Смысл жизни

            Коренной москвич Владимир Петрович Сальников купил дом в деревне. Нет – не дачу в садово-огородном товариществе, а именно дом в деревне – это большая разница. Далеко заехал – двести семьдесят вёрст от двери до двери. К тому же, последние двенадцать можно проехать лишь на «Ниве». Глушь… грибов… ягод… Из удобств только электричество и колодец. Но он так и хотел… а, главное, недорого и жене понравилось. «Нива» у них уже была.
            Дому лет сто, но бревно изумительное – спил розовый… раньше знали какое дерево и когда брать. Он поднял дом, удалил гнилые венцы, вывесил, подвёл фундамент, возвёл цоколь, из силикатного кирпича… зеленоватый потрескавшийся шифер заменил на бордовую металлочерепицу, вставил пластиковые окна, печки переложил, терраску новую сколотил, двери поменял… Ну, не сам конечно – мужики приходили из ближнего села. Они же и баньку ему срубили и под крышу подвели… На этом всё и закончилось – деньги вышли… И решили они с женой дальше сами как-нибудь, потихоньку…
            Каждый выходной в деревню, все праздники туда, и отпуска туда же…

            Приезжают как-то на Рождественские каникулы. Утро раннее. Заря розовеет. Тишина. Сугробов намело….
            Расчистил снег, дров наколол, печки затопил. Жена стала у плиты хлопотать, а он думает, дай кормушку птицам сделаю, прилажу под окном, и буду наблюдать, как они слетаются, и хлебушек клюют… Шибко он птичек любил.
            Сладил он, значит, кормушку, стал прибивать. Жена на стук выбежала да как понесла:
- Что же ты делаешь?!
- Кормушку прибиваю, а что?
- Вижу что не корыто! А почему сюда?!
- Здесь из окна птичек будет видно…
- А ты не подумал, что весь вид портишь?!
- Какой вид? – он почувствовал, как нервы пошли винтом.
- Ты ваньку-то не валяй! Это же фасад!
- А куда?!
- Вон к сараю прибей! Со стороны туалета! Как раз будешь сидеть с открытой дверью, и смотреть на своих птичек! – она даже повеселела, представив себе эту картину.
            А ему стало совсем нехорошо. Захотелось или в бане попариться до истощения, или водки напиться до обморока, а лучше и того и другого. Плюнул он, махнул рукой, подошёл к срубу бани, стоит, смотрит на свеженькие брёвна, горюет.
            Вдруг слышит сзади:
- Банька-то хороша, да не греет ни шиша…
- А-а-а, это ты, Алексей Иваныч… Здорово.
- Ну, что, попаритца хотца?
- Очень хотца… нервы совсем никуда…
- А пойдём ко мне? Я только что натопил. Попаримся, по рюмочке тяпнем, посидим, поговорим, а? Не побрезгуешь? А то ведь я тоже всё с бабой да с бабой… деревня, сам видишь, вымирающая…
- Да что ты, Алексей Иваныч, дорогой, я так рад…
- Вот и договорились. Там щас старуха моя домывается, я за ней приберусь, пар сделаю, а ты пока бельишко чистое собери… Короче, приходи через полчасика.
- Ну, ты выручил меня, сосед, выручил… Я твой должник…
- Ладно, сочтёмся…

            Итак, собрал он бельё: трусы, майку, рубаху, носки, полотенце, тапочки, шапочку, мыло, мочалку… ну, всё, что полагается в бане… Подошёл к холодильнику, достал бутылку водки, колбасы, сыру, баночку шпрот…
- Ты куда это собираешься? – спрашивает жена.
- Алексей Иваныч меня в баню пригласил…
- А  меня не пригласил?
- Тебя нет… Но я поговорю с ним… может быть в другой раз…
- Иди… только смотри – недолго…

           Ох, уж попарились они, так попарились: то в пар, то в сугроб… то в пар, то в сугроб…
- Всё! Хорош. Теперь помоемся и отдохнём… – говорит хозяин.
- Как скажешь, я в гостях…

