Смерть злодея или Любовь посмертно

От гриппа однажды умер злодей.
Кашлял, чихал, в бреду кувыркался,
Прося смерти час уж прийти поскорей,
Хотя смерти сам он ужасно боялся.

Подвигав немного косой на плече,
Согнувшись в проходе, подумав минуту,
Вошла смерть, поставив клеймо на враче,
Что в злодее не выжег эту простуду.

«Ну что?»- спросила она улыбаясь,-
«Пойдем пока в путь, налегке, не спеша».
И злодей (что поделать) побрел спотыкаясь,
Навстречу кончине уже чуть дыша.

«Не стану тебя я томить разговором,
Все знаешь  и сам – твоя жизнь была,
Но если захочешь  - окинем мы взором
Все твои злые презлые дела.

Вот шапка чужая, вот мертвое тело…
Обманом украл у бабули пирог.
А это что там?…ну это не дело…
У мужа ее откуда тот рог?»

«Не знаю зачем смотреть мне на это?
Все это я помню еще как вчера.
То красное было чудесное лето,
Жена лета чуть чудесней была.

Веди меня к Богу под светлые очи,
Прощения, знаю, не мне уж просить,
За страшные, темные, грешные ночи,
Что рад бы порою навеки забыть».

«Погибнуть бы вновь ты не торопился,
Путь де не близкий пред нами лежит.
Нам путника б взять, что Богу молился,
Да за другого на смерть поспешит».

С дороги намеченной тут же свернули,
Зашли чуть попозже в страшненький дом,
Где пол округи сидело на стуле,
Где люди сновали, стоял гул кругом.

А в комнате центре, отменно убогой,
Где воздух был тяжек и гнилостно сперт,
 В кроватке корявой, почти что безногой,
Больной все страдал, особо был горд,

Провожать де явилась его вся деревня,
Что помнит весь люд золотые дела,
Что даже его подмастерье - бездельник
Запомнил что значит «В полу есть дыра».

А смерть же косой, лишь пришедши, махнула,
Больной появился пред вором тотчас.
«Не обошла и тебя судьба – дура,
Привет вам от мертвых, теперь среди нас».

«Нам Бог всем воздаст по нашим заслугам-
Больной объявил, тут же воспряв,-
Я смерть не боюсь, ужасным лишь мукам
Подвергнут тебя, за бороду взяв».

«А быстро, однако, друзьями вы стали, -
Заметила смерть, как бы полушутя,-
Лишь вечер назад ведь вы оба не знали,
По душу, по вашу приду когда я».

Отсюда, пожалуй, пойдем – ка мы дале,
Дела хоть земные нас больше не ждут,
Веселее, я думаю, будет вам в паре,
Живых поговорки коль снова не лгут.

Так шли они дальше, вопя во всю глотку,
Забывши про смерть, что уже не жильцы.
Сказал что-то вор за русскую водку,
Больной же сказал, что воры все глупцы.

«Свое я добро давно уж распродал
Да нищим отдал давно я все всем».
«Ну не чудак ли? Откуда ты родом?!
Людскую природу не знаешь совсем.

Волка ты корми весь год на убой –
Жену твою все равно в лес он утащит,
И коль иногда бы дружил с головой
Понял бы уже, что народ все растащит».

«Ну отчего ты людей так не любишь?
Плохого успели что сделать тебе?
Зачем ты крадешь, ломаешь да губишь?
И путника ждешь в зловещей ты тьме?»

«Меня не понять тебе, знаю, «товарищ»,-
Сменившись в лице, злодей отвечал,
Ты по себе тут один кашеваришь,
Я убеждаться по жизни устал:

Соседи, поверь мне, ужасный подарок,
Жена  моя тоже «кошмар» хороша,
Друзья – на воде что болотной осадок,
Воняет лишь гаже друзей же душа.

И в жизни меня предать все хотели,
Везде, как собака, я чуял подвох…
С ножом же в спине они враз онемели –
Лишь тот был хорош, кто навеки издох».

«Вначале двоих бы я вас не связала,-
Коса вдруг качнулась, опять замерев,-
Когда бы заранее твердо не знала
Чудного похода полнейший успех.

На перепутье нужном мы встали,
С судьбою с дороги вот здесь и свернем.
Надеюсь, вы люди, не сильно устали?
Заглянем - ка вместе в пустой этот дом…

Ну что же? Я вижу, вы сразу узнали
Из жизни знакомые эти места,
Смотрю, и брехаться уже перестали,
Да праведник стал побелее холста»…

«Всплывают из памяти местные стены,
Тяжелые запахи черной тоски.
И вытянут пусть палачи мне все вены,
Коль это не дом той прекрасной вдовы,

Что злые уста когда то клеймили
Вместилищем диким людского греха.
Пороки мои еще не забыли,
Какою же та зазнобой была».

