Белый омут

Белый омут

 1

 Я ехал поездом. В окошко
 На степь бескрайнюю глядел.
 То бодрствовал, то спал немножко –
 Таков всех едущих удел.

 Скучнее дела нет на свете,
 Чем так, без пользы, изнывать,
 С соседом о пустом предмете
 Напрасно голову ломать.

 А поезд между тем ритмично
 Чечётку выбивал о сталь,
 Всем телом вздрагивал привычно,
 Вонзаясь в голубую даль.

 Какие у страны просторы!
 От них захватывает дух.
 Пейзаж равнин сменяют горы,
 То море засверкает вдруг,

 То уж летим над речкой быстрой
 Такой махиною стальной –
 Ажурный мост, как пикой острой,
 Пронзаем скоростью шальной.

 Но вот замедлен ход состава,
 Закончен длинный перегон,
 И тепловоз пыхтит устало,
 И слышится перрона звон.

               110


 Несётся шум разноголосый.
 Тут жизнь торопится, спешит,
 И льстится продавец курносый
 Нам подороже услужить.

 Здесь фрукты, рыбу, помидоры
 Купить стремится пассажир,
 Не затевает лишней ссоры, –
 В дороге он большой транжир.

 И вдруг в купе открылись двери,
 И, заслонив проход собой,
 В своём достоинстве уверен,
 Вошёл попутчик молодой.

 Он всех приветствовал сердечно.
 Вопросы сыпались шутя...
 Одет по моде, безупречно,
 Что загляделся даже я.

 Он был высок. Не потому ли
 В купе становится тесней?
 Все обитатели проснулись,
 В дороге стало веселей.

 И, несмотря на возраст разный,
 Мы общий с ним нашли язык.
 Беседу вёл со мной не праздно:
 К общенью, видимо, привык.

 Мы вместе с ним чаи гоняли,
     Вели душевный разговор,





 Где на правительство пеняли,
 Перерастал в горячий спор.

 Как много разных тем подн€яли
 О жизни в мире и стране!
 Друг друга лучше мы узнали,
 И стал родней Владимир мне.

 Когда ж в беседе мы коснулись
 Одним крылом семейных тем,
 Как после ночи вдруг проснулись
 Пред нами тысячи проблем,

 И на поверхность сразу всплыли,
 Как в жизни водится всегда,
 Солодки сладость, вкус полыни,
 Подруги – радость и беда.

 И открываются глубины
 Вдруг человеческой души:
 Блеснут алмазы и рубины,
 Как звёзды вещие в ночи.

 И человек, венец природы,
 Вершина действия её –
 Порою кр€емневой породы,
 Порой негодное гнильё.

 Не вызывая отвращенья,
 Он стал пред нами в полный рост,
 Вопрос судьбы его решенья
 Совсем не лёгок и не прост.


              112

 Но правду высказать нам стоит:
 Кузнец он счастья своего,
 Судьбу его вершить и строить
 Никто не может за него.


 2

 Владимир, точно сбросив ношу
 С плеч, о семье заговорил,
 Как будто в собственную душу
 Впервые двери приоткрыл:

 «Хотите, о своей я драме
 Вам откровенно расскажу?
 Мне страшно, как от зверств цунами,
 Когда в прошедшее гляжу».

 Я выразил ему желанье
 Нетерпеливое моё,
 И начал он повествованье
 Неторопливое своё.

 В его глубоком, умном взоре
 Огонь таинственный застыл:
 «Когда случилось это горе,
 Со мною друг любимый был.

 Он мне помог осилить муки,
 Что рвали душу в клочья мне,
 Не выдержал бы я разлуки,
 И утопил бы жизнь в вине.





 Тем другом преданным и верным
 В моей беде была жена,
 Не быть бы вместе нам, наверно,
 Не сохрани любовь она.

 Она, как боцман в бурном море,
 Вела корабль свой на маяк,
 И даже в злобствующем шторме
 Её не сбить с пути никак.

 Но о своей жене Людмиле
 Я вам попозже расскажу,
 Какими мы когда-то были
 В своём рассказе опишу.

 Ещё событиями теми
 Живёт душа моя сейчас...
 За отклонения от темы
 Прошу прощения у вас.

 Мне стыдно перейти к ответу,
 Как стал я страстным алкашом –
 Сказать об этом всему свету…
 Я весь в смятении большом.

 Но делать нечего, настала
 Отмщенья горькая пора,
 Душа таить грехи устала:
 Признал ошибки – с плеч гора.

 Мне о себе нет доли горше
 Открытым текстом говорить,


          114

 Чтобы ошибок старых больше
 Нам в жизни вновь не повторить.

