Лада-Птица

                «И с туманом над Непрядвой спящей,
                Прямо на меня
                Ты сошла, в одежде свет струящей,
                Не спугнув коня.

                Серебром волны блеснула другу
                На стальном мече,
                Освежила пыльную кольчугу
                На моем плече.

                И когда, наутро, тучей черной
                Двинулась орда,
                Был в щите Твой лик нерукотворный
                Светел навсегда.»
               
                Александр Блок
               

                1.

Над городом, младой страны  столицей,
Из дивной и неведомой далИ
Летела величаво Лада-Птица,
Как знак благословенья той земли.
И люди, беспечальные, как дети,
И сами будто дивной той далИ
Недавние пришельцы на планете,
О Ладе-Птице память сберегли,
И в честь Неё святилища воздвигли,
С рассвета до вечерней был зари
Их будний труд и праздничные игры
В беспечности, согласьи и любви.

                2.       

Без боя грозный враг вошёл в столицу,
В огне недавно мирная земля,
Земной закон велит ей покориться
Пред силою соседа-короля.
Был долог плен, годов катились глыбы,
И властный был король немилосерд -
Невольный труд, лишения и дыбы,
Насилье, унижения и смерть.
И с рабством был готов уже смириться
Пленённый край, кляня свою судьбу,
Но вновь летит над градом Лада-Птица,
Покорных вдохновляя на борьбу.
Восстал народ, призывом вдохновлённый,
Блестят на солнце копья и ножи,
И дрогнул враг, отвагой изумлённый,
Ушёл за королевства рубежи. 

                3.

Один повержен враг, у стен уж новый,
Рукам бойцов привычны щит и меч,
И кровь за кровь – они на смерть готовы,
Чтоб родину от плена уберечь.
Уверен шаг, кольчуг звенели кольца,
И каждый был отвагой ратной пьян,
Отчаянные вышли ратоборцы
Из лирников, посадских и селян!

Был выбран царь из лучших братством ратным,
Поклялся он Отечеству служить
И быть в делах державных беспощадным,
И в грозный час на битву вдохновить.
На площади народу поклонился,
Торжественно вступив в свои права,
Напутственно к собратьям обратился,
Сказав такие строгие слова:
«Суров закон земной  –  права лишь сила,
Лишь в верности стране  –  залог побед,
Отброшен враг, но мы не ищем мира,
Пока не побеждён король-сосед.
В жестоком рабстве жизнь нас научила,
Что сильные - слабейшим господа,
На брань нас Лада-Птица вдохновила,
Да будет дух наш крепок навсегда!»

                4.            

Вот замок королевский окружили,
Где смелостью, где хитростью успев,
Вчерашнего тирана полонили,
Враждебным королевством завладев.
На площади торжественно казнили
Тирана и магистров короля
И пышный пир победы учинили,
Восславив триумфатора-царя.

Горят соседей грады и селенья,
Мечом булатным ширится земля,
Любое искупает преступленье
Могущество державы и царя.
Таков закон. Царёвой власти личной
Расти и крепнуть, царства множа твердь!
Во имя государева величья
Крамола обрекается на смерть.
И рать сильна, и веж высОки стены,
Но помнит преступивший Рубикон:
Чем выше власть, тем больше риск измены,
Оплаченной испуганным врагом.

Служивые выискивают рьяно
Повсюду подозрительных людей,
Изменников, разбойников, смутьянов,
Разносчиков злокозненных идей.
На стогнах, полных трепета и страха,
Взвиваются высокие костры,
Возводятся бревенчатые плахи
И точатся для казней топоры.
За казнью - пир, там кубки пьют за славу,
Изменников и недругов хуля,
За небом освящённую державу,
За грозного и мудрого царя.

Наутро у дворца народ толпится
На площади, с волненьем вверх смотря.
Неужто прилетела Лада-Птица
Во славу недреманного царя? 
Выходит царь и видит:  тьма кружИтся
Ворон, терзая мёртвые тела,
А в сером небе вместо Лады-Птицы
Крыла простёрты Чёрного Орла. 

