Заяц и другие... герои

Сказочный бред графомана. Или ...
Зайцы курят траву, трын-траву на поляне.
И при этом напевают эту вот фигню: 

1, 2, 3, 4, 5...
Вышел зайчик погулять.
Что-то ткнулось ему в бок...
Глядь - а это колобок.
Подбоченилась кругляшка,
Засияла словно бляшка,
И давай тут заливать,
Что хитёр, лесная мать,
И умён, как Одиссей
(От жены и от детей),
Он от бабки и от дедки
Укатился, шарик едкий.
Видно, в нём запёкся ген,
Что работал как пурген.
Вот и гнал он всем пургу
На окрестную тайгу.

Серый хлопает ушами,
Гладкий вешает лапшу,
Как он стройными рядами
Отправляет всех к МуМу.

Тут вдруг девочка выходит
В красной шапке набекрень:
"Ну ты, круглый, - прям Мавроди,
Строящий пирамидень!
Кыш от зайца! К бабе Зине
Прогуляешься в корзине!"
Возмутился колобок:
"Я не сладкий пирожок!
Ложкой по лбу, вилкой в бок!
Кто тебя сюды волок?
Не пойдёшь ли ты, девица,
В лес к реке, чтоб утопицца?!
Мне сама хитра лиса
Пела песни у костра!
Но что толку ей от песен,
Если я и черств, и плесен?
Я собою интересен
Исключительно, что честен!
И могу как на духу
Рассказать всем ху из ху."

Вдруг волчара выбегает,
Убегая от ментов,
И, голодный, всех глотает.
Нет святого у скотов!
Зайчик плачет в его пузе,
Колобок несёт пургу,
Красна Шапка о Маркузе,
Вспоминает ерунду.

Был тот Марк изрядным кузей,
То есть славным кузнецом,
В тайном с Шапочкой союзе,
И ребеночка отцом.
И не знал тот волк позорный
Что он слопал не троих,
Что за грех его обжорный
Попадет он в адский стих.
Месть вершила Красна Шапка:
Щекотала волка тапком,
(Она, видите ли, по лесу в тапках ходит, дура)
Уводя от магазинов,
Наводя на бабу Зину.
Мол, у бабы Зины даром
Самогонку можно пить,
И тождественным макаром -
Бабой Зиной закусить.
Соблазненный перспективой
Волк побёг всем коллективом.
Если всех пересчитать,
В сумме это будет пять.

Волку стало бегать трудно,
Ведь набрал он лишний вес.
Колыхается как студень
Ослабевший волчий "пресс".
Красна Шапочка довольна -
Ноги могут отдохнуть.
Ведь до бабушки не больно
Быстрый и короткий путь.
А с ребенком в животе
Путешествия не те,
Что когда-то налегке,
И с корзиночкой в руке,
С песнею об Афри-ке,
Где плескаются в реке,
Крокодилы, бегемоты,
И другие обормоты,
И зелёный попугай
Там глашатай-и-болтай.
 
Красна Шапочка поёт уже не так,
Повлиял ведь на неё гражданский брак:
"Во ку-, во ку-узнице!
В марку-, в марку-узнице!
В маркузнице маркузнечик молодой!
Не ходите, девки, в кузницу толпой!
Застрекочет Маркузнечик, девки, вас
Зацелует всех и в профиль и в анфас!
Станут девки маркузнечиков рожать,
И научат деток марки собирать.
Соберут детишки марки, соберут,
И за доллары и марки продадут.
Иномарки, стрекозлы, приобретут,
И на всех дорогах пробки создадут.
Не проехать на дорогах, не пройти.
И придется нам всем по лесу брести.
А в лесу таится нечисть и напасть:
Непутёвые медведи, волки - шасть."

Эту пестню из утробы
Заглушить, как голод, чтобы,
Волк бежит как тот автобус:
Серый зайчик, хлебный глобус,
Красна Шапка, Марка шкетик...
Их спросить бы: "Ваш билетик?"
Пассажирам интересно -
Как им выйти из "экспресса"?
Было в нем немного тесно -
Столько шерсти, мяса, теста!
Будто волк, заехав в пень,
Проглотил большой пельмень.
И теперь бежит, лошара,
В поворот мигая фарой.
Как сюжет тут не крути,
Есть в нём и конец пути.
Волк не хуже той дрезины
Всех довёз до бабы Зины.

