Казачья станица

татарин и казак сидели за столом
татарин и казак губами алкоголь вкушали
и не было ни дрязг, ни конниц боевых
был мирный разговор и дваговор и триговор.
как приговор
блестел в зрачках пивной стакан
и стопка лунной горечи
потом казак пошел в метро
где кони из метиловых паров
и в панцире железном
везли во мрак орущих женским криком
туннелей и ходов
и мешанина детских глаз и женщиных задов
вываливала оземь плит как мятый в пузе плов.

какзак курил
он сравнивал боль мира
с болью клапанов души
где шашка и кисет?
их продал дед
когда пришел союзовый совет.
а наш казак? он что же?
последний коренной американец?
позвольте. может. как бы. все же.
раз так, а где же конь?
коня убили люди с сердцем из бумаги разноцветной
а мой казак стоял схватив за кисти дым
а я смотрел в его фигуру
больнее я не видел человека

вокруг толпилась странная толпа
и проходили мимные прохожие
вон кто-то курит ногти
а я халдеем пепелки меняю.
богатенькая чернь рукоплескает
худому трансвеститу, что песни пел чужие.

казак увидел мой усталый облик
он подошел и твердо мне сказал:
- у тебя в руках Россия
и народ с глазами синими.
и пусть ты дервиш Солнца
но жизнь пойдет туда

и в небо ткнул. ну да.

он твердо знал что все наладится
прочтем Белова "лад" и царь
когда-нибудь уйдет
а Улялаева разгул придет
и каждый мой халдейский стих
воспрянет духом и струной

мы песнь запели нашу вольную
и больную

"любо братцы любо
любо братцы жить
с нашим атаманом не приходится тужить"

наш атаман смотрел с небес
и бороду чесал как бес
он ухмылялся что казаки живы
затем к Рембо пошел курить гашиш

а ти читач пам'ятай
що показав тобі я дулю
али шиш