Твердят, ничто не вечно под луной...

О Марке Давидович Зарецком
(24 января 1937 – 9 марта 2003)

Марк Давидович Зарецкий. Родился в Киеве. Отец был военным, семья часто переезжала с места на место. Жили на юге, на Дальнем Востоке. В 1960 года переехал в Казань. Учился в Хабаровском институте инженеров железнодорожного транспорта. Выпускник истфилфака Казанского педагогического института. Работал учителем в школе для незрячих детей, с 1963 по 1992 – редактором в Таткнигоиздате. С 1967 года и до конца жизни руководил литературным объединением при музее Горького. Автор двух поэтических книг «Речь» (1987) и «Азарт» (1991). Заслуженный работник культуры Татарстана. Лауреат литературной премии имени М. Горького (2003)


Марина Черемисова   12.02.2019 13:05   Заявить о нарушении

Марк Зарецкий: http://idel-tat.ru/news/author/list/87

Казанское литературное объединение при музее Горького в 1940-х годах основали первый директор музея Мария Елизарова, прозаик, литературный критик Михаил Бубеннов и декан литературного факультета КГПИ, член Учёного совета музея Семён Никольский. В разные годы литературным объединением руководили также Лев Юдкевич, Борис Железнов, Марк Зарецкий, Виль Мустафин, Сергей Малышев, Алёна Каримова, Борис Вайнер (с осени 2017-го). Свой след в истории лито оставили уже ушедшие Геннадий Паушкин, Леонид Топчий, Диас Валеев, Юрий Макаров, Иван Данилов, Геннадий Капранов, Равиль Бухараев, Рустем Кутуй, Роман Солнцев, Николай Беляев и многие другие. Более 35 лет на посту руководителя объединения оставался Марк Зарецкий, талантливый поэт и педагог, чьё имя лито носит с 2003 года.
Автографы стихов Марка Зарецкого – из архива Рустема Сабирова.

Марина Черемисова   12.02.2019 13:07   Заявить о нарушении

Валентина Зикеева. Стихи из коллективной подборки авторов лито им. Марка Зарецкого
Зикеева Валентина, 12 февраля 2019 - 13:35
14
0
1
«Был воскресный майский день 2000 года. Праздник Христова воскресенья. На улице – ливень. А я впервые бегу на заседание лито при музее Горького. Промокшая до нитки, поднимаюсь в актовый зал, устраиваюсь на последних рядах, т.к. впереди все места уже заняты… Желающие выходили к трибуне читать свои стихи. У фоно стоял и слушал авторов худощавый человек невысокого роста, в очках, с седеющей шевелюрой и такой же слегка посеребрённой бородой. Но джинсовая куртка придавала ему некоторую моложавость. А вокруг него – клубы дыма, так как с папироской он не расставался. И всё помещение было изрядно прокурено. Вахтёрши музея удивлялись, как мы можем столько времени находиться в этом зале! Таким я впервые увидела Марка Зарецкого… и посвятила ему стихи:

Я умирала в дождь весенний. / Со мною плакали дома.
Но в день Христова Воскресенья / Воскресла вместе с ним сама.
Я, как случайный свежий ветер, / Вдруг распахнула Вашу дверь.
Средь лиц, знакомых Вам на свете, / Моё появится теперь…»

Говорят, что многие приходили в лито именно на Марка Зарецкого. Когда он делал замечание начинающему поэту, то приводил строки известных авторов на аналогичную тему, причём, читал всегда наизусть. Все удивлялись его феноменальной памяти... Как-то, обсуждая любовную лирику одного из присутствующих авторов, он вдруг прочитал своё стихотворение про Адама и Еву, ехавших в трамвае. Читал, медленно вышагивая из стороны в сторону вдоль первого ряда. Хорошо запомнила эту сцену. А стихотворение было «Роман-с»…

Я всегда чувствовала поддержку маститого автора, и это придавало уверенности. Со мной ходили в это лито Алёна Каримова, Наташа Михеева, Александр Масленников, Лина Набат и др.

Марина Черемисова   12.02.2019 17:22   Заявить о нарушении

«Марк Зарецкий – удивительный человек с живым, ярким характером, который был влюблён в литературу и помогал полюбить её и другим. Созданная стараниями Марка Зарецкого, его друзей и коллег поэтическая атмосфера лито живёт и сегодня…»
Алёна Каримова

Марина Черемисова   14.02.2019 00:42   Заявить о нарушении

Алексей Остудин: http://idel-tat.ru/news/author/list/43

"...Это было шоу одного человека. На него ходили, как ходят на Задорнова. Знал кучу баек, литературных анекдотов… Тогда он был зубастый, никакого соглашательства не допускал, плохие стихи хорошими ни за что не назовёт. Его часто спрашивали: Марк Давидович, зачем так строго с молодыми? А он отвечал: лучше сначала как следует дать по рукам, а если намерение писать серьёзное, человек всё равно потом придёт. Если же всерьёз обиделся, слава богу, значит, случайный человек…"

