Здравствуй Центр Новый год!

Валерий Спиридонов

Здравствуй Центр – Новый год!

(Письмо коллеге по поэтическому цеху, её  псевдоним Къелла)

Предисловие.

Этот рассказ-публикацию побудила написать меня моя коллега по поэтическому цеху.
Я написал ей письмо и отправил его. А потом понял, что это должны прочитать и другие люди. В нём есть некоторые тайны, которые я приоткрыл. Потому я исправил и доработал письмо, и, получился рассказ.
Возможно, в будущей повести я расскажу об этом более полно и художественно.

Здравствуйте!
Извините, не знаю Вашего имени.
Почему я обратил внимание на Вас и на Ваше стихотворение?
С детства мечтал стать лётчиком.
Даже имя мне родители дали в честь Валерия Чкалова.
Но в жизни всё сложилось иначе.
Поэта легче понять по его стихам, рассказам,
повестям (некоторые есть на моей странице в «Прозе.ру»),
комментариям, по его жизни, отношению к женщине,
детям, Родине, друзьям, деньгам, к Природе и к Богу…
Мой друг, Александр Яковлевич Рассохин,
поэт и энциклопедически образованный в поэзии человек,
здорово помог мне на первых порах нашего общения
(мы познакомились в 1998 году),
беспощадно меня правя и критикуя.
Как я поначалу возмущался, отстаивал свою позицию!..
Но, постепенно убеждаясь в его правоте,
я стал работать над собой.
Что-то стало получаться и вырисовываться…
А у меня за спиной был опыт учёбы
на филфаке университета, работы учителя-словесника, и,
самое главное – опыт работы над стихами и
общения в поэтической студии в Калинине (Тверь),
под руководством Александра Гевелинга
(более беспощадного поэтического критика я не встречал).
Даже небольшой опыт барда…
Мне так же здорово помогла моя
сокурсница по филфаку – Лариса Павлова,
актриса, поэтесса, необычайно образованный и культурный человек.
НО, читая умные книги, посвящённые поэзии и стихосложению,
можно убедиться в том, что – ПОЭЗИИ НАУЧИТЬ НЕВОЗМОЖНО.
Точнее, выучиться на Поэта невозможно,
если у тебя нет Божьего дара,
поэтического чувства,
необычайного трудолюбия и
способности к поиску и самосовершенствованию.
Но, и со всеми данными, не трудясь над собой
и своими произведениями, можно остаться
посредственностью и смешить людей.
Это относится ко всем профессиям.
Но Поэзия – это не профессия.
Это призвание и божественная миссия…

Теперь я научился править самого Рассохина,
но самое главное – научился править себя.
И, всё равно, бывают ошибки, или
просто опечатки, на которые  не обратил внимания.
Поэту сложно находить собственные ошибки.
Учителя говорили: «Похвала убивает Поэта и Поэзию.
Критика поднимает Поэта на крыльях!».
Можно, как на самолёте, всю жизнь
летать, и учиться, достигая вершин мастерства.
Можно управлять всю жизнь планером и
радоваться тому, что ты – паришь…
Мне помогали. Стараюсь помогать и я.
Даже если люди после этой помощи не отзываются,
не считаю время, потраченное на них, потерянным.
Недавно по российскому ТВ посмотрел
один из любимых мной фильмов – «Тот самый Мюнхаузен».
Поймал себя на мысли, что это фильм обо мне.
В последние годы стал замечать всё большее
отчуждение местной (и латвийской) т.н., русской культурной сферы.
Обычные люди меня воспринимают прекрасно,
удивляясь тому, что не работаю журналистом
(некоторые коллеги по журналистскому цеху
считали меня одним из лучших в республике) –
пишу об этом, потому, что не считаю себя журналистом!
Жизнь заставила – пошёл честно трудиться в газету (газеты).
Имея опыт розыскной и следственной работы,
специальной и юридической подготовки, дорасследовался
здесь, в Латвии, в Резекне, до того,
что меня за это чуть не убили…
Это – целая история, о которой мне тяжело вспоминать…