                5.               

Проходят годы, ширится держава,
И власть непререкаема царя,
Увенчан царский трон орлом двуглавым,
И жемчуги на мантии горят.
Но царь не весел, власть его не тешит,
Он слаб и болен, стар и одинок,
Брильянтами и золотом увешан,
Но близится к пределу жизни срок.
И ночи всё длинней, невыносимей,
И снится: по тоннелю от погонь
Бежит он, и бежать уж нету силы,
В конце тоннеля – бездна и огонь.

«Коль вещий сон, за что огонь проклятья?
За то, что был к врагам державы строг
И верен клятве, данной мной собратьям?
Таков закон, я выполнил свой долг».
Так думал старый царь с обидой к небу:
«О, Лада-Птица Светлая, не Ты ль
Народ мой вдохновляла на победу,
И дух мой укрепляла для борьбы!»

В ответ он слышит голос: «Для Свободы
На подвиг ратный Я тебя звала,
Но стал ты властолюбию в угоду
Орудием Державного Орла.
Не ты ль Его всевластью на потребу
Держал свой край на страхе и крови?
Но места нет в одном и том же небе
И Хищнику, и Вестнице Любви».

В отчаянном раскаянье и страхе
Пред небом скорбно царь склонился ниц,
Он шлёт гонцов – убрать со стогнов плахи
И выпустить опальных из темниц.

Лихой народ, почуяв послабленье,
Убив охрану, рвётся во дворец:
«Где тот, кто нас держал в повиновеньи,
Тиранством обесславив свой венец?»
Пробив тараном главные ворота,
Ворвался внутрь разгневанный народ,
И в страхе царь, спасаясь от народа,
Спускается в подземный тайный ход.
Бежал он по тоннелю в отрешеньи,
И слышал шум погони за спиной,
И, сломленный бессильем, униженьем,
Пал замертво пред яростной толпой.

                6.       

Вот главного зачинщика восстанья
Царём избрали волей большинства,
Избранник ликовавшему собранью
Сказал вольнолюбивые слова:
«Сколь жертв несли при властном воеводе,
Чтоб мощь державы множить и крепить,
Но соль земли - не в силе, а в свободе,
Да будет власть народу впредь служить!
Соседям мы протянем руку дружбы,
Захваченных в полон освободим,
Согласьем, а не силою оружья
И мир, и процветанье утвердим».

Приказы прежней власти распустили,
С дворца сорвали герб и вензеля,
И пышный пир свободы учинили,
Хваля вольнолюбивого царя.
И праведному гневу плебса внемля,
Казнили мастеров заплечных дел,
И прежде завоёванные земли
Отдали в независимый удел.

                7.   

Волненья улеглись, проходят годы
Без пыток, доносительства и плах,
Нет страха у свободного народа
И каждый волен в мыслях и делах.
Осмеяна былая добродетель,
Стеснявшие свободу честь и долг,
И дух сакральный в сюзеренитете,
И рабский верноподданный восторг.
Осмеяны «величье» изувера,
И «святость небом избранной страны»,
Любовь к земле, служение и вера,
Внушённые народу для войны.
И, взяв пример с соседнего народа,
Назначили для всех един закон:
Одна свобода для другой свободы  –
Единственный стесняющий препон.
Но коли святость – миф, чего стесняться?
Кем дан закон, чтоб впредь его блюсти?
Ему пристало слабым подчиняться,
А тем, кто смел - не грех и обойти.
И видя, как царёва камарилья
Погрязла во стяжательстве и лжи,
Приученный за годы войн к насилью,
Лихой народ пустился в грабежи.
Чем больше вор, тем больше обретает
Он близость к трону, почестей и благ,
А тот, кто строит, пашет, созидает,
Унижен, презираем, нищ и наг.