Марина Черемисова   14.02.2019 16:01   Заявить о нарушении

Айдар Сахибзадинов. Магический кристалл
Сахибзадинов Айдар, 19 февраля 2019 - 17:34
43
0
2
(отрывок из рассказа)
В лито при музее Горького я начал ходить ещё школьником. Семидесятые…
Это прежде всего молодой и красивый Марк Зарецкий, бедный вдохновенный поэт с длинными, как у Христа, волосами. Прекрасная дикция, знание наизусть сотен страниц российской поэзии, великолепное артистическое чтение – как альтернатива стихам заносчивых «гениев».
Я тоже принёс тогда поэму. Сусальный эпос в стиле Пушкина. Меня разбили…
До этого я показывал отрывки из неё Юрию Белостоцкому, секретарю Союза писателей, ветерану-бомбардировщику. Это был плешивый, очень симпатичный дядя с синими глазами. Он здорово хвалил мою рукопись. Помню, мы сидели в кабинете в Доме печати на Баумана. Кто-то вошёл. Белостоцкий не сдержался, кивнул: «Гляди, юный Лермонтов!» Я был на небе. Возвращаясь, вспоминал тот осенний вечер в саду в пору детства: свершилось, я стал писателем.
И вот какой-то «Мрак Зверецкий», как называл его в своём эпосе Лоренс Блинов… Нет, у меня просто слов не было! Я взял шапку, рукописи и пошёл вон. Демонстративно загремел тяжёлой зимней обувью по трескучему дереву старых ступеней!
– Ты вернёшься! – воскликнул Зарецкий.
Я пошёл, конечно, к Белостоцкому. Понёс обиду.
В тот день я увидел сразу всех казанских писателей. Было заседание правления. Я нашёл актовый зал, приоткрыл дверь и узрел уши избранных. Со сцены выступал Ян Винецкий. Жестикулируя, он яростно критиковал чей-то роман о шахтёрах. За то, что герой выпивает после работы. Где это видано в советской стране! Разве можно доверять такому отбойный молоток – священное орудие стахановца?!
Тогда был январь, на улицах мело. Шапка в моих руках была мокрая. На душе тоже стало неуютно. Я прикрыл дверь.
После заседания Белостоцкий принял меня сдержанно, хмурился. Наверное, обо всём знал. Прозаик, он, кажется, понял свою ошибку: так, как я, нынче не пишут.
Зарецкий был прав: я вернулся. Любовь к поэзии была выше моих амбиций.
Я терпел критику, изломал стиль. Меня били по-прежнему. Громили и студенты-старшекурсники. Таланты Сергей Карасёв, Равиль Бухараев были ещё терпимы. Но вот эрудиты и «вознесенцы» рвали меня в клочья. Выросший в татарской семье, где говорили только на родном языке, я был ещё мало начитан, и не мог противостоять им. Кроме Пушкина и романа «Война и мир», ничего не хотел знать. Толстого я читал медленно, с упоением, перестал ходить в школу. Меня поразил его стиль, он был, как стерео-голос – над полями сражений, балами, дубравами, над всей моей жизнью. Я жил той эпохой, её чувствами и понятиями о чести, родине.
Вот это и было то, что я мог им противопоставить. Не знание, не эрудицию, а чувство, как должно быть писателем. Как видеть мир. Теперь, сопоставляя Льва Толстого и Вознесенского (у которого земной шар – мотающийся «арбуз в авоське»), можно представить, какие были сшибки, то есть какие обиды получал я…
Мне не повезло, я попал в литобъединение раньше своего времени, мальчишкой. Года через два волна старшекурсников должна была схлынуть, и я бы избежал «дедовщины». Сыграла роль и вписываемость души. Пацан, я был им неинтересен. А если «возбухал», то давили на равных. Да так, чтобы поболее молчал, не отнимал времени.
Однажды литобъединение посетил высокий старик со всклокоченной шевелюрой. Он спорил с молодёжью. Рассеянный, с большими узловатыми руками, что-то доказывал, отрицал со страдальческим оскалом на лице. Племя, «младое, незнакомое», подтрунивало, мелькали ехидные усмешки. Старик казался одиноким. Зарецкий молчал, наблюдал с интересом.
И вот этот сухой, высокий человек, исчерпав аргументы, поднялся на сцену (чего никогда не делалось) и начал рассказывать стихотворение. Размашисто жестикулируя, он напоминал корявое дерево над обрывом. Его огромные пятерни с растопыренными набалдашниками пальцев взмывали к потолку. Он закончил стихотворение словами о гробе человечества «из бетона и стекла».
Молодёжь, как во время чтения, так и после снисходительно кивала – с сожалением об очередном старце-маразматике…
Когда он ушёл, я узнал, что это был поэт Леонид Топчий. Бывший узник концлагерей. Причём, кажется, и немецких, и советских.
Зарецкий устраивал в ЛО кровопролитнейшие сражения. Между «зубастыми». Он бредил схватками. Чего стоили Булат Галеев и Лоренс Блинов! Умница, ходячая энциклопедия, в критике Лоренс был сущая пиранья и рвал с мясом.
Если Зарецкий проживёт лет на пять больше, то это благодаря адской энергии, что инъецировал через укусы Лоренс.
Однажды Зарецкий сел и написал гениальное стихотворение.