Мужчина всегда может, и должен
находить выход даже из безнадёжной ситуации.
Был бы один – не было бы проблем.
Собрал котомку и уехал бы из страны.
Но, за границей, таких как я, не очень и ждут.
Да и возраст – 58 лет – для работодателей – доисторический!
Безработная жена и два сына – студенты
училища искусств и дизайна, – их не оставишь одних.
Ехать домой – в Россию?
Писал я своим друзьям, коллегам, даже родным.
Понял, что России я ещё больше не нужен.
Мысль моих друзей и коллег примерно такова:
«Ты – всё тот же!.. Сейчас многое что изменилось.
Твоя ниша занята, и её никто не будет уступать!..».
Чем живу и зарабатываю? –
Частной дрессировкой собак и обучением их хозяев,
подготовкой собак к выставкам,
а так же их показом на выставках.
Есть немало чемпионов и призёров.
Но эти успехи вызвали неудовольствие
в среде «профессиональных» хендлеров и околоклубной публики.
Зачем, мол, «он – профессиональный кинолог –
розыскник – лезет в выставочную подготовку и хендлерство? –
Дрессировал собак и – дрессируй себе!
Шёл бы судить – эксперты неплохо зарабатывают!»…
Пошёл бы я. Но, к сожалению,
эксперты зарабатывают и своей продажностью…

После покушения меня взяла на подработку
более солидная местная газета.
Но уважаемая редактор вскоре мне
по-дружески сказала:
«Валерий, если я буду публиковать твои статьи –
мою редакцию взорвут!..».
Мне это даже не льстит. Напротив.
С 1989 года мне приходится в Латвии выживать.
Мне нравится эта страна и её народ.
Я люблю Латвию и людей, её населяющих –
сердцу не прикажешь!
Это, и семья, меня и держит здесь долгие годы.
Я привык жить на положительных эмоциях,
делах и поступках. Работая в газетах,
создал целую галерею образов незаурядных и
выдающихся людей, заработал себе доброе имя у читателей...
Они до сих пор останавливают меня на улице,
делятся самым сокровенным,
рассказывают о своей жизни…
Наталья Севидова, зам главного редактора
республиканской газеты «Вести-сегодня»
(бывшая «Советская Молодёжь, знаменитая СМ-ка),
как-то сказала мне:
«Валерий! Ты – писатель. Ты пишешь свои статьи
языком Тургенева. Как картины.
А мы, журналисты, – не художники!
Мы маляры. Делаем газету, как красим заборы и стены…
Используя жаргоны и сленг, чтобы обратить на себя
внимание публики – иначе не выжить!…».
В этой газете периодически публиковались мои
довольно крупные статьи. Но я за свою работу
не получил ни сантима.
Такая же ситуация повторилась с газетой
соседнего с Резекне Даугавпилса –
«Динабург Вести».
После покушения на меня в июле 2008 года,
я по интернету высылал туда статьи в течение года.
От Романа Самарина (у меня с ним был мужской –
джентльменский договор), главреда этой
небедной и популярной, не только в Латвии, газеты,
слышал только одно:
«Валерий! Мы всё тебе начисляем и скоро
перечислим на твой счёт!».
Жене и детям всего этого не объяснишь!..

Не могу судить объективно о том,
что сейчас происходит в России.
Но в Латвии кризис усугубляется.
Народ уезжает или «сидит на чемоданах».
Особенно это чувствуется сейчас.
Работы всё меньше. Цены и налоги растут.
Как и людская безнадёга.
Коренные люди – латыши
(они – очень практичный и рациональный народ)
бегут из страны.
Мне, как человеку творческому, деньги
необходимы, чтобы прожить, содержать семью.
Конечно, сыновья скоро окончат обучение и
упорхнут их страны.
Можно будет тогда определяться и самому.
Более 90 процентов выпускников средних школ и
средне-специальных учебных заведений
не связывают своё будущее с Латвией.
Но мне жаль уходящего времени! –
Когда твои способности, опыт и талант никому не нужны…
Даже в начале 90-х прошлого века,
выступая со стихами в резекненских школах,
я обратил внимание на дикую
поэтическую безграмотность учителей-словесников.
Сегодня многие их коллеги не совсем грамотны
и в русском языке, не говоря о русской поэзии.
Работая в газете «Панорама Резекне»,
мы с поэтом из Лудзы Александром Якимовым,
создали «Поэтический Вестник».
Саша стал его руководителем.
В нём два раза в месяц публиковались стихи
местных стихотворцев и гостей, приезжающих в Резекне
на поэтические мероприятия.
Мне, как журналисту, приходилось делать
и тематические статьи
(например, статья «Высоцкий» –
она опубликована у меня в «Стихах и Прозе.ру»).

