Каштановый мёд

          Некоторые не любят каштановый мед - считают его горьким. Для меня же именно эта тонкая пикантная горчинка делает его особенно привлекательным. Всякий раз, при виде ароматной янтарной жидкости, словно наполненной светящимся изнутри тёмным солнцем, пахнущей лесом, горным воздухом и особенными, только в горах растущими цветами и травами, душа моя оживает, жизнь становится полнее, а перед мысленным взором невольно возникают белые, белые купы деревьев, длинной душистой пеленой протянувшиеся по горным склонам... Каштановые рощи... Райские кущи на грешной земле...
            Признаться, в действительности мне никогда не доводилось видеть эти каштановые рощи, и специалисты, наверное, упрекнут меня в том, что я неправильно описываю их.
Что ж... Упрёк принимаю. Но мне они видятся именно такими.
      Среди белых цветов деловито снуют маленькие мохнатые существа. Эльфы? Крылатые феи? Ангелы? — Пчелы — самые трудолюбивые существа на свете.               
 «Я люблю тебя, пчёлка, поверь!» — мотив незатейливой,когда-то
полярной, песенки начинает крутиться в памяти. Я действительно люблю их. Я разрешаю им лакомиться сладеньким, когда они залетают на мою кухню -надо же им где-то собирать свой нектар.   
  Они никогда не укусят человека без смертельной для них опасности. С ними можно разговаривать. И когда я говорю им: хватит, улетайте! - они улетают.
     Однако, рассказ мой совсем не об этом, а о том, как мне впервые довелось отведать каштанового меда. И о многом другом.
        Случилось так, что наша семья переезжала из одного города в другой, скажем, из города А в город Б.
          Муж, как и полагается мужчине-хозяину, взялся перевозить только крупные вещи, предоставив мне заниматься мелочами.
    Мелочей оказалось так много, что я больше месяца курсировала между А и В. Нетрудно догадаться, что путешествовать приходилось с многочисленными пакетами, коробками, корзинками и прочей мелкой тарой, которая в количестве шести, семи, а иногда и восьми штук оседала на моих двух руках. Следует добавить ещё, что приходилось несколько раз менять виды транспорта: с автобуса пересаживаться на морскую комету, с кометы на электричку и т.д. и т.д.Легко представить, как это было «весело», и иногда во время томительного ожидания очередной пересадки, когда на меня и на  мои вещи начинал накрапывать мелкий дождичек, я начинала плакать такими же мелкими, как дождинки, слезами ...
         Однажды под вечер прибываю я на железнодорожную станцию, чтобы сесть в электричку и продолжать путь дальше. Прибываю, что говориться «под завязку», т.е. меньше, чем за минуту до отправления.
  Но вот и электричка - вся светится огнями, в вагонах свободно. И радостно взбодрившись, я в секунды забрасываю в тамбур свой многочисленный багаж, с цирковой ловкостью карабкаюсь по высоким ступенькам в вагон, двери автоматически захлопываются, и мы трогаемся.
  С чувством счастливого удовлетворения бросаюсь на первую же попавшуюся скамейку и расслабляюсь, при этом, правда, с некоторым удивлением замечаю, что кроме меня в вагоне только два паренька-подростка лет пятнадцати.

    Вдруг радио у меня над головой как-то сипло хрюкнуло, сказав что-то
вроде «дрын-дрын», а потом отчетливо произнесло: электричка № "дрын-дрын" идёт в депо. Я и мои спутники – все трое уставились друг на друга:
  Это про нас что ли? Увы! Это было, несомненно, про нас.
Минут тридцать мы медленно плыли среди кромешной тьмы за окном и, наконец, остановились. Двери, однако, вопреки тому,как это обычно бывает на остановках, оставались закрытыми.
Долго сидели мы молча, ожидая дальнейшей участи, но ничего не происходило, и тогда я решила послать одного из моих спутников в головной вагон - узнать, что будет дальше и попросить, чтобы нам хотя бы открыли двери.
