О трагедии Музы и вечной девственности художника

11 января 2012 в 21:58
       Искусство рождается из страдания. Счастливые люди, нашедшие покой, не имеют потребности страдать, а, значит, и создавать. Это заключение сделано из многолетнего опыта мудрецов, и этим словам даже не надо пытаться верить, вера в эти слова приходит сразу же после знакомства с ними.
       Если на определённом клочке пространства живёт художник, то обязательно где-то рядом  находится мебельный завод, который производит  шкафы, столы, кровати и стулья. А ещё обязательно где-то рядом стоит замок и разбит сад, а за замком – обрыв и океан, и там плавают русалки. И у художника обязательно есть Муза, потому что по-другому не бывает. У художника обязательно есть свой Ангел, ведь сад этот – Райский Эдем. И этот Ангел прекрасен в мыслях художника. Этот Ангел – некий идеал. Художник обожествляет Ангела, он для него статуя или икона, что-то недосягаемое, что-то немыслимо одухотворённое и иномирное. Как правило, если у художника возникает Муза, то он начинает сравнивать других людей с ней и разочаровываться в них. Муза, как правило, недоступна, иначе она не Муза. И вот когда она становится либо доступной кому-либо, неважно художнику или другим обитателям местности – доступной в принципе, то бишь досягаемой, земной, или она становится уже прожитым материалом, когда у художника происходит пресыщение в плане неё, ведь страдая по ней, он уже всё что можно и нельзя сотворил, то Муза становится стулом.
       На самом деле, ничего не происходит в реальном мире. Просто вдруг художник смотрит с другого угла, или у него меняется мировоззрение, и он видит в Музе что-то совсем другое, нежели он раньше видел, а то, что он воспевал и лелеял, по его мнению, исчезло, а скорее всего, его просто не было. Художник склонен наделять мир, людей и вещи теми чертами, которые им не свойственны. В воображении лежит дар художника. И, как правило, он из-за него только страдает.
И так художник думает, что он несчастен, он думает, что нет у него на свете единомышленника, что мир прозаичен и пошл, а венец всей прозаичности мира  - та псевдоодухотворенная Муза, которую он обожествлял.
       И что происходит дальше с художником – всё просто, он находит следующую Музу, и следующую, и так до бесконечности, происходит одна и та же схема. Надо уточнить, что производством стульев на мебельном заводе, как раз, занимается художник. Он выпускает самые элитарные и красивые стулья.
       Но есть и обратная сторона действа… Художник страдает… Но он не думает совсем, что положение Музы ещё тяжелее. Каково быть отвергнутой тем, к кому привязался, тем от кого ждал только тепла и добра? Ведь Музам нельзя ошибаться. Музам не дано права на ошибку. Муза должна быть вечно прекрасна,  вечно космична… Неблагодарно быть не художником, а Музой. Потому что Муз никто не любит, на самом деле. Ими только могут восхищаться издалека. И, конечно, если продолжать рассказывать всяческие истории, то можно заметить, если разочарованный художник, утративший иллюзии, находит их в какой-то другой Музе, то за Музой, отвергнутой и брошенной художником, обязательно начинает наблюдать какой-то другой художник. И история опять повторяется, потому что по-другому нельзя. Но каково Музе, которую никто не любит? Которую не воспринимают живым человеком, стремящимся к какому-то своему тихому и простому человеческому счастью, заключающемуся в неком постоянстве, в доверии, в осознании и знании того, что рядом есть люди, на которых можно положиться, что рядом есть семья.
        Ведь у Муз, как правило, не бывает детей. А если и есть, то они рождаются вне благоприятных условий или становятся брошенными отцами, нашедшими себе новых, более молодых, более неискушенных ангелоподобных Муз.