Многие темы, порой очень сложные,
задавал мне Александр Якимов.
Он просил меня рассказать о многих поэтах.
Но я их всё-таки выбирал. О тех, кто мне не нравился, не писал.
Отмечу свои публикации о поэтах
Евгении Голубеве и Геннадии Маркове из Даугавпилса.
О регалиях Голубева можно прочесть в интернете.
Он – руководитель литобъединений, конкурсов и
жюри (в том числе международных).
Геннадий Марков – доктор
филологических наук, доцент университета…
Когда я взял у Саши их стихи, то
обнаружил немало поэтических (да и грамматических)
ошибок у Голубева.
Были поэтические погрешности и неточности и у Маркова.
А так как связи с данными поэтами у меня не было,
а материалы надо было срочно давать в печать,
я заявил Саше, что не могу без правки и согласованиями
с авторами эти материалы передавать в номер.
Он ответил (и в первом и во втором случаях): «Правь сам!».
Мною это было сделано
и я, после публикации статей,
с некоторым опасением, ждал реакции
от уважаемых, не только в Латвии, литераторов и поэтов.
Как ни странно, по словам Саши, авторы
восприняли материалы о себе с восторгом,
и передавали мне слова благодарности…
Потом, спустя время, благодаря Саше Якимову,
100 номеров «Поэтического Вестника» были изданы отдельной книгой.
Александр вскоре после этого стал депутатом Латвийского Сейма.
Я был рад тому,
что и толика моего труда помогла ему в этом стремлении…

Всё проходит, изменяется.
Остаются только любовь и истинная дружба…
 
Сегодня меня не публикует ни одна русская газета Латвии.
К сожалению, слово «русский», «русское» (общество) –
здесь неотделимы от политики.
Меня уже второй год не приглашают
ни на какие литературные мероприятия т.н. русского
культурного общества.
Вокруг меня
(за поэтическую и литературную критику, за критику власти и т.д.)
«русскими» организациями и их руководством
создана полоса отчуждения, нагнетается вакуум…
Более того, в массы ими пускаются слухи
о том, что я сошёл с ума! (Ну чем не Мюнхаузен?!).
Мне открыто говорили некоторые политики:
«Хочешь иметь работу и признание? –
Вступай в нашу партию!
Ну, а на «Нет!» и суда нет!»...

Даже не знаю, Къелла,
почему так разоткровенничался перед Вами
и столько написал?..
Извините меня, если занял Ваше внимание и
оторвал от важных и насущных дел.
И, если Вам не опостылело моё повествование,
закончу его, подведя небольшой итог,
чтобы доказать то, что мои слова не пустой звук.
Некоторые говорят обо мне, что я – генератор идей.
Не вспоминая доперестроечные свои достижения и заслуги,
обмолвлюсь о некоторых из таковых, достигнутых в Латвии.
Благодаря моим публикациям в местных газетах
(у меня в «Стихах и Прозе.ру» есть подробные, и,
недопущенные в газету, материалы на эту тему),
удалось спасти уникальный «Анчупанский лес»
от сплошной его вырубки.

