двойственность...

                Мы ангела в себе растим со дня, когда увидим солнце.
                Он добр, честен…  попервах, мы с ним почти не расстаёмся.
                Но, кто-то, верно шутки ради, со дня проступка, с первой лжи,
                Нам дарит демона чумного. С ним легче. Ним и дорожим…

А с ним всегда казалось просто,
А с ним – и горе – не беда.
А он, реален, но невидим,
Он не «сейчас», но он «всегда».
А он чужой для всех и всюду,
А он чужой с самим собой.
А он, как брошенный приблуда
Он раб, отверженный судьбой.
Ему присущи брань и холод,
Он, словом может погубить.
В его руках бокал и молот:
«Могу спасти. Могу убить.
Поить по капле совершенством,
Вливать в гортань нектар любви.
Кормить невиданным блаженством,
До стона, дрожи, до крови…"
Случалось, день он полнил тьмою.
И взгляд пророчил сущий Ад.
Плясало пламя за спиною.
И гнев, и боль... Да. Он был рад.
И нет тепла, одни ожоги.
Границей служит колкий прут.
Удары с уст слетают с воем,
меж пальцы зажат меткий кнут.
Злосчастный день, седая полночь…
И шар земной всё так же мал.
Он блудный сын, он падший ангел.
Он  в жизни многое видал.
Он был светилом, был виденьем,
Он был пороком, был грехом.
Он был святыней, искупленьем,
Не счесть всех лиц, что в нём одном…
Хм… он являлся мне гонимым.
Повесой, бравым болтуном,
Сварливым скрягой, чутким мимом,
Убийцей, праведным, вруном.
И всякий облик не был чуждым,
Уместно выбран четкий слог.
Но быть СОБОЮ счел ненужным.
Нет. Он старался. Но не смог…