Братьям Христианам

Как ответим мы – Богу нашему,
Когда спросит: «ты знал и молчал?»
Триста тысяч детей с калашем,
От рожденья, с пеленок, с начал…

Минометных обстрелов музыка –
Колыбельная с детства их…
Смерть родных, оккупации ужасы…
Твой ребенок читает стих?

Пожелаешь любви ли ты, ближнему,
С мусульманского кишлака?
А малыш под бомбежкой выживет,
И не дрогнет потом рука,

Губы сжав до крови, до ужаса,
Под одеждой взорвать тротил…
Над планетою ненависть кружится,
«Мама спи, я уже отомстил!...»

 
«IN GOD WE TRUST». НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВОЙНА
 

Посвящается людям планеты Земля в скорбную память о войнах в День войны, 22 июня.
Более трехсот тысяч детей участвуют в военных конфликтах на планете с оружием в руках. Нам не понять психологии "око за око", но люди сами порождают ненависть.

«IN GOD WE TRUST», кричал пилот F-16, сбрасывая бомбы на кишлак в горах.
Ненавистные картинки снова всплывали в памяти.
Желтая, пыльная дорога упиралась в кишлак*. Маленький малыш с черными, жемчужными глазами ползал по дороге и кричал: «Ое, Ое, Ое»**…
Рядом, растерзанные обломками снарядов, лежали остатки тел матери и братьев…
Оккупанты, как всегда, налетели внезапно и бомбили, бомбили, бомбили… Рев, несущейся с неба смерти, проникал глубоко в кости и застывал диким ужасом. Из кишлака больше никто не успел уйти… Война съела всех…
Огромный кованый сапог опустился на детскую голову. Боль пронзила каждую клеточку, и кровь заструилась по губам.
«Что сделаем с пацаном?» - зазвучала лающая речь. «Может, поиграем в охоту? Пусть побегает…», - прозвучало в ответ. Пули свистели свою мелодию, но упорно ложились в сторону от маленького, желтого, мечущегося тела. Смерть не хотела принимать его в свои объятия.
«Оставьте, я возьму его себе!» - заявил сержант Билли.
Солнце упорно обжигало землю. Незнакомые горы, но такие же пыльные тропы и колючий кустарник барбариса. В лагере по подготовке диверсантов все давалось легко. Может, сказывалось безразличие к смерти, может, глубоко запрятанная жажда мести.
Билли выжимал все соки, но разве их можно выжать из того, что стало одной сухой жилой.
Вся душа была натянутой, надтреснувшей, ноющей струной, в которой затаились застывшие глаза Ое и гул падающих снарядов.
Задание было простым и обычным: срочный вылет группы в Косово и под видом сербов устроить маленькую «заварушку», побольше шума, взрывов и криков. Завтра в СМИ должна была разразиться шумиха про демократию и права человека…
Сидя в маленьком кафе, молча потягивал бархатистое пиво, а рука непроизвольно мяла долларовую купюру, полученную на сдачу. «IN GOD WE TRUST», - обожгли слова на зеленой, хрустящей бумажке. Внезапно, глубоко из детства, всплыли остекленевшие глаза Ое.
Боль пронзила все тело. Захотелось кричать, кричать, кричать…
Медленно поднявшись и сев в машину, проехал на окраину городка. Там в старой автомастерской было уже все приготовлено. Закрепив на себе взрывное устройство, пошел на автостанцию.
Большой, красивый автобус, наполненный пассажирами, ехал в Чикаго.
Удивленные глаза маленьких, пухленьких близняшек изучали дядю. Дети любят заглядываться на понравившейся предмет. Так и сейчас, золотая коронка, сверкнувшего зуба, некогда выбитого сапогом, привлекла их внимание. Вдруг, поймав взгляд дяди, они дружно разревелись и спрятались за маму.
Сиденье было неудобным. Да и не все ли равно…
И снова «всплыл» взгляд Ое. Тот последний, скорбный и зовущий к мести.
Капелька пота скатилась со лба на губы и на мгновение показалось, что это та самая желтая, пропахшая порохом снарядов, пыль у кишлака после бомбежки… Почему-то закусил губу и во рту появился вкус крови. В мгновение отяжелевшая рука потянулась к кнопке…
«Бог велик! Спи, мама, я уже отомстил», - последнее, что прошептали окровавленные губы…

* кишлак – селение, ** Ое – мама (тюрк.)