Житие Сына Человеческаго

***  Сватовство Иосифа  ***

Было это
летом,
где-то
под Назаретом.

Иосиф-
плотник,
вспомнив
о плоти,
решил жениться
да поживее –
на жнице ли,
на швее.

Подвернулась баба –
смотрится не слабо:
глаза –
маслины,
коса
во всю спину,
талия, как у опёнка,
бёдра, как у маслёнка... 
У-ух, бабёнка!..

Не надивиться
на девицу.




               
*** Неудачная ночь новобрачная ***

Поскорее начать бы
попойку,
а после свадьбы –
в койку. 

Но вот штука –
аж жутко:
Эва!
Марья – не дева!...


Не нашел
муж
целомудрия...
Нехорошо!
Потаскал уж
за кудри ее,

да как начал орать,
мать-перемать:

«Будет и плоше! 
Забыла
намедни
на площади
девку забили
каменьями? 

Иегова
сурово
за блуд карает!»
А сам желваками играет...

От остатка
злобы
Иосиф глотнул граппы
и с устатку –
прямо в робе
заснул с храпом.





*** Непорочное зачатие ***

А Мане
не спится:
что станет
с девицей?

Мысль гложет.
Простая, как маца:
Придумать, может,
для ребенка отца,
не похожего
на прохожего
молодца? 

Перебрала в Иудее
всех знакомых людей.
И еще полмира –
от фараона до Ирода...

Нет, всё не тот
идёт
Федот...
Что деять?
О, Боже!..
Идея!
Он и поможет!

Придумала, чать,
нефигово:
уж зачать –
так от самого Иеговы!

Как пронзенная жалом,
Мужу на ушко зажужжала:

«Потомок Давидов,
прими Марию.
Будут завидовать
Тебе во всем мире.

И слов волна
набегает Иосе на ухо:
«Зачала она
от Святаго Духа.
На облаке, не на ложе.
И будет Сын – мой, Божий.
Мотай на ус –
назови сына Иисус.»




*** Рождество Христово ***

Родился ребенок,
других не плоше.
Заорал, как все.
Аж с спросонок
лошадь
метнулась в овсе.

Куда деться?
Простил Иося Марью.
                Бог с ним! 
А у младенца –
то ли марево,
то ли нимб...




*** Волхвы ***

А тут –
прохожие.
Идут-бредут
люди божьи.

К ним Маня
с водярой в стакане:

«Дам вам еды-питья на дорогу!
Поорите осанну Богу
да сыну его Иисусу.»

Не устояли волхвы искуса!

И пошли
по деревне,
оря:
«Мы нашли
евреям
царя!
Один изъян –
не из крестьян...
И не из рабочих...
Но умён – шибко очень!

Почти что знать:
отец его плотник
(или сапожник?)
Зато мать –
ягодка плотненькая
да и сын у нее – Божий.»

Всем нервы
точила
и трепала
дрожь:
первый
почти
пролетарий –
и вождь!


***Комментарий:
Ох,сколь в истории
мы пролетали,
когда путь нам торили
пролетарии! 
Коль рулит голытьба
без ума –
то одна лишь судьба:
иль сума, иль тюрьма...







*** Избиение младенцев ***

А селяне?
Плуги,
овины
да скирды...
Окаянные!
В испуге
повинились
Ироду.

Испугался Ирод
за свою порфиру:
послал гонцов
избивать мальцов.

Петушище
закукарекал.
Заря.
Уже ищут
конкурентов
царя.

Детишек брали –
и об столб:
Чтоб не орали,
тише чтоб. 

Иосиф
чуть свет
у Бога
просит
совет
в дорогу.

Взяв сына
с жёнушкой
меж избитых и раненных,
сквозь пустыню
прожженную –
побегли к Израилю...




*** Детство Иисуса ***

На сей счет –
                они были ли –
история
               молчалива крайне.
Ни чёрта
не нашел в Библии,
 ни в Торе я,
ни в Коране.

По всему судя,
Мария вбила сыну идею,
что он будет
спасителем всех людей.
Искупит всеобщий грех
(включая мамин).
Один за всех...
Амин!




*** Тайная вечеря ***

Иисус рос, рос –
стал Христос.
Лечил прокаженных,
кормил голодных,
и по-Божьему жён
лечил бесплодных.

Звал неведомо
           зачем
       и куда:
победа, мол,
        всем,
навсегда...

В неясном
лозунге
сила есть:
Прекрасную
        лозу
жалко есть...

Часто
         стал
     вещать черни.
Паству
свистал
на вечерю.
Собрал апостолов,
стучал по столу:
«Знаю,
сукины дети,
опознают
меня на рассвете. 
Мне сообщил родитель:
вы меня предадите».

Глазами сверля Иуду:
«Целующим предан буду...»

Входит Христос в раж:
«Что, Пётр, глазами потух?
И трижды не вякнет петух,
как ты меня трижды предашь...

Изгадили Божью обитель!
Забыли, кто ваш предводитель?»

Проповедник
говорил
покуда,
проведал
Гавриил
Иуду:
«Просьба
будет,
как к брату:
подбрось-ка,
       Иуда,
   Пилату
идею
про Иудею.
Ну, мол,
Христос залез на престол...»




