Сказка на новый лад

          ...И вот наступила очередная осень...
          Вожак, белый сильный лебедь, умудренный опытом и многочисленным преодолением преград, должен был снова возглавить стаю, чтобы увлечь соплеменников в теплые сытые края.
          Однако на этот раз вопрос сборов давался ему тяжело. И не потому, что он чувствовал себя старым или сильно уставшим. Нет. Не хватало какой-то новизны ощущений, так необходимой для того, чтобы сил хватило на все перипетии перелета. Первый раз в жизни ему не хотелось перебирать в памяти трудности и опасности прошлых перелетов... (Не имело смысла, потому что за длительное время полетов он понял, что вновь возникающие опасности могут быть совершенно непохожими на прежние, а значит, и предугадать всего не-воз-мож-но! Просто надо действовать: ползти, шагать, лететь, как бы ни страшила мысль о предстоящих трудностях...).
         Все было готово к отлету. Сигнал стае «на взлет» зависел только от него, но он почему-то медлил...
         Тяжелым, темным, бархатным занавесом на землю опускалась ненастная ночь. Довольно длительное время продолжали слышаться тревожные крики птиц из стай другого вида. Что-то не давало покоя и им...
         Тяжелый груз непонятных ощущений прижимал вожака к земле и удерживал его от принятия решения... Все непонятно...
         Слегка прикрыв глаза, он, наконец-то, задремал, так как точно знал: силы нужно беречь –  часто именно самые последние метры до желанного берега давались очень тяжело.
Снова и снова вожак перебирал в голове каждого члена стаи, внутренним взором ощупывая каждый миллиметр их тел, продумывая за них возможные движения и перемещения, чтобы никто не пострадал...
         О! Ответственность – это такой груз, который должен быть упакован особенно тщательно и основательно: только тщательность подготовки может обеспечить правильность принятия решения в неожиданных обстоятельствах. Однако он также знал, что всего-всего предусмотреть за других невозможно, и это оказывалось порой самым важным обстоятельством, чтобы не винить себя за те последствия, к которым каждый пришел сам, не взяв на себя личной ответственности за собственные действия.
         Лебедь уже давно изучил все нюансы поведения каждого члена стаи: как расположить их в пространстве по отношению друг к другу таким образом, чтобы в момент овладения ими страха они могли только одним ощущением присутствия рядом близкого существа избавиться от возникшей паники и справиться с ситуацией, выровняв свой полет. Вожак каждого любил по-своему, воспринимая их за родных детей, часто неразумных, но все равно родных. Ему давно уже не приходилось преодолевать внутри себя неприязнь или раздражение по отношении к кому-либо. Даже если кто-то вдруг неожиданно начинал вести себя абсолютно глупо или неразумно: такова сущность внутренней свободы каждого живого существа.
         В эту ночь звезд на небе практически не было. На удивление, ветра не было тоже. В воздухе абсолютно не витал даже намек на запах от приближающихся хищников, которые могли потревожить стаю... Ни грома, ни бури, ни дождя, ни охотников...
         Так что же так болезненно тревожно бередило сильное сердце вожака? Из-за непонимания собственных ощущений он снова резко встрепенулся всем телом. Его аккуратно сложенные большие крылья казались в темноте иссиня-черными. Что? Что же такое происходит? Может, он чем-то недоволен собой? Может, что-то в теле способно помешать взлету? Может, пора менять вожака?.. Нет! Ни в теле, ни в сердце, ни в голове ответов не появлялось. Тогда лебедь широко-широко распахнул глаза и всем свои существом стал напряженно вглядываться в темноту ночи...
         Это продолжалось довольно долго: от напряжения на крыльях даже стали появляться крупные капли воды, очень похожие на росу, но... не роса! И когда напряжение стало невыносимым, он вдруг понял, что же происходило вокруг него. И как только пришло понимание, словно по взмаху волшебной палочки ночь осветилась звездами, которые также внезапно стали гаснуть перед растревоженными рассветными лучами.
         А лучи, пронизывая тьму серебристо-теплыми пунктирами, словно невесомые соцветия одуванчиков, легкими парашютиками опускались сверху вниз. Лебедь вдруг почувствовал необыкновенное облегчение: теперь он знает, что его останавливало...
         Каждый сезон приготовление к перелету отнимало много сил и энергии, но это считалось привычным, нормальным: кто же, если не вожак, позаботиться обо всем и обо всех. Каждый год к стае прибивались новые лебеди, которые появлялись неожиданно и выглядели на момент появления потрепанными и потерянными, так что ими приходилось заниматься долго и целенаправленно, чтобы и они смогли участвовать в полете. Где они были до этого времени?      Чаще всего в своих одиноких, отгороженных от всего мира камышом или осокой, болотцах, где затхлая вода, может, и была теплой, но все-таки была отмершей болотной водой. Стоило им самим решиться выбраться из болотц на чистую воду, как здесь же они находили «своих». И этот год не был исключением: трех, или даже четырех измученных одиночеством лебедят  стая приняла, обогрела, накормила, поддержала, спасла... (в общем-то, в первую очередь, от самих себя, от своих никуда уже не ведущих переживаний о прошлых неудачах).