 Друзья со мною пили рядом:
 Спиртное – без него ни дня,
 Судьба, однако, всем зарядом
 Пальнула всё-таки в меня.

 Моя назойливая совесть
 Изъела душу, точно моль,
 Когда сразил, – печальна повесть, –
 Меня коварный алкоголь,

 Когда дозволенного норму
 Переступил я… Был туман,
 А ты твердишь себе упорно:
 «Я не алкаш», – самообман.

 И, покатилась жизнь по склону,
 Не удержать уже её,
 В потоки мутные с разгону
 Вдруг тело плюхнулось моё.

 Пришлось любимую работу
 Оставить мне, и чистый лист
 Лежит без дела и заботы, –
 Я главный был экономист.

 Работой, творческой и скорой,
 Свой заслужил авторитет,
 У всей немаленькой конторы,
 Казалось, свой оставил след.





 Теперь всё предано забвенью,
 Как будто не было меня,
 Так утихает дуновенье
 На склоне солнечного дня.

 Казалось: всеми ты забытый
 И замело пургою след,
 Судьбой и жизнью дважды битый,
 И для тебя причала нет».


 3

 Владимир смолк, вздохнул устало
 От чувств, нахлынувших опять,
 Хотя прошедшего не стало,
 А мысли всё же тянут вспять.

 Сказал, направившись на выход:
 «Пойду-ка закажу чайку…».
 А я – как в молодости, лихо
 Свою оттачивал строку.

 Пока он ходит по вагону,
 Пускает дым от сигарет,
 Другие стороны затрону,
 И опишу его портрет:

 Лет тридцати, высокий ростом,
 И вид спортивный у него,
 С людьми общается он просто,
 И добр, наверно, оттого.


           116


 В разлёте были его брови,
 Цвела улыбка на лице,
 Играли краски его крови,
 Да умные глаза в конце.

 Таких, как он, девчата любят –
 Надолго ли, им всё равно,
 Они порой в них чувства будят,
 В сердцах уснувшие давно…

 Владимир снова на работе.
 Как прежде, он экономист,
 И весь в общественной заботе,
 В любых делах он оптимист.

 Но вот Владимир наш с покупкой,
 И чай принёс. И я спешу, –
 Идёт к столу походкой робкой, –
 Чт€о будет дальше, опишу…

 А поезд между тем, как прежде,
 На стыках массой рельсы бьёт,
 Торопится, мы все в надежде –
 Всех по домам нас развезёт.

 Владимир пьёт неторопливо,
 А чай, действительно, горяч,
 Я бы сказал, что пьёт лениво,
 Мог бы усилие напрячь.

 А всё купе ждёт с нетерпеньем,
 Когда ж начнёт он свой рассказ,
 Нас гложет лёгкое волненье...
 Желанье наше – не указ.





 Вот, наконец, поставив чашку,
 Слегка на стол облокотясь,
 Он начинает понемножку
 Рассказ печальный, не таясь...

 «Таких, каким я был, немало,
 Вам повторять не стану я
 О том, что приходил бывало
 Я пьяный, грязный, как свинья.

 Но был такой однажды случай,
 Что он потряс даже меня…», –
 В воспоминаниях – живучий
 И стоек, крепок, как броня,

 На совесть (золото – мерило)
 Растёт цена из века в век,
 И, чтоб о ней не говорили,
 Есть совесть – жив и человек…

 4

 «На юбилей товарищ детства
 Нас с Людой как-то пригласил
 (Мы с ним дружили с малолетства, –
 На торжество прийти просил).

 Людмиле дал я обещанье –
 Не брать вина ни капли в рот,
 Снесу любое испытанье,
 А вышло всё наоборот...



          118

 Неделю целую шли сборы:
 И что надеть, что подарить,
 Меж нами вспыхивали споры,
 Да что об этом говорить!

 Меня Людмила собирала,
 Как на торжественный парад,
 То что-то гладила, стирала,
 Её затеям был не рад.

 Костюм взяла последней моды,
 Угрохав тысячи рублей, –
 Что значит, молодые годы,
 Всё доставляло радость ей.

 Хозяин с вежливой улыбкой
 Встречал в кафе своих гостей…
 Покой большого зала зыбкий
 Нарушен звоном новостей,

 И полились рекой бурливой
 Воспоминанья прошлых лет,
 И новых подвигов счастливых,
 Больших и маленьких побед.

 И голос, звонкий и весёлый,
 Другому голосу мешал,
 Лишь тамада, мужик дебёлый,
 За тостом тост провозглашал.

 Нарзаном полнила Людмила
 Бокал хрустальный мой тайком –


                119


 Недолго тот обман хранила
 Судьба на поприще таком.