Вот он дёрнул за верёвку,
Прозвенел звоночек звонко.
Не открылась сразу дверь -
Нынче стал народ как зверь.
Заяц зайцу стал как волк.
Голос совести умолк.
Ну и разные свободы
У нас таперича не в моде.
Нет согласия в лесу.
Ковыряйтесь вот в носу!
Даже милиционэра
Стало страшно в дом пущать.
Вдруг без чести он и меры
Станет нас тюрьмой стращать.
Вот и стал наш дядя Стёпа,
Как в Америке с Европой,
Не "просить" у нас "на чай",
А полноценный полицай.

Ладно, ближе к телу
Бабы Зины дорогой.
Тело это не летело,
Потеряв ночной покой,
На звоночек призывной.
Подошед к двери несмело,
Тело гибнуть не хотело,
И спросило: "Кто такой?
Что-то я совсем не чую,
Кто не спит там в ночь глухую?"
(Как пример другим старушкам,
Баба Зина не игрушка
Социяльных катастроф,
Разных хитрых докторов,
Сантехнических рабочих,
Собесятников, и прочих
Перепистчиц и воров,
До чужих охочих дров.)

От такого неуюта,
Видно, волк рамсы попутал.
В зоне видел он кино,
Но не то.
"Матка! Яйки, млеко, шнель!"
Сел с размаху волк на "мель".
Тут затрясся весь "автобус",
Создавая резонанс,
На желанную свободу
Появился выйти шанс.
Баба Зина уж не та,
Голос глушит глухота.
Пнув несчастного кота,
Вновь спросила: "Кто там?"
Пассажиры "корабля" закричали в унисон:
"Это он! Это он! Наш таёжный почтальон!"
Пассажиры - не овечки:
"Почтальон, бабуля, Стечкин!
Быстрый, серый и поджарый,
Почтальон Макаров!"
Волк тут стал переживать,
Что не стал он их жевать.
Говорил ведь папа-йог,
Что глотание - порок.
Не прислушался к резону,
Потому попал на зону.
Впредь наука живоглотам -
Будут все по фене ботать,
Будут пухнуть  животом,
И базарить не о том,
Извещать кого-то чревом
О злом умысле своём.

Как ныне собрался наш Вещий Волчег
Отмстить очень умным нахалам.
Он ткнул себя в чрево, чтоб в чреве вовек
Уже ничего не вещало.
Но слаб и ленив был коронный удар,
Хоть в чем-то самоотвержен.
Собрался народ нанести контрудар.
Никто не забит, не повержен.
Воззвания стала Шапка пищать,
Их лапами заяц печатал.
И Коля Набоков не мыслил скисать,
А мыслей в нём - край непочатый.
Планировал он активировать ген,
Который фурычил в нём словно пурген.
Поэтому ж был колобок без сомнений -
Пургений!
"В революционный пойдём поход,
Но не как все, а через задний проход.
Устроим волчаре зелёный террор,
И отопрём ему ржавый запор!"

Меж тем напрягся волк в уме
И вспомнил время золотое -
Любительский театр в тюрьме
Игры искусство непростое,
Всех возвышающий обман,
Когда ты пьян когда не пьян.
И на вопрос очередной
Ответ его уж был такой:

"Твоя я внучка - Красна Шапка.
Я мерзну, Ба, ночами ж зябко.
Ты много там не говори,
Скорее дверь мне отвори,
А то остынут пироги,
Как в голове моей мозги."

Но бдительна была  бабуля,
Хоть и не слышала чуток.
Держа в руках своих по дуле,
Смотрела всех в дверной глазок.
При этом что-то говорила
Сама себе - смешной порок,
А шутников презреньем била
И не пущала на порог.
Бабуля уркам кайф ломала.
И всё ей было нипочём.
Она их в баню посылала,
Где было очень горячо.

Не ждал судьбы такой, волчара,
Что будет тут такой итог,
Что с нар пошлют вдруг на Канары
(Ну это... в смысле - наоборот,
т.е. обратно на нары),
Что будет разговор жесток.
Из роли выпал он позорно,
Бабуля сбила его с ног,
Вот их ток-шоу - этот вздорный
Телевизьённый диалог.