*** Гефсиманский сад ***

Имел Иисус
недурён вкус:
у его подруги,
у Магдалины,
груди упруги,
как маслины.
Бедра Магдалины,
как мандолина.

А тело,
как лук...
А губы!..
Задело
вдруг
грубо

Христа
из-за куста –
ратник рукой,
рядом – другой:
«Вставай, пророк,
твой срок!»

Да, не успела
         Мария
       зачать
   от царя:
тело
       сморила,
чать,
          зря!..
Ах, Иуда,
паскуда!
За тридцать монет
всё свёл на нет!




*** Пилат и Иисус ***

Капризен
Пилат:
жизни
не рад:
«Где я?
В Иудее!
В провинции!..
За провинности?»

Его охрана
      сброд
   идиотов
    и подлюг.
Одна отрада:
          вот
  уйдёт он,
   покинет юг.

В Рим! В Рим!
Жизнь – там!
А здесь – гори
все к чертям!

Вошли
стражники.
Гонец
к уху уста:
«Нашли
страшного,
наконец,
Христа.»

Ввели
рыжего,
тщедушного
с бородкой.
В пыли.
Дышит
придушенно.
В колодках.
У двери
полунагой
потёртый
иудей...

Пилат не верит:
          ну, какой,
            к чёрту,
          злодей?
Пилат –
демократ.

Кулаком –
              по столу.
            Ратникам:
      «Пшли, псы!»
Кивком
           апостолу,
        аккуратненько:
  «Ну, Божий сын,
зачем тщиться
весь свет
возлюбя
вокруг?
За тридцать
     монет
вот тебя
продал друг!
Подумай-ка
про мать,
стоик!
Смерь:
из-за недоумков
     принимать
                стоит
ли смерть?
В мои годы
     радеть
за людей
обрыдло.
Народу –
  плеть
удел!..
Быдло!»
«Я вождь,
        и мой жребий –
       испить чашу до дна!»

«Ну, что ж,
требуй...
         Но жизнь наша одна.»
«Боже,
я принимаю
все муки
ради людей!»
«Ну, что же...
Я умываю
            руки,
      Царь Иудеи...»
За окном улица
беснуется.
Толпа евреев.
Шумят, негодуя:
«Скорее
распять негодяя!» 

Прокуратор
жалеет все же
безумца Христа:
Был бы рад
сына Божьего
спасти от креста. 
Пилат у окна.
Поднял руку.
Сразу тишина –
услышишь муху,

Пилату
муторно –
жара!
      Пьет воду.
«Буду рад
кому-то
дать в дар
свободу.» 
Ну, и вода:
чиста – но отрава!

«На выбор вам дам:
Христа или Варавву?» 

Орёт орава:
«Варавва! Варавва!»

Тогу теребя,
Пилат (про себя):
«Жаль
вора вам,
не Христа...» 
Избежал
Варавва
креста!




*** Голгофа ***

Не смерить
шагами
версты –
долог путь.
Смертники
сами
кресты
волокут. 
В небе ясно.
Лишь кочет.
Плебс точит лясы,
гогочет:
«Красота!» -
говорят. –
«Три креста
в ряд!»
На крестах
Иисус
и два вора. 

Страх.
(Хоть не трус!)
Парит ворон...
Вор - он
вору
глаз
не выклюет!
Ворон
на свору–
массу
зыркает. 
Затоптали
истину
в грязь!..
Молотами
кисти –
хрясь! хрясь!

От запястий до пят
Божий пастырь распят.

Толпе
         надоело.
         Настал
        вечер.
На столбе
   тело
          стонало
          человечье.

Пикой
(страшно!) –
под рёбра.
Не пикнул...
Стражник –
добрый!
 

Хоть натура груба,
неважно, –
он чуткий:
по Христовым губам
    провёл влажной
                губкой...
Впился
в чело
венок
терновый.
Вился
пчелой
воронок
снова:
«Карр-карр!
Царр-царр!»

Огонь ноги
лижет.
Агония
все ближе.

Хвороста
треск
        все громче...
Воры...
Крест...
«Отче!..»
Очи
       к небу
     воздев:
«Го-ос-по-ди-и-и!..
Но Отче
не было
нигде –
спал поди...





*** Снятие с креста ***

Еще не
заалела
заря
      чиста,
крещеные
сняли тело
втихаря
с креста.
Осторожно,
       в тихое место
      по кустам,
    прячась во мгле,
Мария – матерь Божья
          и Мария-невеста
                Христа
предали земле...

Тайно,
         с опаской,
без холма
и креста...
И пошли байки,
побасенки
да молва
про Христа:

«Ночью...
Якобы...
В поднебесье...
На крыльях...
К Отче...
К Яхве...
А бесы –
накрылись!»




*** Эпилог ***

Толпа
Тупа.
К великим
вельможам
льнёт
елико
       возможно
          народ.
Толпа
слепа.

Завистница
благородного
не любит –
на виселице
всенародно
загубит.
Люди
       добра
не оставят
безнаказанным –
будет
       и брань,
      и отправят
на казнь...


Неновый конец –
неправый исход:
терновый венец
да кровавый пот...


                Москва, 1986.