Некошерная поэма

Я помню из детства – не стыли кавказские реки,
И снежная шапка светилась, не то на Казбеке,
Не то на Эльбрусе, над облаком, на горизонте,
А рядом Машук открывался, похожий на зонтик.

А помнишь, в подклети сарая, где спали наседки,
Сидел за оградой большой поросёнок соседский,
Ленивый, печальный, он не откликался на имя,
Лишь ел из корыта да хлопал глазами пустыми?
А помнишь, ты брал под деревьями прелые сливы,
Давал поросёнку, а тот ими хрумкал, счастливый,
А помнишь, ты палые груши волок в одеяле,
Кормил поросёнка, а мы над тобою смеялись,
А тот, лишь завидев тебя, поднимался и хрюкал,
И мордой, потешной и глупой, он тёрся о брюки,
А ты его гладил по туго натянутой холке,
А мы потешались:«он друга нашёл», втихомолку?

Я помню из детства – сосед одинокий, Азарий,
Копытами и требухой торговал на базаре,
А рядом, укрывшись под тентом от первой капели,
Казак продавал беляши по пятнадцать копеек.

А помнишь, однажды мы стулья во двор выносили,
Столы, табуреты, а ты помогал нам по силам,
Был двор весь в снегу неглубоком, как будто побелен
Был за ночь, и в чёрном казане колбасы кипели,
Всем кубики жира давали из миски лужёной,
Все пили и пели, и славили молодожёнов,
Хохляцкие песни звучали, как это веками
Тут было, и сладкое мясо крошили на камне?
А помнишь, наутро, едва пробудившись, спросонок,
Ты вышел к сараю, туда, где сидит поросёнок,
Неся апельсинные шкурки, объедки, и с ними
Тайком со стола унесённые два апельсина?
А там было тихо, заснежено всё и открыто,
Лишь мёртвую синюю голову возле корыта
Застывшую, в красном ледке, ты увидел, и тут же
Упал, а потом две недели был сильно простужен?

Я помню, как петелы перед рассветом орали,
И помню, как тощие куры квохтали в сарае,
И как на трамвайных путях грохотали вагоны
Как тихо свистел во дворе аппарат самогонный,

Я помню соседку, казачку с девической статью,
И помню старуху Филипповну, сватьев и братьев,
И прежние цены на рынке колхозном, и то мне
Порой вспоминаются, а поросёнка не помню.