных людей, нет во всей Европе. Дорогу там переходят, где придется, прямо перед носом гаишника. Сидят на газонах, купаются в фонтанах. Пьют пиво в парке. Европейское законопослушание – это не для свободолюбивых славян. Но чехи свято чтут один закон: «Твоя свобода кончается там, где начинается свобода другого» Никто не станет громко слушать музыку в трамвае, курить на остановке или кидать мусор на газон. Притом, что нет ни одного предупреждения о штрафе. Как раз там, где штраф предусмотрен – обязательно найдется чех, который будет нарушать. Ни разу я не слышала звонка мобильного телефона – хотя видела многих, кто им пользуется. Ни разу не слышала громких разговоров, хотя неоднократно наблюдала драки…
Открытые лица, на которых с легкостью можно прочитать все мысли. Жизнь там не легче, чем у нас. От того лица сосредоточенны и в глазах тревога. Но обратись вопросом – морщины разгладятся, глаза улыбнуться. Зачем смущать прохожего невеселыми своими думами? И вот перед тобой беззаботное и участливое лицо.
«Народ – такой, что и поэт –
Глашатай всех широт, -
Что и поэт, раскрывши рот,
Стоит – такой народ!»
(МЦ из цикла «Стихи к Чехии»)

Смихов холм, находится в районе Прага 5. Выйдя на широкую современную улицу, мы с полной уверенностью продвигались к цели, пока повернув в закоулок, не оказались опять возле рыцаря. Да что же это такое! Вернуться? Но мост был так основательно запружен туристами, что сей маневр казался невозможным. Тем не менее, идти дальше, столкнувшись с таким упорством… не будет дороги.
Решительно растолкав локтями толпу на Карловом мосту, мы все же пробрались в старое место.
Улица, еще улица… Вот он – наш отель. Вот и монетки – лежат на полке и молчат.
А на Карловом толпа загустела окончательно. Сплошной, необратимый поток и гиды с цветными шарфиками на высоко поднятых зонтах – пасут каждый свое стадо.
Два часа дня – солнце шпарит немилосердно. За-то у самого моста – лодочная станция. Деревянный настил и яркие пятна пластиковых лодочек и катамаранов  - здравствуй детство! Река Везелка – искусственный рукав Северского донца. Город – Белгород. Я – пятилетняя. Молодой еще дедушка налегает на весла. С мамой, мы чаще брали катамаран. Удержаться было не возможно. Влтава тянула, как магнит и мужу вспоминался он – пятилетний и река Ингулец.
Симпатичный лодочник средних лет в шортах и выгоревшей футболке вынес мне соломенную шляпку: «Молодой пани голову напечет». Я покачала головой: Солнце Европы и солнце Африки,.. о чем ты, лодочник. Он меня не понял, замахал руками – бесплатно. Жарко, у пани голова заболит! Смешно. Но лодочник отказался что-либо слушать, водрузил мне шляпу, чуть ли не силком.
Мы выбрали катамаран. Вода отражала солнечные блики, под арками мостов хоронилась прохлада и бомжи, обустроив себе летние дачи. Век 21-ый, век 16-ый… нищие спят под мостами, сменив холстину на нейлон.
Через час, я воздала должное заботе лодочника. Недооценивала я солнце средней полосы.
На Стрелецком острове купались туристы. Муж встрепенулся – искупаться в пресной воде! Катамаран завертел всеми лопастями, устремляясь к родному причалу.
На Стрелецкий остров можно было попасть только с моста Лиги. А как же Брунцвик? Но к тому моменту, Карлов мост был уже так запружен туристами, что казалось, вот-вот не выдержит и обрушится в реку. Человеческое безликое половодье – хуже половодья природного. А туристы – стихийное бедствие самого большого масштаба и похожи на Египетскую, не доброй памяти, саранчу.
Зелень Стрелецкого острова, превращенного в огромный парк, уже покрылась патиной позолоты. Ладошки каштанов, казались руками стареющей кокетки. Еще гладкие и изящные – отдавали легкой желтизной.
От реки шел одуряющий запах свежести и смешивался с запахом палых листьев и влажной земли.
Немного побродив по воде возле берега, все-таки не рискнули купаться. Прибрежный ил прятал бутылочные осколки и острые ветки. Лишиться возможности бродить по Праге, когда еще столько всего впереди…
Немного поседели в корнях престарелой ивы, наблюдая за тем, как несколько собак неутомимо ныряют в реку за мячиком. Как малыши сосредоточенно рыбачат ивовой веточкой с откоса…
Но Цветаева ждала.