Человек не может быть вечно молодым и красивым, вечно утончённым душой и телом, вечно соответствовать какому-то идеалу, который связывают с ним. Он не может. Поэтому настоящая любовь – это когда один человек воспринимают другого не идеалом, а живым человеком, у которого есть право на ошибку, у которого есть свои достоинства, но есть и недостатки, с которым жить всю жить и нести тяжелое бремя всегда вне зависимости от настроения.
         Любовь несравнима даже с самой сильной и острой влюблённостью художника в Музу. Это совсем другое. Через Музу можно переступить и пойти дальше, а через родного человека нельзя не в коем случае переступать, особенно если он упал – ему нужно помочь встать. Именно поэтому люди объединяются в семьи, чтобы идти вместе по жизни, и вместе преодолевать трудности. Состоять с кем-то в браке – это не значит владеть кем-то и принадлежать кому-то, это значит укреплять родственные связи с человеком, который не является биологическим родственником, но по натуре своей обладает склонностью быть родственным какому-то конкретном другому человеку.
        К чему люди должны стремиться, так это не к разврату и удовольствиям, а к постоянству в межличностных отношениях, особенно с близкими, но биологически не родственными людьми. Потому что быть полигамным, потакать своим желаниям и инстинктам очень просто. Но это есть признак животного мира, а не человеческого. Человечество отличается от животного мира тем, и именно этим оно становится над ним, что оно обладает духовностью и культурой.
        Высшая цель всей человеческой жизни – это продолжать жизнь человеческого вида на Земле, при этом облагораживая, окультуривая её. Поэтому люди обязаны стремиться быть моногамными. Они, создавая новые ячейки человеческого социума,  должны создавать не новые племена и стада, а новые очаги культуры. Поэтому они обязаны группироваться не по зову плоти, постоянно меняя партнеров. А каждому для формирования очага культуры – новой семье, в которой будут рождаться дети, продолжившие дело своих родителей, достаточно одного лишь человека. И люди должны соединяться в пары, исходя из своих приоритетов и убеждений в общечеловеческом и духовном смысле, у них могут быть немного разные предпочтения и тяготения в плане искусства, они могут тяготеть к той или иной эстетике, но, тем не менее, они должны совпадать в какой-то общей точке, эстетике мышления.
        Они сами должны представлять собой людей, существующих в определённой единой эстетике. Конечно, духовных людей очень мало на свете. И поэтому особи (относящиеся скорее к миру животных и живущие плотскими удовольствиями) должны объединяться с особями, а особые люди ( люди в подлинном смысле культурные, которые в принципе должны быть нормой) с особыми людьми. И тогда не будет разногласий. И исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что животные особо не будут вести человечество на новую ступень духовного развития, они будут рождать лишь новых животных, они не смогут соблюдать смирение, но вот люди культурные обязаны не потакать своему животному началу, иначе, человечество окончательно деградирует. И, конечно, таким людям, с такими же внутренними склонностями, которым не надо что-то в силу соблюдать, ибо они по естеству именно люди, а не животные, им очень тяжело, потому что они не могут найти себе пару такую, которая будет исповедовать их же взгляды не по принуждению, а также по естеству.
         А поэтому истинно культурные и духовные люди, как правило одиноки. Половая жизнь человека, в нормальном человеческом мире, уровня которого, к сожалению, никогда не достигнуть, должна заключаться лишь в детородной функции и использоваться лишь в этом случае. Она больше не для чего не нужна. Ибо непотраченая энергия пола способствует зарождению искусства. Подлинное искусство рождается в смирении. Высший удел человека – это сублимация и смирение. Многие великие деятели искусства, в особенности философы и литераторы на самом деле, сохраняли свою девственность до  достаточного зрелого возраста, а некоторые – вовсе оставались пожизненными девственниками. Например, свободно рассуждающий на темы половой любви, Зигмунд Фрейд, оставался девственником до 30 лет. Не в этой ли неискушенности кроется секрет этих потрясающих суждений, кажущихся, на первый взгляд, повествованиями весьма повидавшего многое человека…