Поэма о невыдуманной истории с реальными именами

Автор иллюстрации -  Х.Асадулаев. "Отражение в глазу павшего солдата". бумага, акварель.

История о том, как складывались отношения немецкой девушки с советским солдатом во время Великой Отечественной Войны, которая спасла его после тяжелого ранения.


Горская быль

И слышали горы… И слышала вещая птица,
Что тихо кружила вблизи у отцовских могил:
«Он — парень не промах…
Слыхали? Надумал жениться,
Надумал жениться красавец лихой,
                Исмаил».

Заплакала мама…
Отец прослезился невольно.
Красавицу выбрал им в дочки рубака-сынок.
«Пора и готовиться!..
Были бы гости довольны!
Чтоб лица светились
             и счастьем светился восток».

Уже расставляли столы на площадке широкой,
Вино разливали,
                цветным застилали скамьи…
Но всадник примчался
              с депешей своей пятистрокой:
«Война, Исмаилка…
Ни свадьбы тебе, ни семьи…»

И ахнули скалы.
Как будто уже канонада
Смогла докатиться
                до этих задумчивых гор.
И молвил отец понимающе:
«Значит, так надо!»,
И руки вослед
             уходящим сынам распростер.

Четыре сынка
            уходили по пыльной дороге,
И черное небо
            Всевышний на части дробил…
Казались штыками
                скалистые эти отроги…
И — следом за братьями —
                пятым шагал Исмаил.

Шагали без песни…
Лишь сдвинулись брови суровей —
Суровость парней
           превращает в могучих мужчин.
Вернутся ли снова?..
Война не бывает без крови!..
Дойти до Берлина? —
Не виден пока что Берлин…

Полмира в огне…
Но какая-то высшая сила,
Что выше страданий,
               что выше терпенья и зла,
Среди лихолетья
               детей Изудина хранила…
А что с Исмаилом?
Его-то и не сберегла!

Когда показалось —
              полшага всего и пройти-то,
Три раза проснуться…
Победно воскликнуть: «Ура!» —
Осколок снаряда
            вдруг Солнце увел из зенита,
Чтоб не было «завтра»,
           чтоб только осталось «вчера»…

Он так бы и умер,
              земле свою кровь отдавая —
Земля не чужая,
              земля не бывает чужой, —
Когда, осторожной походкой
                средь мертвых шагая,
Красавица-немка
               нашла его поздней порой.

Потом, надрываясь,
               к себе его в дом затащила,
Страшась, что увидят
                и — хуже того — донесут…
Не выдали люди…
Парным молоком отпоила,
И — в сердце из сердца—
                любовный налила сосуд.

Очнувшись, он видел,
                как губы шевелятся ало,
И синие очи
           манят неземной красотой.
— Ты кто?
— Каратинец!
— Вовек про таких не слыхала…
Но это — не главное…
Главное — то, что со мной!

И сердце запело…
Любовь повстречалась
                с любовью.
Причем тут сраженья,
                когда вот такие дела?..
На миг позабыл он
                невесту… Тоску ее вдовью…
И то, что все годы она его верно ждала…
— Так надо, — решил он.
И вторило сердце:
                «Так надо…»
Хоть слезы порою
                влюбленный туманили взор.

Война отгремела…
Затихла вдали канонада…
Марию не бросить…
А бросить невесту — позор…

А в доме родимом
                всё в сумрак глядели из окон.
Отец хоть держался,
                но матери-то каково?
Всевластен Господь —
                четверых на войне уберег он,
А младшего — нету…
И весточки нет от него.

Но всё всколыхнулось,
                когда закричали соседи,
Заставив отца
              застыдиться косматых седин:
«Эгей, Изудин,
        а твой младшенький с немкою едет…
В селе одни вдовы…
Он с немкой… С войны, Изудин…»
— Вернулся, вояка, —
               неслось над горбатостью улиц. —

А фрау… «Их бине…» Ха-ха…
Слышишь, фрау: «Бин их!..»
— Мария! — представил…
И женщины враз отвернулись.
И враз отвернулись
                мужчины в папахах своих.

И он закричал…
Что превыше всех клятв и молений
Святая любовь,
              что от смерти спасает людей.
Мария спасла его…
Встал пред селом на колени,
Потом поклонился
                и бывшей невесте своей.

И тон изменился:
— А слушай, она, как картинка…
Спасла — значит наша…
Смотрите — совсем налегке…
И встала Мария:
— Я тоже теперь каратинка… —
И что-то шепнула
                на ломаном их языке.

И всё… И забылись
                недавние злые укоры.
С немецким акцентом
                лилась каратинская речь.
И плакало небо…
И следом заплакали горы…
А люди молчали,
              не в силах ни слова изречь.

         Перевел с каратинского А. Аврутин