Над полем битвы поднимается заря,
Но в небе нет просвета - пыль и грязь.
Наверно, смерть и боль, война – всё это зря?
Но наш солдат к победе рвётся, не боясь!
Ему не страшно умереть, за Родину свою
Он всеми силами готов против томленья биться.
И думает: “Россия, я тебя люблю!”
Наша страна с фашизмом не смерится!
Быть может, силы были не равны,
Но честь солдата посрамить не может
Ведь мы - России-матушки сыны…
К победе воля не угаснет всё же!
И душу русскую фашистам не смутить!
Мы будем биться до последней капли крови.
Своей стране готовы услужить,
Сразимся, не нахмурив брови.
Да, так случилось – не побеждены…
Россия не терпела пораженья…
Но на полях безумия войны
Потерь там было больше чем спасенья.
И в заключение, хотелось бы сказать,
Что мы – потомки помним, не забыли.
И от прошедшего так хочется рыдать…
Спасибо, ветераны – вы жизнь нам подарили!
Мы помним- не забыли!
© Copyright: Дмитрий Стыценко, 2012
Свидетельство о публикации №112011409645
Свидетельство о публикации №112011409645
Рецензии
Не надо несбыточных грез,
Не надо красивых утопий.
Мы старый решаем вопрос:
Кто мы в этой старой Европе?
Вал. Брюсов
— Арон Исакович, охота вам слушать такую ерунду?
— А цо? Рази васы не врут! — засмеялся он.
— Еще как врут! — не отрицал я. — Но врут в вашу же пользу, а не для пользы Германии...
С настоящей ненавистью я столкнулся в антикварной лавке, где осматривал старинное оружие. Какой-то потрепанный человек предлагал хозяину купить у него орден Станислава 3-й степени. Хозяин лавочки отказывался, говоря, что у него полный набор царских орденов. Было видно, что голодранец сильно огорчен, и мне стало жалко его, явно голодающего:
— Не изволите ли продать Станислава мне?
Он узнал во мне не только русского, но и советского человека, хотя я был в штатском. Почти наорал на меня:
— А-а-а! У себя в Совдепии все уже разорили, так теперь и сюда забрались, чтобы грабить... Нет уж! Лучше вот так... вот так... смотри те... вот так!
И, выкрикивая эти слова, он, когда-то русский офицер, злобно Давил и плющил свой орден каблуком ботинка.
— Ну и напрасно, — сказал я. — Наверное, легко достался вам этот орден, иначе вы бы не поступили с ним так...
— А ты заработай себе хоть один! — крикнул он мне.
— У меня, ваше благородие, было их восемнадцать... и таких, как ваш, и еще более высоких.
— Кто же вы такой? — оторопел он.
— Честь имею. До революции был «превосходительством».
Мне трудно. Наша контрразведка, поставленная в необычные [267] условия, работала вяло, арестовывая невинных, и наоборот, через ее фильтры проскакивали хищные акулы абвера. Однажды я не сдержался и наговорил дерзостей:
— В тридцать седьмом не боялись сажать людей за «измену родине» даже в том случае, если они смеялись над анекдотом о Кагановиче, а сейчас, попав сюда, вдруг стали такими добренькими, что боитесь тронуть явных агентов Гитлера.
— Но мы, — отвечали мне, — делаем все, чтобы не раздражать Германию, связанную с нами договором о мире.
— А вот Гитлер плевать хотел на все договоры...
Я сказал своим сотрудникам, что они даром едят хлеб:
— Вот, пожалуйста! При аресте взяли у одного типа карту Эстонии, тут тебе все, что надо для абвера: дислокация наших частей, батарей и аэродромов.
— Мы же не гестапо, чтобы хватать всех подряд.
— А я думаю, что в гестапо работают точнее вас...
Пикуль, "Честь имею..............
Татьяна Ульянина-Васта 14.01.2012 21:53 • Заявить о нарушении
Не надо красивых утопий.
Мы старый решаем вопрос:
Кто мы в этой старой Европе?
Вал. Брюсов
— Арон Исакович, охота вам слушать такую ерунду?
— А цо? Рази васы не врут! — засмеялся он.
— Еще как врут! — не отрицал я. — Но врут в вашу же пользу, а не для пользы Германии...
С настоящей ненавистью я столкнулся в антикварной лавке, где осматривал старинное оружие. Какой-то потрепанный человек предлагал хозяину купить у него орден Станислава 3-й степени. Хозяин лавочки отказывался, говоря, что у него полный набор царских орденов. Было видно, что голодранец сильно огорчен, и мне стало жалко его, явно голодающего:
— Не изволите ли продать Станислава мне?
Он узнал во мне не только русского, но и советского человека, хотя я был в штатском. Почти наорал на меня:
— А-а-а! У себя в Совдепии все уже разорили, так теперь и сюда забрались, чтобы грабить... Нет уж! Лучше вот так... вот так... смотри те... вот так!
И, выкрикивая эти слова, он, когда-то русский офицер, злобно Давил и плющил свой орден каблуком ботинка.
— Ну и напрасно, — сказал я. — Наверное, легко достался вам этот орден, иначе вы бы не поступили с ним так...
— А ты заработай себе хоть один! — крикнул он мне.
— У меня, ваше благородие, было их восемнадцать... и таких, как ваш, и еще более высоких.
— Кто же вы такой? — оторопел он.
— Честь имею. До революции был «превосходительством».
Мне трудно. Наша контрразведка, поставленная в необычные [267] условия, работала вяло, арестовывая невинных, и наоборот, через ее фильтры проскакивали хищные акулы абвера. Однажды я не сдержался и наговорил дерзостей:
— В тридцать седьмом не боялись сажать людей за «измену родине» даже в том случае, если они смеялись над анекдотом о Кагановиче, а сейчас, попав сюда, вдруг стали такими добренькими, что боитесь тронуть явных агентов Гитлера.
— Но мы, — отвечали мне, — делаем все, чтобы не раздражать Германию, связанную с нами договором о мире.
— А вот Гитлер плевать хотел на все договоры...
Я сказал своим сотрудникам, что они даром едят хлеб:
— Вот, пожалуйста! При аресте взяли у одного типа карту Эстонии, тут тебе все, что надо для абвера: дислокация наших частей, батарей и аэродромов.
— Мы же не гестапо, чтобы хватать всех подряд.
— А я думаю, что в гестапо работают точнее вас...
Пикуль, "Честь имею..............
Татьяна Ульянина-Васта 14.01.2012 21:53 • Заявить о нарушении