Когда я приехал в 1989 году в Резекне,
(тогда его население составляло свыше 50 000),
ни о каком служебном собаководстве здесь речи и не шло.
В 1994 – 1997 годах я был главным кинологом
Латвийского Центра погранохраны, находящегося в Резекне.
Мне удалось создать, основать республиканский
кинологический Центр пограничной охраны
с уникальным полигоном для тренировки собак и кинологов
(на сегодня, по мнению специалистов,
лучший в странах Балтии, и один из лучших, –
включая страны Скандинавии),
организовать розыскную службу с собаками
и их обучение, подготовку специалистов.
Мои немецкие овчарки Йорг и Кселла были
в тот период лучшими розыскными собаками
в Латвии, и не только в ней…
Кселла, к тому же, стала Победителем
международной выставки собак (FCI) 1987 года в Юрмале,
завоевав все высшие оценки.
Она же стала победителем в следовой работе
на международных соревнованиях по розыскной службе
среди полицейских, проводимых в том же году в Риге.
Йорг и Кселла участвовали в учебном процессе Центра.
Мне приходилось с ними выезжать на происшествия,
оказывая помощь полиции в отыскании преступников.
На занятиях по службе и тактике погранвойск
для курсантов Центра погранохраны
(инструкторов, инспекторов и офицеров)
показывалась реальная работа розыскных собак:
отыскание следов  учебных нарушителей границы,
их поиск и задержание,
производство обыска местности, помещений,
автомобилей и другого транспорта.
Отыскание оружия, взрывчатых средств и наркотиков…
Были планы всё это развивать и совершенствовать,
Создать научно-исследовательскую лабораторию
и банк запахов для одорологической работы, другие планы.
Сегодня об этом никто не вспоминает!!!
Резекненские кинологи-пограничники «разучились»
искать по следу нарушителей и преступников,
а на международных (и республиканских) соревнованиях
занимают, как правило, места внизу турнирной таблицы.
Мои имя и фамилию вычеркнули из истории
республиканского кинологического Центра
(сыграло роль и то, что национальность моя – не титульная)
и из истории колледжа погранохраны Латвии.

Следует отметить
точную дату основания Кинологического Центра погранохраны Латвии:
1 августа 1994 года!
Именно тогда мною, капралом-контрактником
Латвийской пограничной охраны, и несколькими
солдатами-пограничниками срочной службы
(это Друвис Вантерс из Валмиеры, Юрис Зелчс из Цесиса и другими)
было начато строительство питомника розыскных собак,
учебно-спортивного полигона, благоустройство территории,
занимаемой питомником и полигоном (около 3 га).
Мы с солдатами разбили здесь целый дендропарк.
Мы оказали помощь работникам питомника
редких лесных и декоративных растений резекненского гослесхоза, –
за это они подарили пограничному Центру переросшие саженцы
редких деревьев и декоративных кустарников (их собирались уничтожить).
Нами было посажено
более 250 сибирских пихт, 53 кедра. 35 лиственниц,
около 1000 кустарников (в том числе, сирени венгерской).
И это не всё!
Из леса мы привезли и посадили между рядами кедров и лиственниц
(рядами приказал сажать командир учебного пограничного центра г-н Китаев! –
всё, как и в армии:
«Всё круглое носить! Квадратное – катать!..»)
саженцы сосны, рябины, ореха лесного и ирги
(примерно по 50 саженцев каждого вида).
ВСЕ саженцы прижились и начали бурно расти!
Вскоре на нашем полигоне стал бушевать красивый молодой лес…
В жару мы с солдатами поливали деревья из пожарного гидранта.

Вот теперь немного о Китаеве и его «хозяйстве».
Конечно, благодаря нему в Резекне был основан
и построен Учебный Центр погранохраны Латвии – ныне –
колледж и Кинологический Центр погранохраны Латвии.
Благодаря Китаеву в руководимой им части
(сначала воинской, потом МВД Латвии)
царили дисциплина и порядок.
В отличие от других, даже элитных, армейских и
эмведешных подразделений Латвии,
где в норме было пьянство, неряшливость и недисциплинированность.
Но и Китаевым же была организована
в части круговая порука, доносы и наушничество…
У него были любимчики (которым позволялось всё или почти всё)
и недруги (их он сразу увольнял).
Офицеры рассказывали, что Китаев «якобы крутит «левыми»,
и немалыми, деньгами, даёт «отмазку» наверх».
Те офицеры, кто собирали на него компромат,
ничего не смогли доказать и были уволены
или перешли служить в другое подразделение.
Многие думают, что я был уволен из погранвойск
за многочисленные и грубые нарушения дисциплины.
Когда я ушёл из погранцентра, как будто из помойки вылез, –
гора с плеч свалилась, – и мне было наплевать на все «проделки»
Китаева и на то, что обо мне говорят!
Пришло время «Собирать камни».
Моя служба в латвийских погранвойсках – это отдельная история,
потому буду выборочен и краток.
Из погранвойск Латвии я был уволен
старшим сержантом сверхсрочной службы –
по окончании срока договора (контракта) о службе.
Рапорт об увольнении мною был написан
ровно за три месяца до окончания договора,
как того и требовал Закон.
Незадолго до моего увольнения пограничный Центр
посетил с неофициальным визитом
министр внутренних дел Латвии Дайнис Турлайс
вместе с начальником резекненской госполиции Чударсом.
Министра интересовал питомник розыскных собак,
полигон, организация учебно-спортивной работы,
специальной подготовки и службы с розыскными собаками.
Я был в то время болен и меня не вызвали в часть.
Когда Турлайс попросил Китаева показать документы на питомник
и полигон, то их просто не оказалось.
Министр хотел знать о затратах.
НО НИЧЕГО В РЕАЛЬНОСТИ НЕ ЧИСЛИЛОСЬ!

