Хозяин

      - Хорошо бы... Элм сидел на табурете, зажмурив глаза, и шевелил ресницами, как это умели делать все, кто пожелал когда-нибудь, этому научится. Новый год прошёл как никогда буднично и ушёл, так как и пришёл - не предупредив. - Извини, - сказал он. - Телефон не помню, а врать не умею. Прошлый, теперь уже прошлый, год, запомнился только количеством дней, то есть, количеством проведённого в нём времени, отображённого на лице несколькими шрамами и прибавлением в семействе морщин. Потом дни ушли восвояси и это было знаменательно и замечательно по своей сути. Теперь их можно было искать на дне моря или какого-нибудь лунного кратера. Элм вооружил свои глаза окулярами очков, однако, этого оказалось недостаточно, для того, чтобы разглядеть их там. Таким образом, все обстоятельства распологали к тому, чтобы лечь спать, и он принял горизонтальное расположение, о чём можно было говорить с достаточной долей уверенности. хотя линия горизонта была не видна. Это был шанс хорошо отдохнуть и как следует выспаться. В добавок ко всему пошёл дождь. Типичный зимний дождь, достопримечательность местного климата и ванных комнат. Элм приподнялся на локтях и посмотрел в окно. Дождь убедительно стучал по отливам, при каждом порыве ветра выливая ведро воды в оконное стекло. Было темно и одинокие фонари мерцали, как звёзды какого-то далёкого созвездия, соединённого невидимыми нитями проводов. - Нужно будет написать историю всех нелепых катастроф, - подумал он. - Полную историю. Завтра же займусь этим.
      - А ты потянешь? - сказал я ему. - А как же, - ответил он не задумываясь.- Я. как никак. Хозяин.
       1
      - Хозяин чего? - Хозяин своего слова. - Знаешь, - сказал я, - Когда "Помощник" был на мели, он спросил меня: Что тебе снится? -... - У меня разработан целый комплекс сновидений, для того, чтобы ни одна ночь не была потеряна безвозвратно, чередующийся между собой. - ... - За последнее время мне снятся только комплексные обеды, - отвечал он. - Да. Он был не из тех. Кому надо было всё разжёвывать, прежде чем положить в рот палец. Элм приподнялся на локтях. - Завтра же.
       - Эй. Хозяин! - человек, именующий себя в просторечии прохожим, постучал в окно. - Эй. Хозяин! - Кто там ещё? - крикнул Элм со своей колокольни. - Гость, - переименовал себя тот. - К черту гостей! - хозяин показал, что он не в духе. - Пора положить конец гостям. Или я не прав? Прохожий гость не понял, было ли это адресовано ему или нет, но, на всякий случай, промолчал и постучал ещё раз. - Кто там ещё? Наступающее завтра было умудрено опытом наступлений и, распускаясь, расцветало всеми цветами чёрно-белой радуги, распиханной по периметру двора, безупречно вписываясь в окружающую среду как четверга, так и воскресенья. Помощник стоял неподвижно, прислонившись одним ухом к вентиляционной решётки, а другими к мусоропроводу. Ощущая шумовые эффекты от падающего мусора и перепада давления. Несмотря на раннее время, мегаполис уже начал производить свои отходы, именуемые мусором.
      