         Вожак уже давно заприметил на очень отдаленной заводи шевеление пожухшей осоки, но что-то подсказывало ему, что на этот раз это не просто «гадкий утенок», но кто это, тоже было непонятно. Достаточно длительное время шуршание едва слышалось, а шевеление больше было похоже на колыхание осоки от порывов ветра... И ничего не происходило... И только сегодняшней ночью он вдруг понял: почему?
         Природа распорядилась таким образом, что вожаками стай (будь то птицы или животные) должны были становится самые сильные самцы. И те самцы, которые принимали на себя бремя ответственности за стаю, начинали жить и жили только чувством долга, чувством ответственности. Ни для кого не секрет, что любая самка стаи, благоговея перед мощью и авторитетом вожака, с огромной радостью готова была станцевать с ним свой брачный танец, лишь бы потомство было бы таким же сильным, красивым и уверенным в себе. И исполнив такой очередной танец, вожак нисколько не беспокоился о последствиях этих танцев: властью данной свыше он имел право не заботиться о последствиях совершенных действий...
         Но так бывает в любых других стаях, только не у лебедей. Почему-то природа устроила сердце лебедя таким образом, что ему нужна лишь Она, одна-единственная и неповторимая. И вожак не был исключением из этого правила. Однако за заботами о стае он так и не заметил, как безвозвратно пролетело время, а прекрасная мечта его жизни не была исполнена.
         А теперь он вдруг почувствовал сердцем, что та, о которой он запретил себе даже мечтать, где-то близко. А без нее этот новый перелет не имел никакого смысла...
        ...Забрезжил рассвет. Решение надо было принимать очень быстро. Почему быстро, он не понимал, но уже не хотел и задумываться об этом. Он точно знал только одно, что без нее он даже не сдвинется с места, а это означало, что надо срочно выбирать другого вожака стаи, который справится, который не подведет.
         Продумывать варианты он не стал и сильными , порывистыми движениями двинулся в сторону той заводи, которая влекла его неимоверно.
         Вся природа замерла: воздух вокруг, словно густой кисель, не позволял ему двигаться быстрее. Он заволновался, загоготал, затрепетал крыльями... Ему вдруг показалось, что он не успевает...

***

        Она вылупилась из серого, неприметного, но достаточно крупного яйца на самом обыкновенном деревенском дворе. С самого рождения ее окружало большое количество разнообразных птиц, однако внешнего сходства она ни с кем не находила. Так как они все казались ей добрыми и хорошими, то свою непохожесть на них стала воспринимать как собственную странность. Насмешки, тычки, затрещины, покусывания и пощипывания она стала воспринимать как норму, как необходимый атрибут своего выживания, потому что интуитивно чувствовала: за непохожесть надо платить. Правда, «угодить кому-то» - это было не про нее, и количество насмешек и затрещин сразу возрастало в несколько раз, как только окружающие стали понимать, что она «не гибкая».
         Она умела находиться в одиночестве: занятие всегда находилось. Больше всего ей нравилось наблюдать за цветовым и звуковым разнообразием окружающего мира. Кузнечиков и прочих насекомых она часто принимала не как объекты удовлетворения пищевых потребностей, а как удивительное явление красочного разнообразия. Нравилось ей наблюдать и за облаками, которые, величественно проплывая над головой, вызывали в сердце непередаваемое восхищение формами и свободой перемещения по голубому небу.
         Так как окружающие ее птицы не летали, то про свою способность летать в действительности она не задумывалась, хотя во сне летала легко и с удовольствием. Особенно ей нравилось ощущение парения в свободном пространстве. Однажды поделившись своими ощущениями от ночных полетов с близкими птицами, столкнулась с таким пренебрежением и издевательскими насмешками, что в будущем все впечатления и ощущения стала оставлять при себе.
         Когда она поняла, что, несмотря на собственное непонимание и отвержение, все равно способна понять и принять любым любого громкоголосого жителя своего двора, то перестала обижаться на их грубость и бестактность. А вот чтобы избежать неприятных, а часто и очень болезненных шлепков и ударов, она стала помогать им жить интересно: придумывала игры, развлечения, сказки. Старалась успокоить драчунов ещё до того, как чувствовала исходящее от них желание хулиганить.
         Пришло такое время, когда ее сверстники стали образовывать пары, а она вдруг растерялась и впервые собственное одиночество стала воспринимать болезненно. Напряженно она всматривалась в окружающих птиц, чтобы увидеть того, с кем и она могла бы создать пару, однако сердце ничего не подсказывало ей. С щемящей тоской она снова и снова оглядывала себя со всех сторон: что не так? Почему же ее не выбирают? Где ее пара? Ответом была тишина или насмешки других особей.