            В предбаннике у него, значит, столик с дверцами, две табуреточки, на окне занавесочка… уютненько так… Владимир Петрович ставит на стол водку, шпроты и прочее.
- Убери! – негодует хозяин. – Ты у меня в гостях… Вот когда я к тебе приду, тогда и проставляйся…
- Ну, хорошо, хорошо… - Владимир Петрович поспешно убрал своё.
            А хозяин, выставляет на стол из стола: литровую бутылку золотистой жидкости, груздочки солёные бочковые, огурчики, помидорчики, сальцё своё, доморощенное, картошечка рассыпчатая с жареным лучком, яички варёные… и стопочки, гранёные – по сто грамм…
- Ого, сосед! А говорят глубинка с голоду пухнет…
- Это кто не работает – не ест… - с гордостью отвечает хозяин.
            Наливает по полной. Жидкость чистая, как золотая слеза.
- Коньяк что ли? – спрашивает гость.
- Коньяк, коньяк… - улыбается хозяин. – Ну, давай, будем здравы.
- С лёгким паром!
            Выпили. Владимир Петрович аж съёжился весь:
- Что это? Так ведь и убить человека недолго…
- Ничего, никто ещё не помер… Своя, на зверобое и перегородках грецкого ореха… Я магазинную на дух не переношу… Ты закусывай, чо смотришь-то на меня… Закусывай, закусывай, и я тебе первый вопрос поднесу… Ты небось думаешь, что мы тут совсем дикие, да? Неотёсанные, уработанные до умалишения… Ан нет, мы тоже смекалку имеем и рассуждение о жизни…