Вот снова у дворца  народ толпится
На площади, с волненьем вверх смотря.
Неужто прилетела Лада-Птица
Во славу ненасильника-царя?   
Выходит царь: на стогнах копошится
Армада крыс, торговцам несть числа,
А в сером небе вместо Лады-Птицы -
Громада чужеземного Орла.
Увиденным царь сильно озадачен,
В тревожную он думу погружён:
«Чужой Орёл над ним - что это значит?
Неужто в руку был тот мерзкий сон?»

Приснилось, будто в замке королевском
Он - важный гость, на встречу с королём
Идёт по залам царь с монаршим блеском,
И свита благочинная при нём.
Король его с улыбкою встречает,
Приветствует, поклон ему творя,
За трапезой он кубок поднимает,
Пьет здравицу великого царя.
А после ослепительного пира
Он гостя провожает до крыльца,
И дарит дорогие сувениры…
Но только дверь захлопнулась дворца,
Царь слышит: громкий хохот раздаётся,
Король смеётся: «Ну и ловок, плут!»,
Спросил посол: «Над чем король смеётся?»
Сказал король: «То был не царь, а шут»…

Не верил царь, а тут вдруг стал молиться:
«Пусть грешен, но тиранство я пресёк.
За что, скажи, коль есть Ты, Лада-Птица,
Назначен унизительный итог?
Впервой познал народ мой за столетья
Свободу, пусть с грехами пополам,
Не лучше ль так, чем страх и раболепье,
Чем войны и безжалостный тиран?
Иль план благой чреват худым исходом?
Ужель таков порядок на земле?
Не Ты ли говорила о Свободе?
Не Ты ль в борьбе способствовала мне?»

И слышит: «Как не может быть полёта
Без крыл, так нет и Блага без Любви,
Так нет без Правды истинной Свободы,
Без Истины - нетвёрд закон земли.
Кто прошлое своей страны хулою
Чернит, не различив добра и зла,
Увидит воспарившим над страною
Однажды Чужеземного Орла».

«Без ненависти к времени тирана
В чём власть моя? И надо же учесть,
Что сам народ  для вольного шалмана
Отвергнул добродетели и честь».
Ответа нет… Накрывшись капюшоном,
На площадь вышел царь, там старый шут,
Напялив бутафорскую корону,
Кривляется и тешит праздный люд...

                8.   
 
Но вот вокруг разграбленного края,
Почуяв царской власти слабину,
Король свои дружины собирает,
Грозясь начать масштабную войну.
Силён король, а чем ему ответить?
Ни рати сильной нет, ни куража.
Решают воеводы на совете,
Что нету сил на вызов возражать.
Испуганно к соседу царь взывает:
«Покорен я, хоть нет моей вины».
Кабальные условья принимает
Смиренно: «Лишь бы не было войны».

Страну заполонили чужеземцы,
Свою диктуют волю и закон,
И делятся грабители-туземцы
Награбленным с презрительным врагом. 
А царь среди державного убранства
Радетеля страны играет роль,
На деле ж управляет государством
Его недавний подданный - король.

Взроптал народ: «Опять нас обманули,
«Свобода» завела в порочный круг,
Порядок всё же был при диктатуре,
И не было разбоя и порух.
А ныне - обнищавшие селенья,
Не паханы который год поля,
По всей стране – нужда и разоренье,
И слабый царь под властью короля».
Лихие люди смуту затевают:
«Доколь терпеть двойную кабалу!
Изменников долой!» - и призывают
Униженный народец к топору.

Король, узнав о смуте и волненьях,
Взбешён, и не теряя время зря,
Царю на помощь выслал подкрепленье,
Заверив в дружбе искренней царя.
Вот рать уж королевская в столице,
Проходит, будто княжеская гридь,
К дворцу, чтобы вокруг него сплотиться,
Подвластного монарха защитить.   