 Беспрекословное решенье,
 Штрафное, вынес тамада,
 Не снёс я это униженье,
 И выпил залпом, как всегда.

 За первой стопкою – вторая,
 И голод уж не утолить,
 Как воздержаться не стараюсь,
 Мне жар душевный не залить.

 И жажде этой нет предела,
 В ней вся трагедия моя, –
 С крылатой мельницей умело,
 Как Дон Кихот, сражался я.

 Когда с бутылкой крепко дружен
 (Не рассказать всего мне вам),
 Тогда и миру ты не нужен,
 И мир тебе не нужен сам.

 Весь организм трубит восстанье,
 Ум просит голод утолить,
 Готов на муки, испытанья,
 Только б агонию залить.

 О том, как дома очутился,
 То знает лишь моя жена, –
 На юбилее я напился,
 Страдает бедная она.


         120

 А утром с пересохшим горлом
 Я встал хлебнуть глоток воды,
 И понял, что ищу упорно
 Я для себя большой беды.

 Людмила чистила прилежно
 Костюм. Здесь щётка и вода.
 Но от парадности той, прежней,
 В нём не осталось и следа.

 «Людок, прошу тебя, родная,
 Прости, виновен, как всегда,
 Эта привычка заводная…
 Во всём виновен тамада.

 Ну отругай меня покрепче,
 Ведь поступил я, как подлец,
 И то на сердце станет легче,
 Ударь по морде, наконец».

 Она на зов не отвечала,
 И это злило так меня!
 Чем дольше Людочка молчала,
 Тем больше распалялся я.

 «Ну что сказать, надежда тает.
 Ты понял всё, как надо, сам,
 Один лишь Бог, наверно, знает,
 Как справиться с болезнью нам.

 Да, ты сорвался, жаль, конечно,
 Но надо новый путь искать



           121

 Борьбы нелёгкой, но не вечной,
 И руки рано опускать».

 И, вдруг с улыбкой шаловливой
 К забавной теме перешла,
 И стала вдруг такой счастливой,
 Как будто клад какой нашла:

 «Представь, как я такую тушу
 Вчера тащила на себе,
 Не отдала чуть богу душу,
 Все силы отдала тебе».

 Вот так всегда – без склок и брани:
 То устыдит, то ободрит,
 Нальёт бальзам на мою рану,
 С улыбкой правду говорит.

 Своей гуманностью и верой
 Обезоружит вдруг меня,
 И по заслугам полной мерой
 Воздаст, ни споря, ни браня.

 И я стараюсь сам невольно
 Добром ответить на добро,
 Хоть сердцу муторно и больно,
 Груз жизни лёгок, как перо.

 Всё, кажется, могу осилить,
 С любою справиться бедой,
 Семью родную осчастливить,
 Пока здоров и молодой.


            122

 Когда зависимость осилил,
 Тогда лишь понял я сполна,
 Какою мудрой и всесильной
 Была и есть моя жена.

 Как часто пьяными, больными
 Уходят в омут без борьбы,
 Кто брошен близкими, родными
 На произвол своей судьбы…».


 5

 Он посмотрел в окно устало,
 Где кадр за кадром, как в кино,
 Жизнь мимолётно пролетала,
 Сюрпризов в ней полным полно.

 Там, на невиданных просторах,
 Находят люди свой приют,
 Живут в своих домах, как в норах,
 Смеются, плачут, хлеб жуют,

 А до чужих проблем порою
 Им никакого дела нет,
 Мне горько оттого, не скрою,
 Что так жесток наш белый свет.

 Мне хочется воскликнуть: «Люди!
 Дарите щедро доброту,
 И на земле всем легче будет
 Осуществить свою мечту».



                123

 А через станцию «Лихую»
 Идут транзитом поезда,
 Картину вижу я другую:
 Мелькают сёла, города…

 Однажды вечером устало
 Я брёл с попойки не спеша,
 После получки не осталось
 В кармане, ясно, ни гроша.

 Шёл дождь, размеренно и дружно,
 Шуршаньем навевал тоску.
 «Мне главное не падать нужно
 И не сорваться на мостку».

 Домой явиться неприлично,
 В грязи, ведь не поймёт семья,
 И потому-то принял лично
 Спасительные меры я.

 Держался за деревья часто
 И с ними рядом отдыхал,
 И тут во тьме, на моё счастье,
 Соседа голос услыхал.