Баба Зина: 
- Ой, Зин, смотри, какой тут клоун
Пасть - хоть завязочки пришей!
А до чего ж глаз размалёван,
И голос как у алкашей.
А в профиль он похож на клин,
Как будто вылитый грузин,
Что вместо их грузинских вин
Хлестал канистрами бензин,
Ой, правда, Зин!

Волк:
- Послушай, Зин, не трогай профиль мой!
Какой ни есть он у меня!
Сама ты - ужасы из фи-и-ильмов,
И вурдалакова родня!
А чем болтать ночь на прогон,
Скорее, Зина, самогон
Ты принеси, сменивши тон,
Ведь грубый он.

Баба Зина:
- Ой, Зин, гляди какие у-у-уши -
Большие и в густой шерсти!
Такими можно бить баклуши,
Или бутылки выносить.
Был у меня такой один,
Имел среди ушастых чин,
Шпиён, развратник и кретин,
Ну, правда, Зин!

Волк:
- Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Всё, Зин, обидеть норовишь.
Тут так в тайге накувыркаешься,
Придешь к тебе - а ты хамишь.
Ну, и меня, конечно, Зин,
Не тянет вовсе на бензин,
Не сумасшедший я грузин,
Поверь мне, Зин!

Баба Зина:
- Ой, Зин, гляди, какие зубы!
Нет, я ей-богу закричу!
Такими б кости грызла тупо!
Я, Зин, такие же хочу.
Но почему их только шесть?
Что ими он пытался съесть?
Он, видно, их точил на месть,
Как потерял девичью честь.
Не правда ль, Зин?

Волк:
- Уж ты бы лучше помолчала бы:
Накрылись зубики в квартал.
Когда на зоне в клетке чалился,
Пытался ими грызть металл.
К тому же эти зубы, Зин,
Тебе поставь - позор один.
Рот не закроешь, Зина, блин.
Молчи уж, Зин!

Баба Зина:
- Ой, Зин, умру от акробатики!
Гляди, как вертятся глаза.
Недавно наши космонавтики
Вертелись так же в термосах.
А почему, хочу понять,
Нельзя глаза состыковать?
Зачем их в кучку не собрать,
И так скакать?

Волк:
- Мои глаза хоть ненормальные,
Зато не требуют очков.
А скачут так из-за романтики
Тюремных наших теремков.
И светят мне они в ночи,
Чтобы в ночи найти харчи.
Ты, Зин, за дверью не торчи,
Не хохочи!

Баба Зина:
- Ого, однако же, давно уже
Никто мне глазом не сверкал.   
Вот только филин дикой рожею               
Меня недавно так пугал.
Ты, личность тёмная и рвань,
Иди-ка ты в одну из бань!
Не порть здесь дух и обанянь.
Уйди, отстань!

Волк:
- Послушай, Зин, не слушай Филина.
Он много ухал и бухал.
В его мозгу одна извилина,
И печень стала разбухать.
Совсем как мой сейчас живот,
Ой, что-то, Зин, оттеда прёт,
И песню бравую орёт,
И просит взлёт...

...

Читатель, не жди этой сказки конец.
Сам сочини!
Что? Уже?
Молодец!

Сие описал вам
С грехом пополам,
Я, заяц всем зайцам,
И волк всем волкам.

Чушкин.

Июнь 2011 года.

P.S.: Вопли читателей-злопыхателей о том, что это не стихи,
а какой-то бред волчачий, считаю глупыми в своей неуместности
словоизвержениями творческих импотентов, никогда не пробовавших курить
волшебную траву вместе с зайцами на поляне.
Я никого не заставлял читать эту поэму, и, тем более,
предупредил всех заранее о своём графоманском статусе.

P.P.S: Надеюсь Владимир Семёнович Высоцкий не в обиде на меня
за небольшую переделку его песни "Телевизионный диалог".
Ей-бо, случайно получилось! А если и неслучайно, то намерения
мои были чисты. Не смотря на туман в голове от волшебной травы.
А почему "не смотря"?! Ведь намерения бывают чисты
только вследствие затуманенности мозга! Мутное сознание
не расположено хитрить. У него просто нет сил на это.