       2
       Помощник любил заглядывать в консервные банки и облизывать их стенки. часто раня язык об их острые края. Осознавая, тем самым, свою деенепричастность ко всему происходящему снаружи. Но теперь он сам был внутри и это казалось ему достаточно серьёзным аргументом в его фактобиографии. Деревья стонали под пытками западных ветров и тянули свои лапы, прося о помощи. Наступающий день недели выдался скверным и служил плохим прикрытием для души и тела, от чего, но не известно отчего больше, очень хотелось вернуться обратно, в старое летоисчисление, и жить там сегодняшним днём всегда. Подъезд - как тупик пространства, на ощупь предсказуем, и из него есть единственный выход. Выход в город Помощник спускался вниз. Или подымался наверх. В итоге, он наткнулся на нужную ему квартиру и постучал. - Кто там ещё? - Гость . . . - К чёрту гостей! Пора положить конец гостям. Не так ли? Дверь щёлкнула замком, скрипнула петлёй и распахнулась, как распахиваются ставни, освобождённые движением руки от данного слова. - А. это ты, - сказал Элм, не выразив. однако. интонацией ни недовольства, ни удивления, ни любой другой, знакомой ему, эмоции. - Можно? - спросил Помощник. Молча пропустив его вперёд, закрыв дверь он пошёл следом, по старчески чертыхаясь и покашливая. - Не разбудил? - Пришедший посчитал уместным задать подобный вопрос. Хотя прекрасно видел, что Элм был ещё в пижаме и только успел накинуть на неё душегрейку. - Да нет, - он шмыгнул носом. показывая гостю на табурет. - Я не на долго. - отказался тот. - Я знаю. Ко мне все приходят не на долго, - не стал Элм долго уговаривать и сел сам на точно такой же.
       3
       Младшая группа казусов ютилась под столом, в ожидании своей участи. Они обсуждали её между собой, хлопая в ладоши и болтая ногами, как и подобало малым детям. Которым, в сущности, ещё на всё наплевать. Они ещё ни сном ни духом не догадывались, что через некоторое время им будет снова на всё наплевать и поэтому болтали ногами и хлопали в ладоши. И всё вокруг было буднично однообразно, как и положено. Старшая группа сидела у радиоточек в ожидании официального сообщения о потопе, но о нём упорно молчали, хотя, ставший типичным, январский дождь, не прекращал ни на минуту свой подвиг. Переступая границу новолуния, появлялись признаки растущего луча, переходящего в окостенение конечностей и неспособность с собою совладать. Она отчаянно пыталась поучаствовать в своей участи, хлопая в ладоши и топая ногами, как и подобает малым детям, которым, в сущности, уже на всё наплевать.
      - Я не надолго. - Я знаю, - сказал он. - Ко мне все приходят не надолго. Они многозначительно-вопросительно посмотрели друг другу в глаза, сдвинув табуреты к столу. Распространявшиеся с потолка запахи доставали из ячеек памяти предметы, их испускающие, и воспроизводили их на стенах, как фотообои, впечатляющие своей масштабностью и искушением кидаться на стены. - Что-нибудь случилось? - спросил Хозяин, что в подобной ситуации походило на "Зачем пожаловал". - Да Нет, - ответил гость, что можно было истолковать и так и сяк, но, скорее, чем Нет. И если мыслить категориями, то он относился к таковой, для которой девиз "Катастрофа, как образ жизни" актуален достаточно всегда. Хозяин помнил об этом и поэтому впустил
       4.
       Размякшая жвачка хлябающей грязи, не способствовала ни аппетиту, ни пищеварению - ничему, что позволяло хоть что-нибудь делать, когда заняться совсем нечем, но спать уже не хочется. Разве что, жажда творчества, иногда, заставляла его распинаться перед белым листом бумаги, заведомо зная, что он не попадёт ни к кому в руки, разве что, его полистает ветер или, не дай бог, потискает огонь. Достижения нынешних времён способствовало этому, более, чем это было возможно раньше, а, с тех пор, как его комнату затопило из батареи парового отопления, он с ужасом провожал проносящиеся по улицам пожарные машины, памятуя про воду, огонь и медные трубы, испытав уже одно из этих стихийных бедствий. Наконец-то он сел за работу, обещавшую в перспективе конца концов стать трудом. - А ты потянешь? - спросил я его.
      
       - Что-нибудь случилось? - спросил Элм. - Да нет ... - Тогда, прежде чем ты скажешь, что стряслось, расскажи мне хотя бы одно из твоих сновидений, - попросил он. Видно было, как лицо Помощника оживилось. - Зачем тебе? Тебя действительно это интересует? - залпом произнёс он, довольный тем, что к его персоне проявлен интерес, хотя и таким необычным образом. - Да, ответил Элм. Впрочем, это можно было интерпретировать как Нет, но ничего другого не оставалось. Двойственность вопросов рождает двусмысленность ответов и Помощник облизнулся. - Из какой области? - Пожалуй, - он на секунду задумался, - Из той, где ещё нет председателя колхоза. - Где сам себе голова? - попытался тот уточнить и попал в больное место.
       5.
       -Пожалуй. Теперь он был уверен в правильности своего выбора. Помощник понимал его с полуслова.
      