Он ушёл и больше не вернулся. Теперь мы сидели уже вдвоём, ни на что не надеясь, без чувств, без мыслей, в состоянии тупого оцепенения.
   Прошло, пожалуй, больше часу, как вдруг послышались голоса, и через наш вагон прошла группа людей, явно из тех, кто управляет электричкой. На нас они не обратили никакого внимания.
  -Стойте! - бросились мы за ними. Как вы могли отправить электричку, не предупредив, что она идёт в депо?               

-А мы объявляли и не раз!
И тут я вспомнила, что прибыла на станцию за считанные секунды до отправления этой злосчастной электрички.               
-Откройте нам хотя бы двери! - закричали мы.
-А двери открыты, - спокойно ответили проходящие. Да. Вот так. Что говорится, «рекламная пауза».
    Двери действительно легко поддались, и мы с трудом   выбрались на уходящую из-под ног насыпь.
     Мой спутник - небольшого роста худенький мальчик (кстати, тот, который убежал, был настоящим верзилой!) подхватил бОльшую часть моих пакетов и коробок, и мы двинулись вперёд, туда, где по нашим понятиям должна была быть станция.
Что это был за путь!               
   Под ногами что-то непрерывно осыпалось, и каждую минуту в кромешной тьме на нас наплывал огромный светящийся глаз прожектора какого-нибудь маневрирующего паровоза.
   До сих пор не могу понять, как мы уцелели в этой путанице рельсов, шпал, наплывавших огней, темноты,  перебиваемой вспышками света, и резких петушиных вскриков маневровиков.
Когда мы, наконец, добрались до станции, то увидели, что она пуста, и лишь в одном месте, тускло светилась маленькая лампочка.
    Случалось ли вам, дорогой читатель, очутиться ночью в совершенно незнакомом городе да ещё в период очередной компании по жестокой экономии электроэнергии. Вокруг была такая глухая темнота, что невозможно было определить, где мы находимся: то ли это улица, то ли переулок, то ли большая площадь.
Правда, у моего спутника - он оказался учащимся железнодорожного техникума - по соседству со станцией жили знакомые - к ним-то он и ехал, чтобы провести случайно выдавшийся свободный вечер.
У меня тоже были здесь - правда, не очень хорошо знакомые, люди, адреса которых я не знала, но в моей записной книжке имелся номер их телефона.
    На секунду я взглянула на себя глазами моего спутника: обвешанная барахлом незнакомая тётка - ведь если б не она, он давно бы уже был на месте. И я предложила ему оставить меня. Однако он наотрез отказался, подхватил мои вещи и предложил поискать телефон-автомат, чтобы я могла связаться со своими знакомыми.
Проклиная всё на свете, чертыхаясь, поминутно поминая поиски черной кошки в темной комнате, шли мы в неизвестном направлении, как вдруг, словно божие знаменье, впереди замаячил зелёный огонёк такси.
В какой-то странной прострации погрузилась я в подошедшую машину, не успев ни попрощаться с моим спутником, ни поблагодарить его, потому что он как-то сразу исчез, растворясь в темноте.
После длительных - вынужденных или специально организованных таксистом поисков - мы, наконец, нашли телефон-автомат, и - о, благословенное время! всего за гривенник я стала звонить по записанному в моей книжке телефону.
Трубка долго молчала. Но вот голос - не то женский, не то мальчишеский ответил мне, что таких-то (фамилия моих знакомых) дома нет, они уехали на свадьбу и будут через три дня. От неожиданности я выронила трубку, но тут же снова набрала тот же номер.
-  Послушайте! - взмолилась я, - я в вашем городе случайно, никого не знаю, и мне негде ночевать...
В трубке помолчали, потом сказали:
-Ну, что ж... приезжайте к нам, - и назвали адрес.
И снова поплыли мы по ночному молчаливому городу, пока не остановились перед каким-то домом, тёмной массою нависшим над дорогой
  - Здесь! - сказал шофер. Быстро выгрузил мой багаж,развернулся и уехал, оставив меня затерянной в этой глуши, где «ни огня, ни чёрной хаты», а лишь бесконечная космическая темнота направо, налево, вокруг...
