В. Набоков к жене Вере

   
“Любовь моя разноцветная”,
Пройтись решил вчера.
Небо перламутро-розовое.
У меня томленье с вечера
И напряженье в теле грозовое.
Знаю, то стихов предвестник –
Сосредоточен, в предвкушеньи весь.
В момент такой не нужен лестник –
Над улицей, бульваром парю - пушинки вес.
Домой вернувшись, нырнул в себя,
Пошарил – стих улетучился – я ни с чем!
Незаметно сполз в дремоту и встретил там тебя.
Бежим темным коридором, но зачем?...
Вспомнил,
То в Тулонской гостинице было,
Бархатно-черная стен глубина,
Волнующе пахло земляничное мыло
И шуршала таинственно лифта кабина.
За провалом окна с парусом шторы
Медленно кто-то втягивал воздух сквозь зубы.
Спали с глаз моих шоры,
Увидел явственно изгиб моря губы.
Я почувствовал, будут стихи.
Зажег свет, прошлепал в клозет.
Вода в бачке свиристит, будто мехи
Кто качает или слышен шелест газет.
Вот под шум этот в трубе
И воспоминанье о Тулоне
Замкнул себя, как в деревенском срубе
И нацарапал две строфы на обойном, на рулоне.
Необъяснимо, но я приятно ощутил: рулон
Есть мера точная стихотворения.
В нем будут все волнения, что подарил Тулон,
Мои, твои любовные прозрения.
Шел дождь. Трамвай. Ты помнишь?
Займут еще две-три строфы.
Кафе. Алданов. Бунин. Ночной Париж –
Везде, воробышек, следы твоей стопы.
Во сне сегодня иду с кем-то по  Дворцовой.
Вода в Неве свинцовая.
Навстречу красноармейцы  выправки молодцовой,
На лицах дисциплина образцовая.
И мачты. Мачты без конца,
Суда большие, есть и маленькие.
По борту круглые оконца
И полоски на черных трубах аленькие.
Обращаюсь к спутнику: “Большой флот у большевиков!”
Он отвечает: “Да, вот мосты пришлось убрать…”
И будто вспять несколько веков –
Зимний (почему-то фиолетовый) окружила рать.
И я подумал: отметить надо для рассказа.
Весь сон был озарен каким-то грозным светом
Батальных сцен Несторова сказа.
А проснулся я только перед рассветом.
“Моя бесконечная любовь,
Сейчас я думаю все вновь и вновь,
Как ты вздрагиваешь.
Когда засыпаешь
И еще о многом другом.
О том
Единственном
Родном,
Что словами вряд ли выразишь.”