Что - то странное

Предприниматель

С тех пор, когда поверил я
В слова серьезных пустоболов,
Жизнь закрутилася моя.

Мой организм от переломов
Возопил. –
Извещенья рву,
Плачу неистово налоги…
И вот, я без штанов живу
Медвежьей пищей, в их берлоге.

А тут еще - четвертый год
Как на работе платят крохи.
Махну стакан и все пройдет:
Дела мои не так уж плохи. -

Размякший хлеб из рук клюют
В мороз, слетевшиеся птицы.
И кошки ищут свой приют
В ногах, петляя вереницей.

Я из квартиры, выхожу,
Без света и воды горячей.
И слышу:  громко очень ржут!
Все обо мне? Никак иначе:

Двенадцать в пенсионный фонд,
Сто двадцать восемь за аренду
Шестнадцать в пенсионный фонд
Кредиты,приставы,проценты.

Все,
Я простой российский бомж,
Избавь от этого Создатель
Я, пятый год, - это не ложь,
Серьезно не предприниматель.

Марии

Зевает и сопит, свернувшись  в чайной ложке.
Послышался  сквозь сон, опять  кричит: шалава.
Одни для нас глаза - больной бездомной кошки.
Аве Мария, Аве.
Когда с сестрою ты с помойки…  Возвращаются…
Я вижу, как лицо твое оплывшее,
Перед о мною светом озоряется.
И остальное не родное  –  лишнее.
Все остальное:  отрава.
Аве Мария, Аве.
Не больно жить тебе в неволе?!
Перед  иконой говоришь: “не повезло и
Вчера потрахал архитектор боли”,
Сегодня поимеет “доктор зло”.
Ты с синяком и, говоришь: ну, браво.
Аве Мария, Аве.
Но каждый вечер я дышу тебе в подмышку,
И каждой сволочи скажу: имею право.
Ты любишь меня сильно, слишком… слишком
Аве Мария, Аве.


На 4 декабря

Девять утра. Вставай сосед,
Дай сотню до среды.
Не убедительный ответ:
«А три вернешь кады?».

Поэту не нужна еда.
Пускай вулкан в утробе.
А если сытый он – беда:
Поэта место в жопе.

Гляжу глазами за окно
И время девять тридцать. И
Говно ты жизнь. – Не суждено
В десять опохмелиться.

Перед подъездом без одной
Руки согнувшись плачет
Замерзший тополь, городской,
Без счастья и удачи.
На запад желтая звезда
Размеренно стремится.
Летит быстрее… чем поезда
Бурая медведица. -

Вдруг распрямилась, как стройна
На инвалиде крона.
Он верил, прилетит она:
Кудрявая ворона.
И обе вытянув  руки
Шепнул ей громко: помоги.

«Единой» сотней разживясь
Идет. Как прежде, нелюдим.
Сто пятьдесят принял и, князь.
И с фразой: «вместе победим».

Поэту не нужна еда,
Туши вулкан в утробе,
Нестройных смыслов череда,
Мысль, и слова… в ознобе.

Стена.

Я грею солнце на стене
До обмороков  и безумия.
А смысл? Смысл есть в вине.
Смысл с тонущей вопящей мумией.
И грею солнце. 
Есть у стен  винил и флизелин  -  Основа.
Да  будет истина в вине –
Там  дверь под потолком. Подкова.
Я грею солнце.
У стены
Ожог.  И Карамель из кожи с другой, с обратной стороны. -
Ее соседи греют тоже.
Я грею.
Кот не захотел, предательски за ванной скрывшись.
Я грею, грею.  Да. 
В предел.
Пусть  поживет там.  Гад. Намывшись.
Я грею.  Хрен с ним.  Это – кот.
Кот по вину не всякий прется.
Я грею. – Ждем:
Жена войдет. И, мозг мой вдоволь наебется. 

Октябрь

Люблю бессовестно и трепетно
С октябрьским ветром.
Любовь  с дочуркой  рядом. -
«Спишь с  басотой ветреной».
Луна взбирается все выше
Ей шепчу: потише.
Парсеки, метры. Километры. -
Мы ближе.