       Младшая группа казусов поднялась со своих мест. Это лишило их, в некоторой степени, болтать ногами, но они продолжали хлопать в ладоши и нести своими детскими языками несусветную чушь, выдавая её за истину. Любые поправки на ветер были опрокинуты наступающими войсками дня, что уже само по себе было достижением одних и итогом недальновидности других. Старшая группа, встав ни свет, ни заря, едва опомнившись от такого потрясения, встало под душ и их мокрые волосы облепили всё тело, направляя стекающую воду и мысли в нужное русло, которое, следуя своим традициям, достигло устья и сделав прощальный пируэт исчезло в сливной раковине с глаз долой. Любопытные мелочи наблюдали всё это, сложа руки на груди, с единственным желанием - выбрать время и преподнести свой сюрприз. - И что я могу с этим поделать? - вопрошали одни. - А я? - возражали другие. И они сходились во мнении, что поделать с этим ничего не могут.
       - Ну, так будь до конца оригиналом, скажи, что режущие слух слова когда-то получили медицинское образование, но изменили своей клятве. Не стесняйся, будь оригиналом чистой воды, скажи, что есть что-то ещё, способное к воспроизводству местоимений другим, неизвестным нам способом... - Ты считаешь это оригинальным? - он почему-то побледнел. - Увы, - продолжил он, когда лицо возвратило естественный цвет. - До конца оригиналов теперь не найти, даже если искать прямо под уличным фонарём. А уж оригиналов чистой воды...
       6.
       Было не понятно, о какой воде шла речь. - Для этого не нужно быть оригиналом.
      
       Час был по прежнему ранний, но не раньше, чем идущий перед ним, из чего следовало бы сделать вывод, что время ещё не повернуло вспять. Одним это давало повод не беспокоится ни о чём, другим - беспокоится о себе. Были и те, кому было на всё наплевать, но их, по определению, меньшинство и они погоды не делали. Правда вопрос, кто делал погоду такой, какой она была, оставался открытым для тех, кто вышел под неё из под крыши уюта. Асфальт, покрытый ледяной коркой , посыпали песком специально созданные для этой цели машины. Мечущийся в поисках пристанища песок, хлестал по ногам обезумевших граждан, а попадающиеся в его составе камешки, ранили, как пули и остывали в лужицах, вызывая у них обильное слюноотделение. Прилипшие к остановкам сугробы служили надёжным укрытием от внезапной атаки, хотя, для местного климата и ванных комнат это не являлось неожиданностью, а стало быть, и катастрофой.
       Элм сидел за письменным столом уже битый час, хотя почему этот час был битым ему наврядли кто-нибудь захотел сейчас объяснить. - А ты потянешь? - спросил я его. - А как же, - уверенно буркнул он, не поднимая головы. - А может быть, всё таки, про авиакатастрофы? - Нет, - сказал он решительно, что означало эти три буквы, а не любые другие.
       Итак, по улицам расхаживали Цельсии, Кельвины и Фаренгейты и, лукаво улыбаясь друг другу, приподымали цилиндры и пожимали плечами, словно бы ничего не понимали в том, что творят.
       7.
       Безобразия перепада температур сбивали прохожих с толку и они шарахались из стороны в сторону, наследуя и выпестовывая привычку держать равновесие. Слова попадали в его поле зрение и он уверенно наносил их на бумагу, как масло на хлеб, которая, как могла терпела его выходки. Творческий процесс затянулся уже до середины реки дня, так что начало шестого сигнала соответствовало пятнадцати часам, а где-то и больше. В дверь позвонили. - Кто там ещё? - он придал голосу недовольный строгий тон, как если бы его оторвали от дела, которому он посвящал всю жизнь, что, впрочем, не было неоспоримым фактом. - Простите, Вы случайно, не садовод? - извинился голос с той стороны двери. - Вам не нужны семена? - Какие ещё семена? - проорал Элм через дверь. - Семена разумного, доброго и вечного, - салили его ног перечислением. - Всхожесть - один процент. Очень большая для здешнего климата и местных ванных комнат. - Сколько-сколько? - переспросил он, хотя прекрасно расслышал с первого раза. - За даром возьмёте? - перевела торговка его вопрос в стоимость. - И что, много берут? - Как бы не так, - красноречиво промолчал голос. - Тогда и мне не надо, - сделал он вывод из её молчания.
       Этот диалог через закрытую дверь лёг тяжёлым камнем на придверном коврике и оставил лишь дурное расположение духа. Элм побрёл к письменному столу, чертыхаясь и покашливая, как и положено добропорядочному садоводу-любителю.
      
