Что я могу?

Что я могу? Пожалуй, мало…
В подгрудном мире, чуть дыша,
Сломалась напрочь и  упала
Моя уставшая душа.
Она беспомощна, а раньше
Стремилась покорять мира:
И небеса, и космос даже.
Теперь не дышит до утра,
А утром ей немного легче…
Её подхватят за подол
И за встревоженные плечи
Те, кто у уха держит ствол.
Она, не капли не стесняясь,
Между реальностью и сном
Уже давно себе призналась,
Что ей не страшен пули гром.
Она душа… Она прозрачна -
На брюшке у шмеля пыльца.
Она безвкусна и невзрачна
И дожидается конца.
Куда её несёт на крыльях
До страха оголделый шмель,
Через потоки грязной пыли,
Мечтая выпить карамель?
Кому решит её оставить,
Стряхнув изломанным крылом
На чью-то взбалмошную память
В мире прожорливом и злом…?
Она душа. Он равнодушен.
Ему б лишь сладости глоток,
Тепла в его светлицу стужи…
И это всё. И в этом прок.
Он обожает сахар душ,
Он варит мёд и мармелад
В потоках грязных серых луж -
Их вкус приятней всех наград.
Он не приучен быть покорным,
Он привередливый гурман.
Мешает души со снотворным
В поблекший от грехов стакан,
Мечтая залпом проглотить
Облизывая мокрый край,
И ничего не сохранить
От их прозрачных диких стай.
Душевный голос – стон убийц,
Греховных покаяний блеск.
На крыльях пчёл, шмелей и птиц
Несётся их щемящий треск.
Что я могу? Я заслужила
Сосудом для души своей
Назвать того, кого любила
И быть убитой им скорей,
Растоптанной его подошвой
И вдавленной в его газон,
Не будущей его, не прошлой…
Я просто блеклый грязный фон.
Моя душа почти допита
Холеным трутнем в полусне.
Долизана и в пар развита,
Почти мертва, почти на дне…
Не стоит плакать и рыдать,
Искать её туманный след.
Что я могу? Пора признать,
Что душ на самом деле нет…