Из книги - Лагерная пыль - 2001 год

ЧЕРЕЗ  БРОД

Грусть осеннего безмолвья
нас пугает тишиной.
Через брод иду в заполье
по тропиночке лесной,
а вокруг – не хрустнет ветка,
всё скукожилось во мне.
Только шишка как конфетка
манит запахом к сосне,
зеленеющей повсюду,
между небом и землёй,
словно бы бренчит посудой
лист, озябший золотой.


***
Бестолковость униженья
перед будущим в огне
непонятных приближений
с достоверностью в окне
неоткрытых состояний,
растранжиренных вчера,
необдуманных влияний
и виляний на ура.


БЕЗРАДОСТНО

Стою я у края безумий,
смотрю в отраженье зеркал.
И смотрит улыбкой беззубой
эпоха. И вновь пьедестал
качается в дымке сомнений
с великим Поэтом ночей.
Убитый подонками гений
опять не смыкает очей.
И смотрит на редких прохожих
с сочувствием тихой тоски,
сойти с пьедестала не может,
уж больно грехи велики
творятся на Свете в унынье
безрадостно ласковых дней.
И снова пылят над пустынью
душевных тревог, а по ней
несётся эпоха страданий
в осеннем наряде страстей,
И снова обложены данью
мы жадностью новых властей.
Над Миром летают ракеты
и вновь содрогается Мир,
и вновь на успехи запреты,
жирует опять рэкетир.


ДНЕСЬ
В "Алтайкрайгазсервисе"
Увидел я непониманье
и терпкий холодок в глазах
бесчувственное ликованье
охотника в своих кругах.
В Афгане был специалистом
и моджахедов убивал.
Теперь на уточку и лисов
он ездит в синий краснотал.
А до культуры дела нету,
литература, всё – пустяк.
А что касается Поэтов,
мол, не какой-то там простак,
а генеральный в крайгазсервис
и всем во всём авторитет,
всегда повсюду первый, нервный...
И у него висит портрет
ушедшего из жизни босса,
его предшественника здесь,
где безответные вопросы
поставил перед ним я днесь.


***
На 10-летие 3-х цветного флага.
Власть советскую пропили,
демократию пропьют.
Доллары нас покорили,
а рубли похерил плут.
Черномырдин, Кириенко,
белокаменный Гайдар.
Все они пустили пенку.
Примаков утратил дар
речи. Заменил Степашин,
Путин президентом стал.
Победили снова "наши"
дьяволята... Красный вал
покатился по России,
гимны Сталину поют.
Демократы, обессилев,
вспоминая, водку пьют.
Флаг кровавый над полками
и в совете краевом.
И везде висят плакаты.
И вздыхают о былом
демократы в годовщину
государственных знамён,
принимая чертовщину
с красной памятью имён.


НЕ  РАССЛЫШАТ

Выпадает мне лишь решка.
Выпал бы орёл хоть раз.
Благодарен за поддержку.
Благодарен за отказ.
За принятие решенья
вас я всех благодарю.
Снова я пишу прошенье
и любуюсь на зарю
восходящего светила
в день осенней суеты,
что-то роща загрустила...
Золочёные листы
нас не радуют, металлом
зазвеневший листопад.
Остаюсь собою в малом,
нету мне пути назад.
И тропинкой неизвестной
продвигаюсь я вперёд.
Покрывает счастье местность,
по нему иду я вброд,
словно по ручью удачи,
зажурчавшим под луной,
где моё желанье плачет,
укрываясь тишиной
неизвестности сермяжной
равнозначной пустоте.
И стою, как пень, отважный
на пригорке в темноте
пояснений в оправданье
опрометчивых шагов:
мне не нравится братанье
и лобзанье мужиков,
не познавших грусть удачи
с поражением во всём...
Говоря, друзья, иначе –
жизнь несётся колесом
не по склону, а отвесно
прямо в пропасть... без мечты
не споёшь, приятель, песню,
не увидишь красоты
на ветвях увядшей славы
победителей себя,
где кровавые купавы –
продолжается борьба
с обнищанием свободы,
на флагштоке красный стяг
загоняет вновь народы
в опротивевший ГУЛАГ
с вертикалью омерзенья,
с вертикалью на войне
в миг печальных поражений
мы, довольные вполне,
голосуем за тиранство,
создавая прецедент...
И сжимается пространство:
государство – президент.
Остальные все – шестерки
у державы в батраках,
генеральские подпорки,
держится всё на штыках,
в словоблудии отныне
проступает фараон.
Времена уже иные,
прежним остаётся он,
возомнивший, что в сортире
может всех перемочить.
Это ж не стрельба вам в тире.
Надо Сталина, мол, чтить.
По Чечне грохочут танки,
трупы на земле лежат.
Не схоронены останки,
процветает в жизни мат.
Нет ни совести, ни чести
у властителей Земли,
в них взыграло чувство мести.
По-другому не могли:
не понравился Дудаев
и Масхадов нехорош,
обложили всех нас данью,
пробирает, люди, дрожь.
За державу не обидно,
мне обидно за себя.
Остаюсь, как прежде, – быдлом.
С приближеньем огрубя:
управляют те же люди –
коммунисты у руля.
Ну, а мы по полю блудим
и мурлычем: "О! ля-ля..."
Снова гимн звучит тиранам,
демократы в стороне.
Говорят еще, мол, рано
демократию в стране
разводить, землёй торгуя,
разлетается опять...
Не расслышат из-за гула
повернувших ветров вспять.


ПАРОМ

Утрачено чувство печали,
похерено чувство тоски.
И сколько бы вы не кричали,
от цели вы всё ж далеки.
Далёкое детство, вначале
красивая радость, и жизнь
бежавшая в миг, на причале
тогда мне кричали: "Держись!"
Паром с невесёлой охотой
отчалил, рекою поплыл
бездонно глубокой эпохой
в моём понимании был,
качался на волнах, скрипели
борта о песчаный причал.
Мы юность смешную пропели,
а ветер осенний крепчал,
срывая листы у деревьев,
кружил их в пространстве тепла...
...и в снег погружалась деревня,
свои опуская крыла,
паром оставался без дела,
вмороженный лодками в лёд.
Душа в бесприют холодела,
серел без причин небосвод.


И  РВЁТСЯ  СВЯЗЬ

Осенние листья, как слитки,
блестят, золотятся в лесах.
И мыслей серебряных нитки
прядутся из сини... В стихах
не хочется быть мне банальным,
но золото падает в грязь.
Опять листопадит аврально,
и рвётся банальная связь
прошедшего с будущим мигом.
В печали деревья стоят.
И ветер кружится под ригой,
и выход он ищет опять
в тяжёлую ночь онеменья,
когда до утра не заснуть.
И листья, как жизни мгновенья, –
её беспричинная суть.