 Он мне помог добраться к дому
 И одолеть нелёгкий путь.
 Не дай господь, чт€о мне знакомо,
 Вам повторить когда-нибудь…

 От алкогольной перегрузки
 Я вмиг ушёл в тяжелый сон:


          124

 Иду проходом тесным, узким,
 И вдруг пропал, как призрак, он,

 А я стою среди пустыни,
 Барханы высятся кругом,
 От ночи звёздной воздух стынет.
 В наряде я полунагом.

 Вот солнце выкатилось в небо,
 Пустынный свод небес высок…
 Со мною ни воды, ни хлеба,
 Кругом один песок, песок.

 Он жёлтым маревом сияет,
 Как будто золотом покрыт,
 Над всем безмолвие летает,
 Лишь небо басом говорит:

 «Вот и настигла тебя кара
 За твои тяжкие грехи:
 От алкогольного угара
 Умрёшь. Дела твои плох€и».

 Дороги в жизнь отсюда нету,
 Один лишь путь проложен – в ад,
 Поставил чёрт на небе мету,
 Бреди, безумный, наугад.

 Тебе одна дорога – к смерти,
 Не нужен даже аду ты,
 Пусть над тобою скачут черти
 И хлещут, до крови, хлысты…


             125


 Но голубой лик неба скрылся,
 И пышет жаром всё вокруг,
 Огнём слепящим озарился
 За кругом круг, за кругом круг.

 Вот из-за дальнего бархана
 Плывёт верблюжий караван,
 Быть может, там богатства хана,
 На хлеб и воду щедрый стан…

 Я к этой цели устремился,
 Ручьями тёк горячий пот,
 Я на бархан, как лев, ломился –
 Не принимал мой подвиг тот.

 Рождён, как видно, невезучим –
 Я у вершины звал, кричал,
 Песок безжалостно сыпучий
 Меня к подножью возвращал.

 Изнемогал, пытался снова,
 Чтобы взглянуть на караван,
 Не произнесть уж больше слова,
 Могилой станет котлован,

 Где воздух, жаром раскалённый,
 И ты, как блин на сковороде,
 Пустынным солнцем опалённый –
 Минуты две, и быть беде...

 Я подскочил, Людмила следом…
 Включила свет… «О, боже мой,


                126

 Каким ещё подвергла бедам
 Судьба-злодейка нас с тобой?!».

 Я еле выговорил чётко:
 «Подай мне, милая, воды…».
 Я вылил залпом воду в глотку,
 И этим спасся от беды…


 6

 Три дня я жил, как лихорадке,
 Сон не давал покоя мне.
 Жизнь завела свои порядки,
 Конечно, по моей вине.

 Волненья, страхи, огорченья
 Кружили грозно надо мной,
 И нет от жизни мне прощенья,
 Ни малой радости земной,

 И я с проблемами своими
 Не нужен в мире никому, –
 Без понимания родными
 Не сдобровать мне одному.

 Как много в омут быстротечный
 Таких, как я, снесла волна –
 Жизнь без любви, любви сердечной,
 Тревог бессмысленных полна.

 Нет в жизни цели сокровенной,
 Туманом всё заволокло –


                127

 Как в море, взбалмошном и пенном,
 Разбили ясное стекло…

 В душе усилилось волненье,
 Когда пришёл я к тёще в дом:
 Моё судилось поведенье
 На небольшом совете том.

 Мой тесть настаивал упорно,
 Чтоб Люда бросила меня,
 И он, конечно, прав, бесспорно,
 Меня во всех грехах виня:

 Чт€о сделал жизнь её кошмаром
 Я, безответственный алкаш,
 А молодые годы даром
 Летят вперёд, как поезд наш.

 И сердце сжала боль тупая
 От безысходности судьбы,
 Беда упорно наступает –
 Я отступают без борьбы.

 Таким беспомощным и жалким
 Я показался вдруг себе,
 А мостик – хиленький и шаткий,
 Ведёт во мрак к моей судьбе…

 В расстройстве мыслей, чувств душевных
 Я развернулся, чтоб уйти, –
 Жизнь подвела итог плачевный,
 Мне утешенья не найти.


               128

 И умирает постепенно
 Надежда добрая моя:
 Всё переменчиво и тленно,
 А я-то думал, вечен я.

 Уйду в запой, и стану тленом,
 Уж, верно, мчит за мной гонец.
 Как морем трухлое полено,
 На берег брошен я… конец…

 Но вот из двери приоткрытой
 Донёсся тёщин голосок,
 Я весь вниманию открытый,
 Лишь гулко кровь стучит в висок.

 Известно, что в оркестре жизни
 Ведёт мелодию жена,
 Я потянулся к дв€ери ближе:
 Чт€о ж скажет обо мне она?

