А. Теннисон. iii - v, xxvii

(из поэмы 'In Memoriam A.H.H.')

                III    
               
О лютая подруга Грусть,
    О Жрица в склепе Смерти гадкой!
    Твоё дыханье горько-сладко;
А чтО слетает с лживых уст?


«Лишились, – шепчешь, – звёзды глаз,
   А небо – в паутине словно,
   Его заполнил стон верховный,
Светила меркнущего глас:


"Природа наша вся – фантом –
   С её мелодией глухою –
   Лишь эхо от меня пустое,
Пустая форма, окоём"».

А Грусть мне слепо принимать
   И даже почитать за благо
   Иль "родовой порок" с отвагой
О здравомыслие сломать?

                ***             
             
O Sorrow, cruel fellowship,
    O Priestess in the vaults of Death,
    O sweet and bitter in a breath,
What whispers from thy lying lip?
 
'The stars,' she whispers, "blindly run;
    A web is wov'n across the sky;
    From out waste places comes a cry,
And murmurs from the dying sun:
 
'And all the phantom, Nature, stands?
    With all the music in her tone,
    A hollow echo of my own?
A hollow form with empty hands.'
 
And shall I take a thing so blind,
    Embrace her as my natural good;
    Or crush her, like a vice of blood,
Upon the threshold of the mind?
   

               IV               
               
Но вот я отхожу ко Сну,
     И воля теменью объята;
     Подобен без руля фрегату,
Я с сердцем разговор начну:

"О сердце, как живёшь сейчас?
     Мечты себя не оправдали;
     Теперь задашь вопрос едва ли:
"ЧтО замедляет ритм у нас?"

Когда-то был в тебе полёт:
     Лишился ты его с годами.
     Разбейся, чаша со слезами,
Что горе обратило в лёд!"

А тучи мрачные теперь
     Всю ночь пред взором, полным боли;
     Но утром слышен окрик воли:
"Не будь безумным от потерь!"

                ***
               
  To Sleep I give my powers away;
         My will is bondsman to the dark;
         I sit within a helmless bark,
    And with my heart I muse and say:
   
    O heart, how fares it with thee now,
        That thou should'st fail from thy desire,
        Who scarcely darest to inquire,
    "What is it makes me beat so low?"
 
    Something it is which thou hast lost,
        Some pleasure from thine early years.
        Break, thou deep vase of chilling tears,
    That grief hath shaken into frost!

    Such clouds of nameless trouble cross
        All night below the darken'd eyes;
        With morning wakes the will, and cries,
   "Thou shalt not be the fool of loss."
               
               
                V

А не грешно ли – выражать
   Словами, как мне больно, сложно?
   Наполовину лишь возможно
Словами Душу обнажать.

Но чтоб умерить этот ад,
   Язык полезен, несомненно:
   Простые грустные катрены,
Как опий, боль мне приглушат.

Как в траурный наряд, в слова
   Оденусь, иль как в плащ от хлада,
   Но горя этого громада
В моих словах полумертва.

                ***
               
    I sometimes hold it half a sin
       To put in words the grief I feel;
       For words, like Nature, half reveal
    And half conceal the Soul within.

    But, for the unquiet heart and brain,
       A use in measured language lies;
       The sad mechanic exercise,
    Like dull narcotics, numbing pain.

    In words, like weeds, I'll wrap me o'er,
       Like coarsest clothes against the cold:
       But that large grief which these enfold
    Is given in outline and no more.

               
                XXVII   
               
Нет, не завидую я тем,
   Кто боязлив и бессловесен,
   Пичуге комнатной, чьих песен
В лесах не слышно: голос нем.

Я не завидую зверью,
   Что применяет к слабым силу,
   О совести навек забыло,
Не чувствует вину свою.

И зависти нет никакой
   К тем, кто ничуть не связан долгом,
   И кто живёт в безделье долгом,
Пусть и заслужен тот покой.

Всегда мне в твёрдой вере быть,
   Подчас в скорбях неодолимых,
   Что лучше потерять любимых,
Чем вовсе в жизни не любить.

                ***
               
I envy not in any moods
   The captive void of noble rage,
   The linnet born within the cage,
That never knew the summer woods:

I envy not the beast that takes
   His license in the field of time,
   Unfetter’d by the sense of crime,
To whom a conscience never wakes;

Nor, what may count itself as blest,
   The heart that never plighted troth
   But stagnates in the weeds of sloth;
Nor any want-begotten rest.

I hold it true, whate’er befall;
   I feel it, when I sorrow most;
   ’Tis better to have loved and lost
Than never to have loved at all.