  Но вот в этой темноте обозначился высокий тонкий силуэт человека, зябко поеживающегося от прохлады ночи. Ни слова не говоря, он подхватил мои сумки и пошел вперёд, а я совершенно обессиленная, заковыляла за ним.
- Здорово Вам повезло, - сказал мой спутник, когда мы поднималась по лестнице. Я ведь дома-то проездом. Сегодня приехал, а завтра уезжаю. Хотел с родителями повидаться, да вот не получилось...      
...Какое блаженство после стольких мытарств и полной бесперспективности вдруг очутиться в тёплой светлой комнате, где на диване для тебя уже разложена постель, на которую тебе хочется преклонить голову, чтобы мгновенно уснуть.
Но хозяин - он оказался сыном моих уехавших на свадьбу знакомых - уже вскипятил чайник, поставил на стол чашки и вынул из шкафчика баночку с удивительно яркой янтарной жидкостью, от которой по всей комнате
распространился тонкий нежный аромат.      
-Что это? - спросила я.
-Каштановый мёд. Никогда не пробовали?
-Нет.
-Ну вот и отведаете.
Как ни хотелось мне спать, от такого угощенья я не могла отказаться.
       Хозяину моему на вид было лет девятнадцать. За чаем естественно потек неспешный разговор о том, о сем. Тут-то он и рассказал мне про дивные каштановые рощи, точнее рощу, так как она, по его словам,-  -единственная в мире и растет только у нас на Кавказе. Она, кажется, даже в Книгу рекордов Гиннеса занесена.И я  представила  эти белые, белые купы деревьев, длинной душистой пеленой протянувшиеся по горным склонам...
  А хозяин мой, оказывается, окончил сельскохозяйственный техникум, как раз по пчеловодству и скоро приступает к работе. Так что мы еще поговорили о пчелах, об их удивительных свойствах и трудолюбии.
  На утро он, подхватив мой багаж и подарив на прощанье баночку с каштановым медом, проводил меня на станцию (которая, кстати, оказалась совсем недалеко), посадил в электричку, которая на этот раз шла в нужном мне направлении.
      Электричка - единственный приятный для меня вид транспорта. Люблю ездить на ней в недальние командировки, когда путь не утомителен, а тело и душа радостно отдаются ровному ходкому движению.
  В окне то, как блеск начищенной стали, мелькнёт кусок моря, то синяя гора, заполнив собою всё пространство, совсем как равнобедренный треугольник, упрется остриём в небо - и сердце бьётся ровно и радостно: нет безобразья в природе...все хорошо и «под сиянием лунным» и при ярком свете дня.
   Как бесконечно прекрасно ждать где-нибудь на маленькой станции,
на затерянном в глуши разъезде нескорый еще поезд, ждать без нетерпения, но
и не безучастно...переброситься словом со случайно  подошедшим прохожим,
сидеть без мыслей и всем существом своим, впитывая безыскусную прелесть
этих минут - таких простых и таких незабываемых...
     Но вот и поезд - и сразу шум, суета, свет, люди...
           На этот раз электричка была по-утреннему почти пуста, и кое-как
 разместив свой багаж, я пристроилась в уголке и приготовилась блаженно
наблюдать за мелькавшими за окном пейзажами, как вдруг меня осенило:
ведь я так и не спросила имя моего гостеприимного хозяина! Эх, - мысленно
обругав себя последними словами - провела ночь у человека под кровом,
 получила от него столько бескорыстной доброй помощи и не сподобилась
узнать, как его зовут... Я успокоила себя тем, что обязательно позвоню его родителям и расскажу о том, какой добрый и замечательный у них сын, и при
этом незаметно выясню, как его зовут. Я все собиралась это сделать, но
повседневная текучка как-то отвлекла событий той ночи, а потом уж и совсем прошло много времени, и все забылось бы, и вспомнилось лишь тогда, когда подобная история, почти зеркально отразившись в первой, повторилась, правда, в другое время и в другом месте.