 «Ах, Ваня, что с тобою сталось,
 Не ты ли жизни был знаток?
 Иль одолела тебя старость,
 Что к детям стал ты так жесток?

 Семью разбить ума не нужно,
 Куда сложней её создать,
 А если дом не строить дружно,
 То счастья в жизни не видать,

 А ведь Володя и Людмила
 Сошлись для жизни не шутя:



             129

 Друг друга искренне любили
 И вместе нажили дитя.

 И вот теперь, когда с Володей
 Случилась лютая беда,
 Советуешь (смешней пародий)
 Его оставить навсегда.

 Да нам помочь Володе надо –
 Любовью, лаской, добротой,
 И, если Люда ему рада,
 То он для нас, как сын родной».

 Ай тёща, тёща дорогая,
 Да ты хранитель, ангел мой,
 Меня от бед оберегая,
 Готова жертвовать собой!

 В тебе и честь, и совесть правит,
 И гуманизм твой добр и прост,
 Тебе бы памятник поставить
 Из золота, и в полный рост,

 Чтоб за насмешки, анекдоты
 К тебе народ шёл на поклон,
 Чтобы, оставив все заботы,
 Шёл с извинениями он.

 В ней та же мать, что и родная,
 Но только проще и прямей
 (Мудрей философа иная),
 Доверить сердце можно ей.


               130


 Прими, прими поклон сердечный,
 Я пред тобою виноват,
 Твой помню подвиг человечный,
 Ты для меня вторая мать.

 Дай бог, чтоб и моя Людмила
 Пошла в свою родную мать,
 Чтоб и она вот так умела
 Чужую душу понимать.

 Нам похвала любая лестна,
 Ошибки трудно признавать,
 А правда тестя мне известна,
 Я знал и сам, что виноват.

 Я тихо вышел вон из дома,
 Себя не выдал, и ушёл,
 Здесь много мыслей незнакомых
 Для размышления нашёл.

 О, как мне в этот миг хотелось
 Прогнозы тёщи оправдать,
 И, проявив в дальнейшем смелость,
 Себя достойным увидать!

 Но эта подлая отрава
 В другую сторону звала,
 Бездумно влево, а то вправо,
 Тропою кривенькой вела...


 7

 Под стук размеренный металла
 Состава нашего колёс –


               131

 То резво, то порой устало,
 Нас поезд мирно к югу вёз.

 Как и вчера, однообразно
 Поля мелькали за окном,
 Как зачарованный и праздный,
 Состав бежал за полотном.

 В купе нас двое, да супруги
 На отдых ехали на юг,
 Всегда готовы на услуги:
 Жена его, и муж сам-друг.

 Она была с косою длинной,
 С весёлой маскою лица,
 С улыбкой милой, беспричинной,
 Жевала «Орбит» без конца,

 И эта муза вдруг спросила:
 «А не прерваться ль на обед?»,
 Все мигом дружно согласились,
 На этом держится весь свет.

 Над сумками заколдовали,
 На стол посыпалась еда,
 В секунды столик был завален.
 А то, что тесно – не беда!

 Веселье, шутки, прибаутки,
 Идёт дорожный пир горой,
 Молчанью – места ни минутки,
 И анекдот смешит порой.


              132

 Как это с вами нам знакомо,
 Хоть та поездка далеко,
 Почаще счастья нам такого:
 В дороге дышится легко!

 Заботы жизни повседневной
 Легко от нас уходят прочь,
 Как птицы от кормёжки нервной,
 Летят куда-то, глядя в ночь.

 Вагон, вагон – он та же дача,
 Где быт устроен как-нибудь,
 С попутчиком пришла удача –
 Ты грусть в дороге позабудь!


 8

 Но вот Владимир продолжает
 Неторопливый свой рассказ,
 В нас любопытство пробуждает
 Его невыдуманный сказ:

 «Недолго был под впечатленьем
 От добрых тёщиных забот,
 Крепился я с особым рвеньем
 Всего неделю, а не год,

 И снова бросил тело в омут,
 Совсем не думая о том,
 Произойти какие могут
 Со мной последствия потом.


               133


 И не тревожит больше совесть,
 Лишь только б жажду утолить, –
 Печальная для близких повесть...
 Алкашье сердце не болит.

 И мысли, будто бы устали,
 Лениво дремлют в забытье,
 Алкаш беззвучными устами
 Бубнит на тонущей ладье…

 Случалось ли на речке вздорной
 Вам хоть однажды в жизни быть,
 На северной или на горной,
 Тот ярый грохот не забыть.

 Течёт стремительно и грозно,
 Преграды рушит на пути,
 Урчит у берега нервозно,
 С такою лучше не шути.

