День седьмой. Опера
Про обычные повседневности бытия.
Пока я тут играю с собою в прятки,
Интересно, твоя как кружит земля.
Каруселью, покинутой в нежном возрасте,
Как у Мэри Поппинс, ожидая ветров?
Или снова, плевавши на осторожности,
Ближе к цели чрез сто Голгоф,
И, борясь с миллиардом беззвучных слов,
Подкрепленных безумством кошерной пошлости,
Обрамленной улыбкой кривых углов?
Мне хотелось бы крикнуть, что "все отлично".
Но меня разрывает снова, развинчивает, уносит
То в раздумья старые, то в нормы приличия,
О которых, впрочем, нас точно спросят.
Да, меня потянуло опять на вопросы вечные.
Когда в зеркало грустно, и хочется теплоты,
Мне нужны романы, желательно - скоротечные,
И желательно, чтобы меньше звучало "ты".
Выползая в мир из своей норы,
Выключаю разум, включив сердечные,
Все настройки нужной мне частоты.
Я хочу кричать, но кричу лишь в слова и строчки.
Никогда, тот, кто счастлив не станет писать,
Это вам не армия - никакие отсрочки,
Никакие "откосы" нельзя. Все страдать:
Все мечты и желания топленой болью,
Завернувшись потуже в червонно-красный атлас,
Раствориться полностью алой кровью.
Ни единой слезинкой спокойных глаз
Не упасть случайно. Печальный джаз
Отыграть на ощупь с поднятой бровью
И с лицом блаженным - в иконостас.
У меня по Москве рано утром в два сорок восемь
Просыпается дикий, неистовый дух.
Расскажи мне, ну где, или как, тебя снова носит?
Хуже вредных, сварливых старух
Становлюсь я от безысходности и потерь,
Расскажи мне просто про все на свете.
Убегая, прихлопни сильнее дверь -
Сквозняки опасны для всех, кто дети.
Я в граненом блеске, я в лунном свете,
Я сегодня ангел, а завтра зверь.
Ну так, как там дела, на твоей планете?
Свидетельство о публикации №112012900281