   Дело было под Москвой.
Еду я в своей любимой электричке и любуюсь сменяющими друг друга картинами.
   Подмосковные места удивительны:  левитановские, поленовские - они словно и появились на свет для того, чтоб было что нашим великим художникам так вдохновенно, так пронзительно воспевать.
 Мягкая задушевность, загадка без тайны, щемящая сердце грусть точно облаком окутывающая эти леса, пригорки, поляны, речки и речушки, спрятавшиеся в кружевной тени ив, омуты без дна и края, где прячется черт знает что - не то русалки, не то лешие, не то лесовики какие-то...
   Смотришь на эти бесконечно сменяющие друг друга картины, то отливающие нежной трепетной зеленью, то берёзовой белизной, и все лучшее, светлое в душе всколыхнётся вдруг и жаль, жаль до боли,что не можешь до конца дней своих сохранить эту возвышенность и чистоту, жаль самой жизни, её быстротечности...
   Впрочем, опять далеко увели меня мои размышления, что было бы простительно, наверное, в девятнадцатом веке, когда такие воспоминания назвали бы лирическими отступлениями.
А мы перейдем к делу.      !
     Однажды, сильно припозднись, приехала, я в один незнакомый
подмосковный город, а точнее городок.
Схожу на нужной станции, а куда идти не знаю. Платформа, еще минуту назад такая людная, неожиданно мгновенно опустела. Оглядываюсь вокруг - сквозь быстро набегающие сумерки
 проступают какие-то заборы, перепутанные колеи рельсов, а дальше всё расплывается в негустой еще
туманной мгле.
    Я знала, что городок где-то совсем рядом, всего в десяти - пятнадцати минутах ходьбы. Однако эти быстро густеющие сумерки и полное незнание дороги посеяли в сердце мелкий противный страх, точно я на какое-то мгновение очутилась абсолютно затерянной в бесконечном мировом пространстве.Вдруг мимо платформы прошёл какой-то человек. От неожиданности я не успела его окликнуть. Когда опомнилась, то мой возглас, молящий о помощи, прозвучал, "как глас вопиющего в пустыне".
Однако через несколько минут человек вернулся.
- Вы, наверное, здесь первый раз и не знаете дороги, - сказал он. -Давайте я Вас провожу.
И не дожидаясь ответа, легко, без усилия подхватил мой довольно оъёмистый чемодан, и мы двинулись в путь меж беспорядочно росших высоких деревьев почти уже в совершенной темноте.
Сначала мы шли постоянно спотыкаясь, но, попривыкнув к капризам дороги, постепенно разговорились. Мой спутник был высок ростом, и у него был чистый мальчишеский голос.  И,как часто бывает при  таких обстоятельствах, он легко поведал мне свою историю.
   Оказалось, что он только что окончил вертолетное училище и завтра отправляется к месту назначения - на север, в Коми-Пермяцкий край, куда-то под Сыктывкар.
Сегодня же в свой последний отпускной вечер он решил погулять по родному городу - проститься.
   Минут через пятнадцать мы дошли до нужного мне адреса, я поблагодарила его, и мы расстались, так и не разглядев друг друга в темноте. Спросить же, как его зовут, я почему-то постеснялась, о чем сейчас иногда
жалею потому, что ничего - даже имен, не осталось в памяти об этих кратких, но таких знаменательных встречах. Неизвестно ещё, как сложилась бы моя судьба, если бы время от времени на моих жизненных путях не случались такие встречи.
 Думаю я иногда и о том, что стало с этими юношами - тогда совсем мальчишками. И, как горчинка в сладостном меде, тревожит меня мысль: уцелели ли они в тяжких войнах, железным катком проехавшихся  по их поколению?
    Так хочется верить, что живы, что сердца их по-прежнему открыты и готовы к добру, и с этими мыслями я расстаюсь с ними, заканчивая свой несколько сумбурный, но исполненный самой искренней благодарности им рассказ.