 На перекатах пеной белой
 Та речка брызжет вам в лицо,
 А дальше там с ухваткой смелой
 Смертельный омут вьёт кольцо,

 Берёт разгон с большого круга,
 Свой груз несёт на малый круг,
 Где «на попа», как от испуга,
 Перед воронкой ставит вдруг,

 Всего на миг – и поглощает,
 Померк навеки жизни свет –


           134

 Ошибок омут не прощает:
 Был человек, и вот уж нет…

 Как много душ, простых и гордых,
 Тот белый омут поглотил,
 Лишь волевых, как кремень, твёрдых
 К здоровой жизни возвратил.

 Меня судьба с собой манила,
 В тот омут ласково звала,
 По краю пропасти водила,
 И всё надеялась, ждала,

 Что я уйду в ту бездну скоро,
 Но силы добрые жены
 Меня тянули прочь от горя,
 И были для меня важны.

 Опорой стала мне Людмила,
 Надеждой, смыслом жизни всей,
 Хотя случалось, что не м€ила
 Была жизнь собственная ей.

 Мне говорят, что бога нету,
 Возможно, так, не знаю я,
 Тогда же кт€о с такою силой
 Из ада выхватил меня?

 Мне жизнь была сплошным угаром
 И омерзительной жене,
 Летели годы жизни даром,
 И я тонул, как моль, в вине.


               135


 Однажды своего Мишутку
 Я вёл из садика домой,
 И встретил друга на минутку,
 Не совладел тогда с собой.

 Изрядно выпили мы с другом.
 Домой меня уж Миша вёл,
 Хотя орал во всю округу,
 Всех в изумление привёл.

 Шептали кумушки в затылок,
 А вывод сделала жена –
 Домой полдюжины бутылок
 С собою принесла вина:

 «Мы всем посмешищем служили.
 Отныне, милый, дома пей,
 Хотя и старые заборы,
 Чужие подпирать не смей».


 9

 Она была порою доброй,
 А если нужно, то крутой,
 На вид – по-женски в меру гордой,
 Но справедливой и простой.

 Однажды на дворе машинном
 Такой конфуз произошёл:
 Людмила въехала машиной,
 Когда там перекур уж шёл.



              136

 Над группой шумной трактористов
 Летел заборный в небо мат, –
 Пришла в разгар, как говорится,
 И тут никто не виноват.

 Её приход – так, между прочим.
 Цигарки ходят по рукам…
 Пришла не в церковь, а к рабочим,
 Пусть привыкает к мужикам.

 Она к механику пробр€алась
 И потянула за рукав,
 Как будто на пожар собр€алась,
 Такой уж беспокойный нрав.

 «Пойдём, послушаем-ка вместе,
 Что твои люди говорят,
 И на святом рабочем месте
 Какие дикости творят…». –

 «Ребров, да что же ты, негодник,
 Язык поганый распустил…».
 Разводит руки наш виновник:
 «Я ничего не совершил». –

 «Как агроном, я от заботы
 Поберегу тебя, Ребров,
 К такой ответственной работе
 Ещё ты явно не готов.

 Всегда с любовью и надеждой
 Старались в землю класть зерно,



                137

 Да и теперь у нас, как прежде,
 Не терпит грубости оно.

 А тем, кто улыбался розой,
 Ронял весёлую слезу,
 Приказ директора совхоза
 С выговор€ами привезу».

 И точно, через час примерно,
 Механик вывесил приказ…
 Людмила обещала верно:
 Приказ хлестал не в бровь, а в глаз!

 Читали молча и степенно,
 При необычной тишине,
 К доске все шли попеременно,
 Как к гробу своему во сне.

 «Провинциальная принцесса!..» –
 Промолвил кто-то вдруг со злом,
 Зеваки смотрят с интересом,
 Как спесь других идёт на слом.

 Как ни крутили, ни винили,
 Видать, пошёл тот случай впрок,
 Раз мат в цеху похоронили,
 Тот всем запомнился урок.

 «Провинциальною принцессой»
 Её прозвали мужики
 За то, что приказною прессой
 Укоротила языки.


             138

 Кой-кто мечтал мою Людмилу
 К мужским порядкам приучить, –
 Их дисциплина впрямь томила,
 Привыкли с вольностями жить.

 Людмила гнёт свои порядки:
 То речь подправит кой-кому,
 Другому даст совет украдкой,
 Что станет стыдно вдруг ему.

 В работу двигателя вникнет,
 Как врач, диагноз верный даст, –
 Над человеком не хихикнет,
 Во всё вникать – у Люды страсть.

 Отец-механик вместо сына
 Её всегда возил с собой,
 Людмилу приучал к машинам,
 Чтоб стала техника судьбой.