И, стоя у оконного пролёта,
Не в силах царь отчаянье унять:
Какой он царь, коль от его народа
Его же охраняет вражья рать!
Но праведен ли гнев людской стихии,
Виня царя? А, может, дело в том,
Что, вскормленный в неволе тирании,
Народ еще к свободе не готов?
Хватался царь за клочья оправданья,
Безумствовал, опор не находя:
«Будь проклят день, когда в пылу восстанья
Был избран я нести сей крест вождя!
Неверные! Не я ль им дал свободу!
Не я ль от страха их освободил!
Людская подлость в спину доброхота
Вонзит клинок, лишись он прежних сил!»

Но скрип дверей ход мыслей прерывает
Мучительных. Посольский дьяк в дверях.
«Чего тебе?»
                «Царь, встречи ожидает 
С тобою представитель короля».

«Пускай войдёт».
                С поклоном входит рыцарь:
«Maiestas, честь имею сообщить,
Что мой король велел Вам поклониться
И просит Вас с визитом к нам прибыть».

«Ты видишь, рыцарь, мне не до визитов.
Не время. Пусть останусь я в долгу,
Пока в стране крамола не избыта,
Страну свою оставить не могу».

«Maiestas, в ночь покинем город тайно,
Пока Вы здесь, опасность Вам грозит,
Вернётесь Вы, когда спадёт восстанье,
Народ не будет знать про Ваш визит».

«Визит? То - не визит, скорее бегство,
Удвоится проклятие молвы,
Прознавшей о побеге в королевство
Народу не угодного главы».

«Никто не будет знать, что царь и свита
Покинули страну. Чрез тайный ход
Пройдём мы под рекою, в месте скрытом
На том брегу нас поезд конный ждёт.
Безумство - подвергать напрасным рискам
И жизнь, и Богом вверенный штандарт,
Вам нужно поскорее – ночь уж близко –
Созвать людей, собрать потребный скарб.
Пока же в безопасном удаленьи
Пребудете, мечей Вам верных сталь
Погасит здесь народные волненья,
Вернёт Вам трон. Решайтесь, Государь!»

                9. 

Который час шёл поезд до границы,
В карете царь – он в думу погружён,
За ним – его клевреты вереницей,
А спереди и сзади – батальон
Охраны королевской.  Звёздной высью
Стояло небо. Стук копыт в тиши.
Коней то пустят вскачь, то резвой рысью,
Чтоб выйти до утра на рубежи
Державы королевской.  Утомлённый,
Подавленный, взирает царь в окно.
Для совести не ищет уязвлённой
Он больше оправдания.  Давно
Не властен он влиять на ход событий,
Принявших столь нежданный оборот,
Не в силах ни понять, ни изменить их,
Так пусть же будет так, как всё идёт.
 
Под мерный стук копыт и скрип колёсный
Уснул, но сон спасенья не даёт
От дум неразрешимых и несносных,
И видит царь во сне: лихой народ
Бунтует у дворца: «Долой измену!»
И ломится в чугунные врата,
Выходит царь на каменную стену,
Чтоб к людям обратиться. Немота
Уста его сковала. Как ни тщится,
Губами шевелит, да не слыхать
Ни звука, а внизу толпа глумится:
«Царю-то, видно, нечего сказать!»

Проснулся он в поту: «Вновь сон-издёвка.
Что ж, царь-беглец, не есть ли в том резон?»
Закрапал дождь, и по оконным стёклам
Стекают капли.  Вновь уснул, и сон
Другой он видит: в замке королевском
Он - важный гость, на встречу с королём
Идёт по залам царь с монаршим блеском,
И свита благочинная при нём…
Проснулся. Этот сон он видит снова
Теперь, когда в изгнание везут,
Чтоб жребий, что судьбою уготован,
Свершился нынче: «То – не царь, а шут!»

Поднялся ветр, луна за тучи скрылась,
Сильнее дождь, туман лёг на поля.
«Не царь, а шут - ты, сдавшийся на милость
Надменного соседа–короля.
Зачем, ответь? Во имя ли «свободы»?
Зачем страну кроил с чужих лекал?
Не лги себе, ты делал то в угоду
Своей лишь власти – вот что ты искал!
Вступив на трон, на грань небес и ада
Вступает муж. Сколь эта грань тонка!
И каждый шаг надвременной громадой
На чаши дел ложится на века.
И будут помнить: иль искал покоя,
Бездействовал, страну свою губя,
Иль деятельной, любящей рукою
Свершал свой долг и не щадил себя!»
 
