Новомученикам, за Веру Христову просиявшим

«Блаженнее давать» - сказал священный инок,
Всю жизнь свою за ближних положив.
Был не простой тот инок - был он схимник.
И как душа держалась в клети жил?

А вот вдова – вдовица поневоле,
В тот монастырь больная прибрела
И у ворот, скорбя в сердечной боли,
Сгорая от стыда, стояла, в чём была.

«Просите, и дадут» - в висках слова звучали,
Слова Христа, Спасителя её,
И, верная Ему, она вот так стояла,
Веря и не веря в спасение своё.

… Прошли года. Настало лихолетье –
Тридцатый год кровавый на Руси.
Старик – монах шёл битый и раздетый,
И ничего у Бога не просил.

Он не просил, но кто-то без прошенья,
Но, зная, как болеют старики,
Не попросив на это разрешенья,
Подал страдальцу тёплые носки.

А там другая, может, та вдовица,
Перекрестясь перстами на восток,
Сняла с плечей, - «а может, пригодится»,
Свой оренбургский шалевый платок.

Шагал старик последнею дорогой,
Холодный дождь осенний моросил…
Он шёл с улыбкой, тихий и нестрогий,
И Божий люд за всё благодарил.