 Но инженер с неё не вышел,
 Она мечтала об ином –
 Чт€о интереснее и выше,
 Природой правит агроном!

 На битву правую выводит
 Водитель грозные полки,
 И всё в движение приходит
 По мановению руки,

 И бой кипит, святой и правый,
 И вот победа уж близка,


              139


 Полковник знает вражьи нравы,
 Следит за ним издалека.

 Людмила бой за урожаи
 Уже ведёт который год,
 На мирный подвиг вдохновляет
 К труду приученный народ.

 Снуют по полю агрегаты,
 Гудят азартно трактора,
 В родном краю, краю богатом,
 Идёт весенняя пора,

 И надо ей поспеть повсюду,
 За всеми нужен глаз да глаз,
 И урожаи в поле будут
 На славу щедрые у нас!

 И незаметно год от года
 Людмилин рос авторитет
 У деревенского народа,
 А на земле заметней след.

 Она с родительского дома
 Отлично знала жизнь села,
 От бога должность агронома
 Дана в награду ей была.

 Она все отрасли хозяйства
 Себе в подсобные взяла,
 В оркестре трудового братства
 Заглавной скрипкою слыла.


              140

 И оказалось очень скоро:
 Дела к ней важные у всех,
 Любые радости и горе
 Она решала без помех.

 А седовласый председатель,
 Храня достоинство и честь
 (Толковый был работодатель),
 С улыбкой молвил: «Смена есть!».

 Простите, милая подруга,
 И вы, дорожные друзья,
 Что слишком много о супруге
 Для вас рассказываю я.

 Моя судьба с её судьбою,
 Видать, навек переплелась,
 И эхом – песней голубою,
 В душе моей отозвалась.

 За подвиг женский беспримерный
 Не знаю, как благодарить,
 Такой подруге, в жизни верной,
 Лишь сердце надо подарить.

 Мы по достоинству не ценим
 Любимых жертвенный огонь,
 Хотя без доказательств верим,
 Согреют – протяни ладонь.

 Но мы все ищем, и находим
 Пустой, фальшивый жизни звук,



                141

 И очумело хороводим,
 Где сеть свою плетёт паук…


 10

 Итак, в моём домашнем баре
 Бутылки с водкой встали в ряд,
 Наперебой, как на базаре,
 Со мной любезно говорят:

 «Ну открывай, чего зря вертишь,
 Попробуй, брат, всего глоток!
 Зачем врагу в угоду терпишь,
 Вот «На троих», а вот «Исток»,

 Или тебе слезинку ада –
 Огнём бунтующий «Кристалл»?
 А вот «Пшеничная»… Не надо?».
 ...Один откушал, и не встал...

 А аромат – цветенье розы,
 И дьявол€иной силы дух!
 И никакой тебе угрозы –
 Да говори, что надо, вслух.

 Я злобно бар с вином захлопнул…
 Какие всё же подлецы,
 Хотят, чтоб я от злости лопнул,
 И чтоб скорей отдал концы…

 Людмила щедро за обедом
 Лила в граненый водку мне,


             142

 Я добавлял за нею следом,
 Казалась сносной жизнь вполне.

 Так продолжался рай с неделю,
 Я на второй затосковал,
 Не то, чтоб пить мне надоело,
 Безмерный стыд меня сковал:

 «Да что ж я, пьяница отпетый,
 Чтоб в одиночку так вот пить?!» –
 И, самолюбием задетый,
 Не мог я так уж дальше жить.

 К тому же жить на иждивеньи
 У своей собственной жены,
 Хотя не слышишь осужденья –
 Лежит на сердце груз вины.

 И я, набравшись силы воли,
 Сказал решительно жене,
 Чтобы любые алкоголи
 Не покупали больше мне.

 Сказать легко, да сделать трудно,
 А бой вести с самим собой,
 Ещё, к тому ж, до скуки нудно,
 Вам это подтвердит любой.

 Известно всем, что в схватке смелой
 Копьё сломаешь не одно,
 Хоть умирай, а дело сделай –
 Вот положение моё.


               
              143

 Я понял вдруг: борьба не шутки,
 Что нужно так занять себя,
 Чтобы свободной ни минутки
 Уж не осталось у тебя.

 Я шёл к родным помочь по дому,
 А там и к тёще заглянуть.
 А дома – дел! Вам всем знакомо,
 И времени нет отдохнуть.

 К тому же, знаю, что Людмила,
 Придя домой, заглянет в бар,
 Ведь сердце всё ещё щемило,
 Ждала предательский удар…

 Я тех бутылок, что остались,
 Боялся сам, как спор чумы,
 Они со мной ещё сражались
 За вековое царство тьмы.