Елозил все вор, шире все ухмылялся,
Все цокал, вздыхал от прошедших «побед»,
Но, как же, однако, он не напрягался,
Не вспомнил той имени нужный сонет.

«Хотя для меня ничего и не значит
Какое-то имя несчастной бабенки,
Забавно смотреть было, как она плачет…
«Хватит!» был крик, тот шатнулся в сторонку.

С великим презрением в ярких глазах,
Стоял, зубы сжав, разбойника спутник:
«Она ведь стенала в тот день, вся в слезах…
В крови, на костях ты танцуешь, распутник.

В назначенный Господом горестный час,
Когда и дышала вдова та едва ли,
Описывал я для нее без прикрас
Все муки и страхи, в аду что уж ждали.

Она же покорно в ответ мне кивала,
Шептала безудержно все об одном-
Спасибо, любовь что все же познала,
Да жаль же увидела чувства не в том,

Кто звезды ей мог хоть всю вечность дарить,
Кто в дождь бы и зной к ней единственной мчался…
Во сне ее имя не смог бы забыть
Да в мелочи каждой угодить лишь старался.

Вдову ж обожал муж просто безумно,
Подарки дарил, осчастливить пытался,
Любовь принять было бы очень разумно,
Напрасным же мужа сей пыл оказался.

Кольцо та по дурости сразу одела,
Надеялась, счастье однажды придет,
Да признаваться себе не хотела,
Что молодость так понапрасну  уйдет.

Не ясно тогда, что же там приключилось,
Но муж ее как однажды ушел…
Желанье вдовы что ли тайное сбылось…
Ну, в общем, домой до сих пор пришел.

Она две весны, промолчавши, ждала,
Трава лишь вновь ярко зазеленела,
То будто б внезапно с ума и сошла,
Стонала, ходила, белей была мела.

Как призрак в дому, она непрестанно
Бродила по кругу, ни крошки не ела,
Вела себя…мало сказать чтобы странно,
Да, говорят, с жизнью кончить хотела.

Однажды, туманным, простым будним утром,
Когда не смог встать лишь пожалуй лентяй,
Шла на базар, свои спрятав кудри,
Накинув на плечи морскую  вуаль.

Нельзя утверждать, что точно крутилось
В головке, года без любви одинокой,
Но там и тогда же красотка влюбилась,
Большая хоть в сердце засела тревога.

Увидев вживую один только раз,
Судьбу свою в нем она сразу признала.
Он был ведь поганец (прошу без прикрас),
Но это, пожалуй, в нем и привлекало.

Ее он заметил живой интерес,
Что говорить, у него глаз наметан,
И змий сей поближе к ней сразу полез
(Дел больше нет, весь товар был распродан).

И маленький птенчик уже не боялся
Большого и дерзкого, злого кота,
А может, местами, бывало, смущался,
Но весел с ним был как нигде, никогда.

Путь к женщины сердцу лежит через ухо
Да часть мозговую, что есть рядом с ним,
На фронте твоем, коль давно уже глухо-
То слабому полу голос твой не любим.

Но в это же время свои дифирамбы
До в горле першения можешь им петь-
Любви не удастся сломить тебе дамбы,
По рожденью не принц коль хотя бы на треть.

А в том незнакомце что то и было
От принца-героя…если не короля.
Его к себе в дом в тот же день приютила,
Была же как судно, в воде без руля.

Шагали все дни, текли все недели,
Хотела влюбленная, чтобы года
Как миг без разлуки с ним пролетели,
Желала оставить себе навсегда.

Дурная любовь ведь бывает порою-
Не сразу прознаешь, где да и как,
В объятия примут тебя всей душою,
А может большой под нос сунут кулак.

Она жизнь жила, с нею он развлекался,
Но чувства, умершие было давно,
Вновь родились (он себе б не сознался),
И сердце в цветах, как чудное панно.

Вдовы же любовь теперь больше пугала,
Да было болезненно чувствовать это:
Со злобы все ниже лететь пьедестала,
В конце сем пути, обратясь в человека.

Внезапно забилось холодное сердце,
Проснулся в груди дикий огненный шар.
В душе она темной открыла чуть дверцу,
Из жаркой пустыни сделав базар.