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
Сердце в будущем живёт;
Настоящее уныло:
Всё мгновенно, всё пройдёт;
Что пройдёт, то будет мило.

Как положено, переписал в трёх экземплярах, раздал кружковцам, прочитал вслух и сел в рядах, притих…
Какая тут разразилась критика!
– Чепуха! – полетело со всех сторон. – Вата! Это мог написать человек с умом кролика. Идиотизм!
Казалось, с каждым ударом Зарецкий становился ростом меньше, в плечах уже. (Надо представить, какой бармалеевский зуд, между тем, он удерживал в желудке! В его сети попалась вся стая пираний. Сразу!)
Он выжидал. Чтоб зафиксировать факт окончательно, чтоб поглубже впутались.
– Так, хорошо, – пробурчал наконец всё ещё с видом побитого. – Чепуха? Mожет быть. Кролик писал? Tоже очень может быть…
Обиженно кривя шею, он поднялся, достал из портфеля книгу.
– А.С. Пушкин. Стихотворения. Том такой-то, страница такая-то… – прочитал он и заново, уже по книге, повторил то, что было подано на съедение в виде рукописных знаков.
Наступила историческая тишина.
Казалось, было слышно, как в подвале, где работал когда-то Пешков, в музейной печи, шоркаются в чанах тараканы…
Наконец в задних рядах зашевелились. Послышались шаги по деревянной лестнице.
– А чё, Пушкин плохих стихов не писал, что ли? – обронил кто-то.
– Хи-хи-хи…
С тех пор прошло четверть века.
Он всё так же ведёт литобъединение. Лишённый работы, но бескорыстный. Государство не платит ему лет десять.
Когда я вошёл, увидел те же очки и глаза. Лишь голова седая. Он готов, как и прежде, сидеть с начинающими авторами допоздна, до голодного обморока. И никто не уйдёт, не обсудившись. Ни юнцы. Ни, тем паче, пенсионеры, щепетильный и ревностный пиитический класс. Он тщательно прорабатывает каждое стихотворение. Ибо знает, какой ценой они даются.
Давным-давно из иных мест я прислал в литобъединение через сестру рукопись. Это была уже проза, первый рассказ. Его читали вслух и обсуждали на полных правах присутствующего. Отзыв в письменной форме я получил в камере. Тёплые слова сделали меня вольнее вольных…
Он служит слову.
Почему он не стал единоличным правителем муз, не развил в себе автора?..
В нём живёт три таланта: Олеши, Бабеля и Мандельштама. Они пожирают друг друга, бражничают и толкутся, не давая возможности кому-то в уединённой муке реализоваться. И он, обильный, пошёл в люди, в сердца – вибрацией произносимого слова.
В литобъединении при музее Горького занимались Рустем Кутуй, Диас Валеев, Роман Солнцев, Ахат Мушинский, спасший меня от тюрьмы.
Это единственное место в Казани, где меня бьёт мандраж поэзии.
Уходя, я пожал его дряхлеющую руку.
– Дрожит? – сказал я.
– Ничего, в бронзе не будет! – заверил он, широко обнажив сквозь бороду зубы.

Марина Черемисова   20.02.2019 11:21   Заявить о нарушении

Уфимцева Людмила, 22 февраля 20ю
Людмила Уфимцева
«Марк Зарецкий руководил лито на протяжении 36 лет – это рекорд! Количество участников лито трудно подсчитать. Я думаю, если бы они собрались сегодня у музея Горького, то заняли бы всю улицу Галактионова, пересекли улицу Пушкина и даже поднялись бы к университету».

Марина Черемисова   22.02.2019 12:39   Заявить о нарушении

Михаил Тузов

СВЕТЛОМУ ЧЕЛОВЕКУ

Памяти Марка Зарецкого

На музейной скромной сцене,
От владык в одной версте,
Не оценен, но бесценен
В стихотворной простоте,
Бессеребреник Зарецкий,
Безбилетная душа,
Без твоей улыбки детской
Мы не стоим и гроша.

В мутный Стикс литературный
Утлый челн направил ты
И помчал в потоке бурном,
Расшибаясь о мосты
Опостылевших, пристойных,
Надоевших аксиом,
Надиктованных, застойных,
Не воспринятых умом.

Но воспеты Ваня Ленкин,
Бог кузнечный из калек,
И романс в трамвайной сценке,
И сюжет из века в век,
Где готова Афродита,
Настирав монблан белья,
Оснастить устои быта
Парусами бытия.

Не в мечтах о тёплом месте
Ты искал десятки лет
Вывеску в печатном тресте:
«Требуется нам поэт»…
Он не нужен и сегодня,
Мир сейчас, как дважды два:
Копит шекели негодник,
А Евтерпа вновь вдова.

Марина Черемисова   23.02.2019 21:05   Заявить о нарушении