 На помощь шла литература,
 Читал я всё, и только вслух,
 Но Маяковского натура
 Меня пленила силой вдруг.

 Я так вживался в роль поэта,
 И так отчаянно орал,
 Как будто к нам со всего света
 Катил, гремел девятый вал.

 Натянут воздух был струною,
 Дрожали стёкла у ок€он,


             144

 Как будто музыкой земною
 Писал воздушных волн закон!

 А в перерывах, чтоб напиться,
 Чаи без сахара гонял,
 И всё куда-то торопился,
 Как будто время догонял…


 11

 В минуты грустные затишья
 Я как-то взялся за перо,
 И полил€ись четверостишья,
 И сердце ёкнуло моё,

 И промелькнула чёрной птицей
 Вся жизнь беспутная моя,
 А ведь могла парить орлицей,
 Свой гордый клёкот не тая,

 Встречать лучи из стран востока,
 В небесной вольности парить,
 В ладье воздушного потока
 С подлунным миром говорить.

 Пока ж ищу слова Людмиле
 Я в оправдание своё,
 А изменить судьбу не в силе:
 Чт€о обещание моё?

 Но всё равно для облегченья
 Моей истерзанной души

                145


 Я для неё с большим волненьем
 Слова ищу в немой тиши.

 Мой первый слушатель – сынишка,
 «Ура!» восторженно кричал,
 Хотя хватил в оценке лишку,
 Но ничего не понимал,

 Зато он был в семье меж нами
 Большим связующим звеном,
 Как тот цемент меж кирпичами,
 Что держат в целости весь дом.

 Он первый матери с порога
 О нашем деле возвестил,
 Та на меня взглянула строго,
 Я взор невольно опустил.

 Убрав рабочую одежду,
 В трюмо взглянула не спеша,
 И, на диван усевшись прежде,
 Меня глазами вдруг нашла,

 И потеплев лучистым взором,
 Привычно волос теребя,
 Сказала весело, с задором:
 «Ну, Вова, слушаем тебя…».







 146


 «Стихи Людмиле

 Сгущались тучи надо мною,
 Резвилась лютая гроза,
 За катастрофою земною
 Слепила молния глаза,

 Слезилось небо, дождь и слякоть,
 И ныла жалкая душа,
 Мне, мужику, хотелось плакать,
 От этой мерзости дрожа.

 Но рядом ты всегда со мною
 В годину трудную была,
 Со мной дорогою одною
 Все испытания прошла,

 Была опорой и надеждой,
 Вдали сияющим лучом,
 В минуты трудные, как прежде,
 Со мною шла плечо с плечом.

 Я на тебя готов молиться:
 Ты ангел мой, моя любовь,
 Откроем новую страницу,
 И счастье к нам вернётся вновь.

 Прости, родная, умоляю,
 Что горе я принёс тебе,
 Я роль заглавную сыграю
 Ещё не раз в твоей судьбе».



           147


 Когда писал свои признанья,
 От чувств кружилась голова,
 Сейчас звучат в моём посланье
 Одни наивные слова,

 Ни чувств, ни мыслей в них ни капли,
 Души уставшей слабый крик,
 Как будто в рот набрал я камни,
 И деревянным стал язык.

 Жена, прижав к себе Мишутку,
 Сидит, не видимая мной,
 Я отгорожен на минутку
 От них кирпичною стеной…

 Я кончил. Приговор жду строгий…
 Случилось то, чего не ждал,
 Вдруг слышу лестные восторги,
 Предметом я объятий стал.

 Сквозь слёзы – радость. И Людмила
 Вокруг себя, что было сил,
 Меня по комнате кружила,
 И сын внимания просил…


 12

 «Простите. Но, друзья, мне нужно
 На остановке выходить…», –
 Мы, не сговариваясь, дружно
 Володю вышли проводить.


                148

 К вагону нашему метнулась,
 Видать, Володина жена,
 К нему в объятья пошатнулась
 С влюблённым трепетом она

 (В рассказе – великаном стала,
 Её же должности подстать),
 Она ж на цыпочки привстала,
 Чтоб мужа вмиг поцеловать.

 Была стройна, миниатюрна,
 К тому ж красива и мила,
 Одета просто, но не дурно,
 С улыбкой доброю жила.

 Владимир нам жену представил,
 А нас по очереди – ей,
 И сына пред собой поставил,
 Как плод большой любви своей.

 Машина в город покатила
 От привокзального двора,
 А мы в вагон заторопились –
 И нам домой пора, пора…

 17.05.2005 г.