Тропою узкой едут через пущу,
И нитью растянулась тонкой рать,
Сильнее дождь, туман плотней и гуще,
За окнами ни зги ни увидать.

                10.

А утром дождь внезапно прекратился,
Стих ветер и рассеялся туман,
И зорька на востоке золотится,
Блестят эфесы рыцарей-улан.
Вот, царской возглавляемый каретой,
Подъехал поезд к замку короля,
И сам король выходит, чтобы встретить
Приветливо союзника-царя.
К карете царской рыцарь подбегает,
Распахивает дверь, поклон творя,
Но царь не вышел, рыцарь внутрь взирает:
Пуста карета - нету в ней царя!
И видя замешательство служаки,
Король его с досадой вопрошал:
«В чем дело?»
                В удивлении и страхе
Ответил тот: «Maiestas, царь сбежал!»
«Сбежал? Зачем? И где была охрана?»
«В конце пути ночную темноту
Сгустил туман, и в сумраке тумана
Мог спрыгнуть незаметно на ходу».

Взбешён король: «Проклятие! Измена!
Страна пройдох – от смердов до царя!
Но поздно! Им не вырваться из плена,
Завязла муха в нитях мизгиря.
Послать войска немедля в подкрепленье
К уже стоящим там, а по пути
Схватить царя, предать его плененью,
Он пешим далеко не мог уйти.
Всей силою подавим бунт убогий,
Казнь лютую устроим бунтарям,
На трон им устрашеньем и подлогом
Поставим куклу, преданную нам».

                11.   

В столице королевская охрана
Теснит толпу от царского дворца,
Отходят непокорные смутьяны
Под натиском железа и свинца.
Неравен бой, но слышен крик гневливый:
«Эй, во дворце! За подлость и обман
Будь проклят ты навеки, царь трусливый,
Укрывшийся за спины басурман!»

Вдруг в стане королевских войск смятенье
На площадь въехал всадников отряд,
Встаёт один из них на возвышенье,
На нём расшитый жемчугом наряд.
Да это царь! Повергнут в изумленье,
Молчит народ, молчит гридь короля,
К последним обратился с возвышенья
Царь: «Воины! Чужая здесь земля
Для вас, за что вам  жизни класть, сражаясь?
Ступайте и скажите королю,
Что в помощи его я не нуждаюсь,
Пускай народ решит судьбу мою.
Идите же».
                Построились отряды,
В обозы погрузили инвентарь,
Походным маршем вышли из царь-града.
К народу обратился государь:
«Когда-то я народную стихию
Возглавил, чтобы ношу тяжких вин
С державы снять, покончив с тиранией,
Разросшейся на страхе и крови.   
И в том был прав.  А коль кому-то застит
Державы мощь глаза, пусть скажет мне:
Власть для народа, иль народ для власти,
Как опухоль, разбухшей на стране?

Но каверзна стихия разрушенья,
Раз давши ход, её не удержать,
Она, как вихрь, спешит в слепом круженьи
С неправдой вкупе правду разрушать.
И пафос лжи, и благости величье
Крушит её неистовый топор,
Не видя их глубинного различья,
Лишая жизнь божественных опор.
Без веры сменит истое служенье
Нажива, разлагая дух и плоть
Страны, и ни закон, ни устрашенье
Мздоимство не способны побороть. 
За то, что правил я все эти годы
Без веры и любви к своей стране,
И праздности под лозунгом «свободы»
Потворствовал - за то вина на мне.
Отвергнувший историю, обычай,
Нетвёрдый духом – ворогам извне
Негаданной и лёгкою добычей
Стал мой народ – за то вина на мне.