         ...Когда наступала осень, она бесконечно долго вглядывалась в небо, провожая печальным взглядом больших белых птиц, которые казались ей небожителями. Их величественный полет вызывал у нее внутренний восторг и восхищение, а понимание того, что она так не может, придавливало ее к земле все больше и больше...
         Жизнь шла своим чередом: у соплеменников стали подрастать дети, о которых она с удовольствием заботилась, когда их родители соизволяли ее к ним подпустить. Она по-прежнему придумывала для шалунов игры и сказки, умело утешая и ненавязчиво наставляя их.
Наступал день, и эти птенцы оперялись и продолжали жить уже своей взрослой жизнью...
         Время неумолимо делало свое дело, и наступил момент, когда она вдруг почувствовала себя абсолютно пустой и ненужной. Все чаще она стала уходить со двора к ближайшему озеру, а там средь тяжелой, пожухшей осоки замирала, устремляя свой взор в небо, чтобы последний раз дождаться и налюбоваться осенним полетом «белых ангелов»...
         Печальным крылом она водила по стоячей, но пока еще прозрачной воде крошечной заводи и невидящим взором смотрела перед собой. В голове уже в который раз прокручивалась одна и та же мысль: уйти от «своего» двора - значит, обидеть тех, кого, несмотря ни на что, она давно полюбила спокойной всеобъемлющей любовью; остаться на месте – значит умереть... И вовсе неважно от чего: лиса, холода, ружье охотника или какой другой недруг... Все равно! Но сил не хватало даже на то, чтобы из стынущего озерца вернуться на непродуваемый двор. «Сердцу все равно не станет теплее», - думала она, медленно закрывая глаза и пряча клюв под крыло. Всё: что будет, то и будет...
         Казалось, что, спрятав голову под крыло, она слышит только удары собственного сердца, которые становились с каждым ударом все слабее и слабее. Она понимала: скоро удары сойдут на нет. Но вдруг звук усилился, она удивилась, но нисколько не сдвинулась с места. Словно в резонанс чему-то большому, теплому и сильному её сердце, неожиданно для нее самой, вдруг стало увеличивать силу ударов.
         «Страх? – спросила она себя, - Опасность? Нет, не чуствую, не похоже...» В ощущениях тела тоже ничего не происходило. «Зачем все это? Для чего? Я же больше уже ничего не хочу?.. – с какой-то досадливой надоедливостью возникали в ее голове мысли. Однако голову из-под крыла пришлось вынуть. Еще раз с какой-то раздражительностью она посмотрела на свое оперение. Муть ночного тумана не позволила определить ей, какого оттенка ее оперение. Довольно часто ей приходилось наблюдать, что цвет ее перышек зависел от ее настроения. Оперение бывало и черным, и серым, и пурпурным и серо-буро малиновым. Она даже экспериментировала когда-то и силой мысли добивалась того, чтобы оттенок становился вдруг зеленым, желтым или голубым. О, это было увлекательное занятие! В часы одиночества она могла посвящать этой игре много времени... Но сейчас она поняла, что бес-цвет-на! И напугав на мгновение, эта мысль вдруг сильно разозлила ее: «Бесцветна?!! Никакая?!! Этого я не хочу! Не потерплю! И гордо подняв голову на сильной, гибкой, красивой шее, расправив крылья, она двинулась вперед – навстречу неизвестному звуку...
         Рассвет обрушился на землю неожиданно. Вдруг абсолютно по-летнему засияло солнце, по абсолютно голубому небу поплыли легкие, светлые облака. Одновременно словно заиграл невидимый симфонический оркестр, раздались самые разнообразные птичьи голоса. Водная гладь, как большое ажурно-серебряное зеркало, заблестела, заиграла бликами. И на этом открытом пространстве, движимые непонятным порывом, клюв к клюву вдруг встретились два лебедя...
         «Она! Какая белоснежная! – восхитился вожак. «Какой серебристо-нежный оттенок у его оперения! – изумленно заметила она. Поток волшебного тепла вдруг охватил их со всех сторон. «Это Он! – пришла ей в голову мысль, и росчерком молнии закончилась где-то внутри сердца. «Это Она! – с большим облегчением вожак мгновенно скинул напряжение со всего тела.     Теперь он абсолютно точно знал: слова и объяснения не нужны – она почувствует, какое место ей необходимо занять в стае для успешного перелета. И она, которая раньше не летала, поняла, что полетит за ним, даже если вдруг все стихии и опасности неожиданно проснуться и начнут трепать их нежные перья. Теперь все имело смысл.
         Вожак дал сигнал, и вся стая, в едином порыве, поднялась над землей. Навстречу солнцу, навстречу новой жизни, но уже с той, которая из мечты превратилась в реальность.
         «Люблю-ю-ю-ю! – сильно и протяжно зазвучало над землей, и казалось, что этот звук исходит от всего, что окружало их стаю...