- Огурчики хороши!.. М-м-м, а сало-то, сало…
- Вот скажи мне, Владимир Петрович, ты в Москве родился?
- И родился, и вырос, и образование получил, и женился на москвичке…
- Понятно. А на кой хрен сюда припёрся? Это же совсем не твоя среда обитания…
- Это как посмотреть, Алексей Иваныч.
- Ну, ну – развивай мысль, развивай... а я пока налью…
- А что тут развивать, всё просто: хочу, выйдя на пенсию, век свой дожить тут, на воздухе – грибы, ягоды, свежее молоко, сметанка, творожок, яички…
- Ух, ты! Молоко, сметанка, творожок… Чо, корову будешь держать?
- Можно и корову… хотя моя говорит, нам и козы достаточно…
- А козе сено не надо, да? Я видел, как ты летом усадьбу свою окашивал… Смех… Ты где такую косу взял?
- В магазине купил…
- В магазине? Это не коса – это удавка для долболобых… Зайди ко мне завтра, я тебе покажу косы… У меня на каждую траву своя коса… Меня так отец научил… а его – дед, а того – прадед… и так оно велось до последнего времени… мои сыновья уже не хотят здесь жить – они уже тоже себя коренными москвичами мнят… не говорю уже о внуках… Я видел как ты отбивал свою косу… Это ж надо догадаться! Гвоздодёром, на кувалде, да на сухую…
- Я молоток не нашёл тогда, а косить надо было… - начал оправдываться Владимир Петрович.
- Подошёл бы ко мне, спросил… я б тебе всё дал, показал бы как надо… Поэтому она у тебя волной вся пошла… её уже не выправишь…
- Да-а-а, к тебе пожалуй подойдёшь… а если подойдёшь, то не угонишься, ты: то косишь, то ворошишь, то стогуешь, то картошку окучиваешь… то с пчёлами…
- Вот ты правильно сказал – «не угонишься»… день-деньской на ногах… а силы-то с возрастом тают… я по-молодости знаешь сколько успевал… Да, я-то, ладно, сызмальства тут – всё мне привычно, всё знакомо… А ты-то как будешь? Ты же спать привык до десяти, и после обеда два часа…
Владимир Петрович сидел потупясь в стакан. Алексей Иванович опять налил по полной.
- Вижу, ты мою мысль понял… Ну, давай, выпьем, и дальше пойдём…
- Да, причесал ты меня, сосед…
- Давай, давай… С лёгким паром!
            Выпили, закусывают…
- А ты грузди-то где берёшь? Я уж их лет сто не видел… их небось в Красную Книгу занесли…
- Места надо знать… Вот тебе ещё один вопрос… Но это мелочь, я тебе другой приготовил – покрупнее… Скажи, ты что кончал?
- Горный, на Октябрьской…
- Инженер?
- Да.
- Философию проходили?
- Проходили.
- Пятёрка?
- Пятёрка.
- Вот и скажи мне, «пятёрка», в чём смысл жизни?
- Хочешь знать, что является определяющим – бытие или сознание?
- Это я без тебя знаю. Ты мне просто скажи – в чём смысл жизни?
- Ну, у каждого человека свой смысл жизни… и в разном возрасте по-разному…
- Нет, брат, блудишь. Смысл он один на всех, так же, как истина. Поэтому у нас не жизнь, а «демократия»… - слово «демократия» он произнёс с какой-то особой злостью, так, что обнажились и редкие зубы и прорехи в зубах… да ещё с ударением на первый слог – «дЕмократия»…
            Владимир Петрович опять потупил взор, ему не хотелось лезть в эти дебри – так хорошо попарились, так хорошо забирает эта ядрёная «зверобойка»... Теперь он расплывчато, без всякого осознания смотрел на яйцо, которое обстучал об стол, и начал было чистить.
- Ну что ты, брат, приуныл, или тошнит с первача?..
- Да, нет, первач, как раз таки, отменный… А вот вопросы ты задаёшь убойные… Нельзя так в бане…
- А где ж ещё, как не в бане?.. На собрании колхоза что ли? Так его нет, колхоза…
- И про колхоз бы не надо, Алексей Иваныч, прошу тебя…
- Ну, хорошо, я тебе помогу. Ты в Бога веришь?
- Верю.
- Крещёный?
- Да.
- Храм Божий посещаешь, причащаешься… да?
- Не часто…
- Раз в год… на Пасху, да?
- Угадал.
- Евангелие читаешь? Святых отцов…
- Отцов – нет, а Евангелие пару раз прочёл…
- Ну, это уже, можно сказать, уровень… Вот и отвечай с точки зрения Божьего Откровения…
- Ну, здесь, как раз таки, всё просто – живи по заповедям, вот и весь смысл…
- Правильно говоришь… А ты пробовал?
- Что?
- Жить по заповедям.
- Пробовал.
- Ну и как?
- Не получается.
- А почему?
- Не знаю… грехов много… привыкли к ним… любим их…
- Хорошо говоришь… красиво… умно… продолжай.
- Нет, а что продолжать-то? Не пойму, к чему ты клонишь…
- Хорошо, давай по-простому… Вот я давеча видел, как ты со своей собачился, а из-за чего?
- Я кормушку для птиц сделал, стал прибивать, а она выскочила и давай орать…
- А ты на неё, да?
- Разумеется…
- И чем дело кончилось?
- Ещё не кончилось… ещё не прибил…
- Ну и где всё-таки решил прибить…
- Пока не знаю…
- А я знаю. Прибьёшь там, где она сказала.
- Откуда такая уверенность?
- А я за тобой давно наблюдаю… И потом, у меня самого так же было… полвека кусались и грызлись…
- Подглядываешь, значит… - Владимир Петрович посмотрел на Алексея Ивановича исподлобья.
- А чо подглядывать-то, у тебя забора нет – вышел на крыльцо и смотри, как телевизор…
- Это верно – забора нет… старый ветром сдуло, а до нового руки никак не дотяну… А с женой действительно беда, сосед… Она ведь у меня городская – диванно-телевизорная… Уберётся в квартире, в магазин сходит, обед приготовит, плюх на диван, и давай сериалы щёлкать… И нормально – тишина, я своим делом занимаюсь – мир да любовь… А дом вот купили, она преобразилась вся, как подменили… всё знает, везде лезет… как будто тут и родилась… за что ни возьмусь – она тут, как тут… всё поперёк… дрова колю, она глаза аж под топор подсовывает, не правильно говорит рубишь… А как правильно, говорю? А нервы уже, сам знаешь, винтом да в небо… Она говорит, ты чурку сучками вниз поставь,  тогда легче будет…
- Правильно говорит…
- Правильно, но каким тоном! Словно я совершенный осёл…
- А чо, нет?
- Не понял.
- Да ты не обижайся, ты суть улови…
- И в чём тут суть?
- Суть в том, что в итоге ты всё равно делаешь, как она говорит… верно?
- Верно.
- Ну и делай сразу, как она говорит, без нервов и ругани… Ходи прямо, чо кругами-то… И нервы сбережёшь, и себе, и ей, и заповедь исполнишь…
- Какую заповедь?
- Возлюби Бога и ближнего своего.
- Причём тут Бог, Алексей Иваныч? Ты что-то не туда гнёшь…
- Очень даже туда, дорогой ты мой Владимир Петрович… Бог смиренных любит, а ты строптивый, гордый… Вот и я такой был, дурак, до семидесяти лет… Тебе сколько?
- В прошлом году юбилей справили… полтинник…
- Если сейчас врубишься, двадцать лет сможешь хорошо пожить… Видишь, у меня полпальца нету? Как думаешь, чем это я?
- Ну откуда ж мне знать… может косу точил и промахнулся… или бензопилой…
- Нет, не угадал – топором… Пошёл курицу рубить, положил её на пенёк, замахнулся, а баба мне под руку и говорит, ты, говорит, не умеешь кур бить, они у тебя потом без головы по двору полчаса бегают… У, мбля, я весь вскипел, ору ей, я щас тибе голову отрублю, дура ты этакая, да как глянул на неё остервенело… и в это время топор – хряп… рука-то в воздухе уже была… так вместо головы, лапы курице отрубил, вместе с пальцем… Смешно, да? Вот и я посмеюсь, когда ты себе лапу оттяпаешь, вместе с башкой… Ну, давай ещё по одной и чай будем пить…