Вчера еще меня склонил на бегство
Позорное посланник короля,
Чтоб выждать, укрываясь в королевстве,
Пока они мятеж не усмирят.
Снедаемый раскаяньем, укором,
Сбежал от них и по пути назад
Собрал по придорожным градам, сёлам
Меня сопровождающий отряд.
Теперь без колебания и страха
На площади пред вами я стою,
Готовый смерть от вас принять на плахе
Иль от врага в решающем бою. 
Я всё сказал, примите же решенье!
Да будет мне любой ваш приговор
От долгих мук души освобожденьем,
С души моей смывающий позор».

Поднялся гул в толпе, для выступленья
Народ дал слово хвату-бунтарю.
И стихнул гул. Сказал он: «Нет прощенья!
Нет веры раз предавшему царю!
Что нам его душевные страданья!
За беды, унижение страны,
Виновен и достоин наказанья,
Не смыть ему раскаяньем вины!»

Вновь гул поднялся, споры разгорались,
Вдруг кто-то крикнул: «Слово старцу  дать!»,
И все сошлись на том: «Пусть скажет старец,
Какое нам решение принять».

И вышел почитаемый народом
За мудрость ветхий старец. Он сказал:
«Не вы ль царя избрали шумным сходом
Для вольности без меры и начал?
Не вы ль отвергли святость и преданье
Для праздности, распутства и нажив?
Не ваш ли выбор рабству и страданьям
Со временем причиной послужил?
Так в чём его измена? Присягнувши,
Присяге царь своей не изменял
И выбору народа был послушный,
И, как умел, его он исполнял. 
А что ж народ? В суровых испытаньях
Державный панцирь должен был крепить
Под натиском врагов для выживанья,
За то пришлось народу заплатить
Согбенностью под тяжестью покрова
Безмерной власти. Кто привык нести
Сей гнёт, слепой в гордыне и суровый,
В душе свободу жаждет обрести.
Дотоль её не зная, своеволье
Под ней он мнит наградою за гнёт,
Былую святость, с пролитою кровью
Связав в одно, превратно он клянёт.
Идти вразрез народной воле сложно,
Потворствуя же прихотям толпы,
С душой народа спутав их оплошно,
Готовит власть для новых смут тропЫ.
Вот в чём вина! Но милости не чая,
Он сам пришёл судьбу свою решить,
И мы свою вину, его прощая,
Должны признать и вместе искупить».

Закончил старец речь свою. Молчанье.
На площади раздался глас: «Простить!»
«Простить!» - гудит народное собранье
В согласии.
                «Что ж, так тому и быть», -
Сказал бунтарь, к монарху обращаясь, -
«О том, что рёк, как думал я - не жаль,
Но раз честной народ тебя прощает,
Ты снова нам законный государь».

Поднявши руку, молвил царь сурово:
«А коль я царь, так слушайте приказ,
Как встарь, готовьтесь к жаркой битве снова,
Со всею силой враг идёт на нас.
Копайте рвы, упрочивайте форты,
Стряхните пыль с доспехов и мечей,
Мы встретим королевские когорты 
Взметнувшимся пожаром кумачей.
Ступайте, братцы, враг уж недалече,
К утру должны со сборами успеть,
Они сильней числом, мы ж духом крепче,
За родину не страшно умереть. 

                12.       

Светало. Подготовленные к бою
Стояли в ожидании врага,
Сменился сумрак дымкой голубою,
Накрывшей лес и речки берега.
Сошёл туман, и видима у града,
Огромна так, что взору не объять,
Стояла королевская армада,
Готовясь укрепленья штурмовать.

«Что враг силён, я знал, но я не ведал,
Что несть числа!» - царь молвил бунтарю.
«Оставь тревоги, царь, нас ждёт победа,
Не выдадим!» - ответил тот царю.
Вдруг воев осветились ярко лица,
И, глядя вверх, бунтарь сказал: «Смотри!»
Над городом летела Лада-Птица,
Как знак благословенья той земли.   


Октябрь 2011 – Январь 2012