Вивисекция Галатеи

Тебя я ждала, расцветая как пышный цветок
И глядя на солнце, чей свет сейчас жарко-жесток?
К тебе я летела как бабочка на заре?
До встреч загибала страницы в календаре.

Теперь средь двора мне вкопан позорный столб:
Обзор вкруговую – мне виден песок на все сто.
Зато если ты здесь – мне виден твой каждый жест.
Взметает в груди промасленный жесткий шест

Любовь безразмерная, ставит полощущий стяг.
А боль прожигает весь собранный внове костяк.
Не помню я больше без боли прожитого дня.
И руки теперь неспособны кого-то обнять.

Тебе видно просто с руками была не мила
И ты решил править их начисто в два крыла.
Ломал мне плечи, лопатки и мост ключиц,
Вылепливал совершеннейшую из птиц.

Раздирало, каленым железом спину пекло,
Разбивало мечты, как простое бутылочное стекло.
Но я верила, власти всецело отдавшись огня,
Что тогда ты наверно снова полюбишь меня.

И расправлялось кипенное тонкое серебро,
А боль затаилась в углу под левым ребром.
И утро настало – ночная устала мгла,
И развернулись надснежные два крыла,

Вобрав всю мятежность сестрицы моей луны.
Теперь улететь ввысь с тобою мы будем вольны.
И заискрились всей радугой вешних цветов,
А ты посмотрел так хмуро – опять не то.

Я молча ждала, крылья руки к тебе протянув,
И свою почему-то чувствовала вину.
И молча терпела, любовью с тобой делясь,
А перья ломались, падая в пыль и грязь.

Я плакала после, прикрывшись остатками крыл.
И холод в глазах твоих просто лишал меня сил.
Ты пришел, и ошейник на шее моей замкнул,
И прятал лицо, и ни разу в глаза не взглянул.

Я итак никуда не сбегу, ведь крепче чем цепь
Меня держит любовь, как стальная надежная крепь…
А потом тянул позвоночник, вживлял клыки,
Приучая ночами песни тягучие петь с тоски.

И летел до луны переливчатый волчий плач,
А тебя я любила все больше творец и палач.
И казалось спасу от любого, так снилось во сне.
Я собакою верной встопорщу шерсть на спине

И закрою от смерти страшной в последнем прыжке,
Но опять вижу нож в любимой до боли руке.
Все не то – и ломает постылую слабую плоть.
И в подушечках лап начинает гореть и колоть.

Янтарем раздвигает кривые заточки когтей.
Я теку, размываюсь до боли, кошачий Протей.
В девять жизней положен мне бонус, ты просто скажи
И все девять жизней тебе я буду служить.

И пусть ты сорвешь мне десятки кровоточащих кож.
И пусть это будет подарок мне – сладкая ложь:
Однажды ты, глядя мне в полные муки глаза,
Скажешь – она. И не будешь больше терзать.

И умру я, читая улыбку в глазах и в твоем лице,
Чувствуя негу и ласку в заботливых рук кольце.
Я буду счастливой, кровь отдавая из жил
Лишь только бы ты, мой любимый, счастливым был.

Пока же другие вокруг меня ходят уже на двух,
А мне мои язвы терзает сто тысяч  мух.
Они говорить научились и в них уже не узнать,
Что тот был собакой, и кость все стремился урвать.

А та была лошадью, эта пятнистой коровой. Уже
Они так прекрасны в невинно-божественном неглиже.
Никто не узнает теперь, кем они были до.
Забудешь в траве ты цепочки моих следов.

И стопы босых моих нежных когда-то ног,
Не ступят на твой окровавленный стылый порог.
Быть может тебе это было лишь меньшее зло:
Я творенье твое неудачное, доктор Моро.