      
       8.
      -Я не любопытен, но скажи, как это тебе удаётся? - Не знаю. - ответил Помощник. - Тем более, что ты не любопытен.
       Со стороны казалось, что они говорят на разных языках, хотя, если посмотреть обоим в рот, то можно было обнаружить полнейшее их сходство, до самых мельчайших деталей. На этом языке они читали газеты. На этом языке они смотрели телевизор. Это был их родной язык общения, наконец. Когда они встречались. То показывали друг другу языки и только убедившись в их идентичности начинали общение. Некоторые были хамелеонами в этом деле. Они могли каверкать свой язык. Таких, как правило, брали в разведку, в шпионы, или заставляли переводить книги. - Хватит об этом! - Хозяин свернул язык трубочкой и высунул из щели своего рта. - Хорошо. - Помощник сделал тоже самое.
       Импровизация достигала неописуемых размеров, описывая вокруг фонарей сферы влияния из газа и пыли. Они были отчётливо видны через замёрзшее стекло. А возможно, оно было просто запотевшим, что не особенно хотелось проверять. Хотя бы по причине полного отсутствия желания это делать. Если есть миф о реальности, стоит ли проверять, такова ли реальность на самом деле? Можно жестоко разочароваться. И тогда придётся создавать для неё очередное мифическое понимание. А это куда как трудно, кроме всего прочего уклада, менять ещё и ориентиры. Или свою ориентацию по отношению к ним. Амплитуда буднего студня колебалась от плюса к минусу и продолжала действовать на нервы. Атмосферные явления сыпались с небес на головы прохожих, будто посыпая их пеплом, но те настолько к этому привыкли, что почти не обращали на это внимания.
       9.
      
      - Вы что-нибудь понимаете? - говорил один. - А Вы? - отвечал другой. И они сходились во мнении, что ничего в этом не смыслят.
      
       Казусы продолжали свой замысловатый, никогда не кончавшийся танец, по инерции притопывая и прихлопывая и, спотыкаясь, проклинали на чём свет стоит тех, кто бил такой паркет. Их движения были размашистыми, но от широких жестов не осталось и следа. У них ещё возникало желание оказать милость убогой старушке, согнувшейся в переходе, но поскольку с мелочью у них была напряжонка, они совали ей мятую бумажку и требовали сдачи. Такими большими шагами можно далеко зайти.
      - Извини, что заставил тебя слушать всё это,- сказал гость. - Ерунда, что ты. - Хозяин попытался придать голосу и лицу выражение "ничего не случилось". - Заходи ещё.
      
      - Как видишь, я ненадолго, - сказал Помощник. - Да, - согласился Элм. - Ко мне все приходят ненадолго.
      
      - Не ожидал от тебя такого, - сказал я. - Извини. Сомневался. Думал, не потянешь... - Ммм, - промолчал он. - Знаешь, когда помощник был на мели?.. - Знаю...
       Дни уходили восвояси, затаптывая следы впереди идущих, чтобы по ним невозможно было тех отыскать. Контекст выпавших осадков был таков, что безнаказанно позволял им это сделать, тем более. Что хороший хозяин собаку не выпускал и их не кому было даже искать.
       10.
      
       Помощник поднимался наверх. Или спускался вниз. - Ох. Чего-то я не могу, - кряхтел он. - Чего ты не можешь? - подал голос кто-то сверху. - Не беспокойся. Всё вернётся на своём круге, точно также, как уезжавшие возвратятся на своих санях и добрые известия будут преобладать. - Ан-Нет. Она вернётся, моя Ан-Нет?... Он любил её, свою дочь, дочь крокодила и летучей мыши, единственную помощницу и наследницу. На остальных в этом отношении у него выработался стойкий иммунитет. Но в ней текла его кровь и он не хотел чтобы дурная наследственность и трудовая династия совершили с ней своё грязное дело. Он мечтал о её счастливой судьбе, а не участи. - А как же. - успокоил его голос.  - Обязательно. - Она вернётся, моя Ан-Нет. - и краска безграничной радости потекла по маршам вниз, захватывая в плен всех, кто попадался ей на пути.
       Элм сидел на табурете, зажмурив глаза и шевелил ресницами, как это умели делать все, кто пожелал когда-либо этому научиться. Старый Новый год прошёл, как никогда буднично, и ушёл, точно также, как и пришёл - не предупредив. - Извини, - сказал он. - Телефон не помню, а врать не научился. Элм положил ноги на подоконник. Его мысли витали где-то далеко - там, по другую сторону стекла, казавшегося зеркалом, и от этого голова у него кружилась и словно бы раскалывалась пополам. - Хорошо бы... - думал он. На самом деле, это было бы замечательно.
      
       11.
       В окнах соседнего дома горели свечи. Приготавливаясь ко сну, они вешались друг другу на шею, словно бы виделись в последний раз. - Хорошо бы ...- очередная мысль на вылет прошила его мозг и он услышал, как со стены за спиной посыпалась штукатурка. Элм закинул ногу на ногу, снял очки, взял исписанные мелким почерком листы с ввёрнутыми туда шурупами слов, бросил их в мусорное ведро. Не смотря на позднее время, конгломерат ещё производил свои отходы.
      
      
       КОНЕЦ
      
       Январь 1992 года