Чудное, давно позабытое слово
Заставило в страхе оттуда бежать,
«Любовь» это слово, хоть вовсе не ново
Вдова научила его сострадать.

Горячей своею, сильною верой,
Проснется что в нем наконец-то герой,
Что черное вдруг обратится вновь белым,
Костер догорит, но не станет золой.

Быть уязвимым – вот верный кошмар,
И верности путь– не его, жаль, дорога,
Желанье семьи -  не по нем сей товар…
Козлом ведь прожил, козлом был бога.

И вот он ушел, одну вновь оставив,
Не попрощавшись, не написав,
Себя от любовных страданий избавив,
Вещички свои да чужие забрав.

Но странная вещь – естество  человека,
Бывает порой, что отравленный ядом,
До конца своего ядовитого века,
Он будет все тем же ужаснейшим гадом.

И он убегал, дальше все удалялся,
По округе, однако, пустив дурной слух,
Будто с вдовой дольше он не остался,
Что из-за нее муж давно кормит мух.

Да будто она без доверья особа,
И будто отдастся любому за грош,
За нею глядеть везде нужно в оба…
От слухов тех гадких бросало всех в дрожь.

Подлец удалился, она же не знала,
Куда душе брошенной деться от горя.
И смерти теперь ей казалось так мало,
Слезами залила уж целое море.

Народ весь теперь ее и не видел
Страданья и муки даже не замечал.
Любой, кто смотрел на нее - ненавидел,
Порою, со скуки, в лицо обзывал.

Соседи со свету за годы изжили,
Все отвернулись от нее и друзья,
Ужасно, конечно, мы все согрешили,
Но виноват здесь…». «Только лишь я».

Злодей чуть осунувшись тихо стоял,
Взгляд в ноги свои устремивши куда-то,
Героя мгновенно в рассказе признал,
Постыдной истории черное чадо.

«Весь жизни остаток потом я пытался
Радость хмельную навеки  забыть,
Любви к ней, тогда, как мальчишка поддался,
Старался до дна чувства все осушить.

А после в бреду ходил, не понимая,
Где нахожусь, чем живу и зачем,
Погибели быстрой то ль страстно желая,
Вдовы то ль глаза позабыть насовсем.

Травила тоска непрестанно мне душу,
Я волком все выл, деревья изгрыз.
А мысли о ней вгоняли в ум стужу,
Ее я познал, как Коран свой хафиз.

Я людям, ей Богу, нисколько не верил,
Всегда полагал, что Брутом во тьме,
Станет любой, кому я доверил
Судьбу свою при малейшей беде». 

«Раскаялся ты? Вина тебя гложет?»-
Как гром прозвучал вдруг костлявой вопрос,-
«Или тебя уж ничто не тревожит,
Вина, что любовь, от тебя не ждет спрос?»

«Нельзя передать убогим то словом,
Что чувствую я, как мне жаль этих дней,
Она была всем, и семьею и домом,
Испил бы я слезного моря солей.

Но я не исправился вовсе, о нет,
И рожи людские до сих ненавижу,
Но вот тебе, смерть, мой конкретный ответ,
Хоть знаю, что больше ее не увижу,

Люблю я ее и храню в своих легких,
Болезнью что выжжены были давно,
И в сердце храню, из металлов что ковких,
Сплавлено было, как тело равно.


«Я вижу, по сим, наш поход и закончен,
В посмертие нам отправляться пора».
«Так что же? И все? Я за этим прикончен?
Чтобы узнать, как погибла вдова?

Я думал, покажешь мне все то плохое,
Была чем богата вся грешная доля,
Исправил на светлое чтобы дурное,
Будто бы это сама божья воля».

«Я к тебе в няньки не нанималась,
Понять что есть «плохо» мог бы и сам,
На землю я с целью другою спускалась,
Не просто гуляя по здешним лесам.

Там, в жизни загробной, вдова попросила,
Чтоб с миром покоиться ныне смогла,
Меня, чтобы  душу твою проводила,
И ей показать, что любимой была.

Раскаялся ты, да в любви ей признался,
Простила тебя и уже теперь ждет,
А праведник…под руку просто попался,
Со мной в иной мир все равно он пойдет».
                ****
Не важно, как к людям ты относился,
Любил, ненавидел, иль грабил да жег,
На женщину ежели в жизни молился,
Та будет с тобой, хоть против сам Бог.

Ведь женское сердце достойно вниманья,
Но коли предашь ее, будешь жесток,
Не избежать тебе наказанья,
В истории ясен, надеюсь, намек.