Наши сгоревшие рукописи

Обещал сходить со мной. Помнишь, когда это было?
Даже если бы ты был бессмертным, ты бы загнулся от боли, от одиночества. Ну или попросту сошел с ума, друг.

Я сидела за печатной машинкой и словно одержимая писала "новый вздох", как он его называл. Я где-то слышала, что рукописи не горят. Быть может это правда?
В доме моего дяди на окраине города всегда жутко холодно и темно. За то именно здесь я могу полностью посвятить себя писательству. Здесь тихо и не мешает никто. В голове стоял шум, а боль отдавалась пульсирующим потоком в виски.
Я заварила себе чай с мелиссой и мятой. Он согревал меня каждую ночь, после того, как мы любили друг друга. Он приносил мне его в постель, и пока я пила его, он целовал мои пальцы, колени и плечи. Никто не умел делать это так, как делал это он. Его поцелуи были еще более обжигающими, чем кружка с чаем, которую я еле удерживала в руках. Ночью он был моим. Охранял, оберегал, грел. Дарил мне неземное наслаждение, от которого у меня кружилась голова. Тогда были только я и только он.
Все в нем было идеально. Глаза, эти бездонные глаза и невероятно длинные ресницы. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я не могла убежать от этого взгляда. Мне хотелось плакать, смеяться, благодарить его, кричать, шептать. В эти моменты я даже верила в то, что умею летать.
А утром он исчезал. Бесшумно, словно испарялся. Каждое утро я просыпалась в холодной постели, без него. На столе рядом с кроватью всегда стояла кружка с чаем. Не важно, во сколько я просыпалась, в семь утра или в час дня, чай всегда был горячим. Как ему это удавалось?
Я всегда считала его волшебником. Который приходит ко мне ночью, и делает эти самые ночи незабываемыми. А дневного Лорента я совсем не знала. В его присутствии мне было сложно рассказывать о чем-то либо задавать вопросы. Чаще я его слушала. Он с упоением рассказывал обо всем на свете, а я слушала, как зачарованная. Он знал русский в совершенстве, но в его речи все же сохранялся этот волнующий французский акцент. Больше всего мне нравилось, как он произносит мое имя. У него это получалось как то возбуждающе, что ли. Руки сами тянулись к нему, хотелось узнать каждую клеточку его тела, каждый запах. Иногда, уже под утро, мы пили вино и просто молчали. Он все время смотрел на меня, а я куда-то вдаль, в пространство. В такие моменты, как он говорил, я безумно пугала его. А иногда он рассказывал мне истории про художников, актеров, музыкантов и писателей. Про последних я слушала с тройной внимательностью, углубляясь в каждое слово. А потом мы засыпали. Когда я просыпалась, его рядом не было.
Он был начинающим художником, учился в художественном университете. Они приехали сюда с семьей 7 лет назад. Был старше меня, намного. А еще он был болен, но я не знала чем. "Немного болен, скоро все пройдет" - говорил он. Но я знала, что это ложь. Это было видно по его глазам. Он не умел мне врать, совсем не умел.
Одним прекрасным осенним днем он спросил меня "Чего ты хочешь?"
Я коротко ответила: "Кота хочу."
И следующим же утром я проснулась от того, что что-то пушистое и мягкое терлось об мой живот. Я открыла глаза и увидела кота. Черного кота неописуемой красоты, с огромными глазами цвета изумрудов. Он был лучшим подарком за последние года. На столе под чашкой чая была записка: "Моей принцессе. Он будет охранять тебя ночами"
Двусмысленная фраза. Неужели, он собирается исчезнуть из моей жизни? Я не прощу этого не ему, не себе. Принявши лекарство и выпив чай я снова легла в кровать. Кот лег мне на грудь и замурчал. Я уже любила это создание. С первых секунд полюбила.
Проснулась я около 5 вечера, покормила кота, сварила себе кофе и добавила в него коньяка. В два раза больше, чем было кофе. На стуле висела рубашка Лорента. Она пахла его духами, его запахом. Я накинула ее на плечи, взяла книгу и села в кресло. Я ждала наступления ночи. Ждала, когда он снова придет ко мне. Но той ночью он не пришел. Внутри меня словно что-то переломилось. Кот метался из комнаты в комнату и царапал стены.
Сердце бешено стучалось, как будто предвещало беду. Я легла на кровать и  закрыла глаза. Позвала к себе кота и, пытаясь успокоить его, гладила. Но заснуть я так и не смогла.
В 7:18 утра раздался телефонный звонок. Звонил брат Лорента. Я услышала только "Лорент умер", что было дальше, я не помню. Очнулась я следующим утром на полу гостиной. Кот взволнованно ходил вокруг меня, и все время трогал мою руку лапой, словно говорил "Все будет хорошо".
Но я знала, что не будет. Ничего не будет так, как прежде. Я собралась и поехала к брату Лорента. Вместе с ним мы поехали в морг, но взглянуть на труп я так и не смогла. Мне стало дурно до такой степени, что врачам пришлось откачивать меня.
На следующий день были назначены похороны. Я стояла у подножья гроба и смотрела в пустоту. Теперь его Лорента это не напугает. У изголовья стояла мама и плакала. Брат Лорента подошел сзади и сказал "Ты должна попрощаться". Я подошла ближе и поцеловала умершего в губы. Теперь они были холодными и тонкими. От них не исходило тепло, которое мне было так нужно. Я взяла его маму за руку, на что она ответила теплым объятьем. Увидев на мне рубашку Лорента, она еще сильнее заплакала. Я стала целовать ее щеки, как делал Лорент, когда пытался меня успокоить.
Я ничего не понимала в тот момент. Потом я спросила "А от чего он умер?"
На что Люси ответила "От порока сердца, милая. Он был у него с рождения." По спине пробежала струйка холодного пота, а сердце будто остановилось на доли секунд. Дольше я не могла вымолвить уже не слова, а просто стояла как вкопанная и смотрела, как гроб с моим Лорентом опускают в землю. Люси протянула мне конверт и кольцо. В конверте была записка с надписью "Теперь я далеко, но я всегда с тобой. Носи его и вспоминай, ведь я навеки твой."
Я молча ушла. Дома меня встретил кот. Я нагнулась, и сказала ему "Ну что, Лорент, теперь ты будешь охранять меня ночами".
Потом сожгла все, что писала после ночей проведенных с ним. Все слова, что напоминали о нем, превратились в пепел. А я ведь слышала, что рукописи не горят.