Волей влюблённости
Время сплющилось,стало скользким и плоским,как стекло этого взгляда из зеркала.
...а ускользая ...зая... мамять подсовывает задротное детство - вечные страхи-крахи,вечные сопли-вопли,вечные поиски-писки... чего-то того всего... радость, и боль, и пошлость открытий, - о, постижени - ййййй! - наобум,вслепую,наощупь, - ага,вот оно,ооооо - с головой - бултых! - грязь-не-грязь,дерьмо-не- дерьмо - потом отплюёшься, отдышишься, ужаснёшься и - снова и снова - вперёд...
Какое там счастье! Разве бред может быть счастьем?..
Но ведь кончилось.
Всё.
Не было ничего.
Всё растаяло. Само время и то... отсырело.Отсырело и отсерело. Серая вечность серым усталым дыханьем греет серые пальцы сучьев. И то ли окно, то ли со-пра-над-знанье запотевает от серости. Даже страх рождается серым и сразу становится скушным, сливается с домом, с дымом дрянных сигарет, с соснами за окном, со снами... где-то шуршит потихоньку.
Хлеб в пакете заплесневел. Неужели и время?..
А молоко убежало. О, это было красиво! О, как оно сумело оно подняться, вырваться, зажить, задымить... Это же бунт! Это подвиг!
О да...
Не время ли с ним убежало, - молочное, молодое?..
Да, на исходе лета, лета, травы и солнца, дождя и жизни, которой не было и не будет...
А то, что осталось - заплесневело
или
стало холодным и плоским, как взгляд в память, память о школе, узор на обоях, трещины на асфальте... Оно снова задышит, когда на этих обоях распустятся все бутоны, а школы закроют на лето, а глаз зеркала сдастся в плен катаракте забвенья и пыли...
(волей влюблённости самообмана
и неразгаданности желанья
вдруг оказаться в центре романа
с пошлостью в маске очарованья)
Испытание бесконечностью. Испытание серостью, сыростью. Как хочу я его не выдержать! Но - открываю глаза и смотрю, и не вижу, не вижу времени. Что с моими глазами? Что с плоскостью, чьё имя - время? Куда они смотрят - внутрь или вневневневневне... ?..
Оставь.
Оставь и попробуй(уй!) обрести ожиданье.
Меня учили не-жить: не видеть,не слышать,не думать. А я был большой болван - я не хотел учиться. Но тогда было столько силы, столько молодости и дури, что было совсем не страшно - слушать, совсем не гнусно - глядеть, совсем не тошно -любить и... В результате я стал недоучкой - ни жить, ни нежить не умею. А третьего не дано. И я даже не пытаюсь выяснить - кем не дано? Ибо боюсь,что оно, это третье - я сам. И если б я был чуть умнее, чуть талантливее, чуть честнее, то вместо всех этих слов вспомнил бы только три - говно в проруби.
Ухожу в неё, в жизнь, как в болезнь...
Но как это пусто - жить...
Боже...
1986г.
Свидетельство о публикации №112011203937