            Они выпили, закусили, поговорили ещё за любовь, за Бога, за сельскую жизнь... Потом хозяин достал мёд, пряники… поставил на стол чашки…
- Ты, какой чай любишь: чёрный, зелёный? Мы-то тут чагу пьём…
- Всё равно, какой… а чагу я ни разу не пил… давай чагу…
- Ну, чагу так чагу… только учти, она с непривычки пропоносить может…
- Не боись, Алексей Иваныч, у меня организм крепкий – хоть гвозди ешь…
Хозяин улыбнулся и налил в чашки чаги… покрепче…

            Выйдя из бани, он глубоко вдохнул чистого, с хвойным оттенком, воздуха, огляделся. Красота. Вся природа, казалось принимала в нём благодатное участие: и это ясное небо с первыми звёздочками, и малиновый отголосок заката, и, с фиолетовым отливом снег… и ёлка, стоявшая возле бани… На душе было покойно и легко…
            Подойдя к дому, он поставил сумку на крыльцо, взял кормушку, молоток, гвозди, пошёл и сделал, как велела жена… Почувствовал – благодати прибавилось…

- А я уж думала, ночевать остался… – хмуро подзудила она.
- Знаешь, я там, в бане, вдруг понял, что люблю тебя, как никогда прежде…
- Что ты сказал? Повтори… - губы её задрожали… они обнялись…
Потом она кормила его тем, что наготовила, и он показывал аппетит, хотя есть совсем не хотелось…

            Было далеко за полночь, а он всё не спал, сидел на кухне, против большой русской печки, смотрел, как горят дрова и думал о смысле жизни… Время от времени хватался за живот и бежал до ветру… Там сидел с открытой дверью и смотрел: то на звёзды, то на кормушку… улыбался…



17.01.12
6:02