Визит в закусочную

Всё, вначале, было мне не в жилу, осень, и вода, что с неба лила,
Жрать хотелось, и что не был пьян, и опять пустующий карман,
И лица, синеющего, бледность, и болезнь, хроническая, бедность.
Мне б не её частый рецидив, а хороший внутрь аперитив.

Хош врага? Тогда займи монету, я занял, забыв в какую среду,
Надо же, отдали. Сто рублей... Стало жить уже интересней.
Крест дороги, во все части света, слева, я гляжу, побольше света,
Музыки занятный голосок, вывеска мерцает <Огонёк>.

Две рогатки курят, на крылечке, с мордами скучающих овечек,
В полутёмный бар ведёт тропа, где воюет, с Бахусом, толпа.
Руку жжёт, мечты хрустальной, средство, в мозг стреляет менингит, из детства,
И, не помню, на каком шагу, я уже за столиком, в углу.

И нутро моё, в урчащем стоне, проглотило первый свой джин-тоник,
Отрыгнувши, в просветлевший зал, вечерок интереснее стал.
С банкой, новой, с петель рвётся дверца, душу обнажив, прохладу сердца,
И, хотя внутри одна зола, там уже  теплеет, от бухла.

Серость жизни уж совсем не жутка, женщины, почти все, незабудки,
Ну а пыхнув, взорванною трубкой, переспать готов хоть с мясорубкой.
И в толпу, зашедшуюся в танце, я вливаюсь: «Пропустите Ганса»,
Извиваясь, в непотребном твисте, в вылезшем из рёбер флоретисте.

Хлопают, и кажется, всё мне, что ж, пойду сушняк ломать в вине,
Солнышко моё ещё не село, сожалеть о том, чего не сделал.
К стойке прёт, какой то дикий,  малый, за километр от него солярой,
И, давно ушедшею,  подругой, от него барменша с перепугу...

Он слюнявит, долго ей, габони, в баре все уж валятся, от вони,
С барского пузырь он пива взял, сунул в робу, и во тьму слинял.
Но, не лучшей, сливой перезрелой, затекает, с кислой миной, Бэлла,
Посылая, с кисточкой, привет, дав надежду всем, которой нет.

Просветив, рентгенным взглядом, залу, за столом на табурет упала,
В алчном взгляде притаился зверь, ну держись, кто встретится теперь.
С центра поля тост, компаньи свежей, то гуляет, знамый всем, Олежек,
И его подручные, друзья, с ними поднимаю банку я.

И за тех, кто всё ещё в дороге, и за то, что б нас хранили Боги,
И за то, что мы такие есть, выпил я, и попытался сесть.
Кто-то поддержал меня рукою, девственница кухни предо мною,
Даже и не вспомню кто, сейчас, принесла откушать мой заказ.

Как нельзя он оказался кстати, слева нёс пургу какой-то дятел,
Смрадом рта, беззубости, дыша, не отстанет, схватит по ушам.
Фу-у, помойкой, сбоку, понесло, это всем известное Ведро*,
Плюхнулося, к НЭлине, за столик, прёт измена, это уж отстойник.

К ним завяли, пришлые, вампиры, то ль Иван-Франковцы, то ль румыны,
Попадая в их паучью сеть, самых мерзких женщин поиметь.
Надо кислорода, пропаду, я шагаю, смелым, в темноту,
За угОл, где строится базар, заливая, мнимый мне, пожар.

«Эй мужик, куда ты, сдуру, хлещешь? Намочил моей подруги вещи».
"Выпили, так шли б домой, бесстыжий" - Оторвалася от *уя мыша.
Возвращаюсь, всех колышет рэп, кажется, немного, я окреп,
Но не въеду, кто ж так, голосисто, исполняет эксгибициониста.

Веселится, подгулявший, люд, И кого-то уж, в углу, ебут,
Окруживши траурной толпой, видно лишь мельканье головой.
Предо мной, как на большом экране, чуть в помехах, две грудастых Мани,
Что-то мне пытаются втулить, с злободневной темой, подвинтить.

Э-э-э, однако мне пора, на хату, покидаю я вертеп разврата,
Звякает в кармане троячёк, надобно к подруге под бочок.
А до дома ещё метров двести, надо через Милку перелезти,
Осторожно, чтоб не зацепиться, и, вздохнув, к Морфею провалиться.