У нас тогда уже было пять розыскных собак!
Плюс – резервный пёс, красавец Зорн, сын чемпиона Италии,
– немецкая овчарка одного из спонсоров Центра.
Зорн был обучен мною и использовался на учебных занятиях
и учениях, как розыскная собака.
Я его подготовил к выставкам, и лично его выставлял.
Зорн получил высокие оценки и использовался в племенном разведении.
Из розыскных собак Центра две были лично мои, три – подарены Центру.
Командиру оставалось только развести
руками перед министром, и промямлить:
«Всё это создавал Спиридонов. Ему помогали различные спонсоры.
Потому и нет никаких документов…».
«Значит, нет и никаких затрат?» – спросил министр.
«Значит, нет! – смущённо ответил Китаев.
Это был нонсенс. Не только для погранвойск и
МВД республики, но и для государства:
Один из лучших кинологических центров Балтии и
Скандинавии реально существует, собаки и специалисты готовятся.
Затраты – только на корм для собак!
У министра (по словам очевидцев происшедшего)
была задумка создать объединённый
кинологический центр МВД, с привлечением таможни и
других специальных служб,
с организацией племенного питомника собак, –
для подготовки розыскных собак и кинологов.
Как мне потом рассказывали об этом, министр подвёл итог:
«Если тут такое вы без проектов и госзатрат наворотили,
то, конечно, заявим в бюджет сумму
для строительства суперсовременного кинологического центра»...
Китаев думал, что приезд министра был организован мною.
Но кто я – простой сержант сверхсрочник, а кто министр –
бывший полковник Вооружённых сил СССР, боевой офицер-афганец?
Если кто и приложил руку к этому визиту, так это господин Чударс.
У него, как у начальника Резекненской госполиции,
были свои взгляды на питомник и на розыскную службу с собаками.
Замечу, что в период с 1994 по 1997 годы розыскные собаки
в латвийских погранвойсках были только у нас в Центре!
В даугавпилском управлении был питомник служебных собак.
Им долгое время руководил один из лучших и старейших
кинологов Латвии Рихард Кветинский.
Рихард готовил специалистов и собак для отыскания наркотиков.
Сам он не розыскник, и специалистов-розыскников у него не было.
По инициативе Кветинского, я был официально
приглашен в даугавпилское управление погранохраны,
где провёл двухнедельные сборы по розыскной службе с собаками.
Моя Кселла показывала работу по следу, задержание, обыск и т.д.
Она никогда не искала наркотики. Но когда
в одной из комнат питомника Рихард спрятал наркотик в упаковке,
Кселла, обнюхав аналогичную упаковку, нашла и спрятанную!
После сборов, проведённых мною,
в Даугавпилсе стали заниматься розыскной службой с собаками…
Но после визита в Центр министра я понял (точнее, мне дали понять),
что из пограничного Центра мне надо уходить:
жизни мне здесь не будет!..

Так оно и вышло травлю начал офицер-преподаватель Шукшин
Он – китаевский прихвостень –
(у меня были с ним серьёзные разногласия и вражда, –
и это тоже отдельная история)
делал всё, чтобы уволить меня по статье
за нарушения дисциплины, и поставить на моё место
своего любимчика (и стукача, по совместительству) Быковского.
Шукшин не только сам строчил на меня доносы Китаеву,
но и заставлял это делать, под угрозой увольнения,
Валдиса Быковского – моего подчинённого.
И – ученика. И Валдис, под диктовку Шукшина,
писал на меня рапорта-доносы.
Хуторянин Валдис, мечтой всей жизни которого, было
стать шофёром, до службы в армии не знавший,
что такое служебная собака,
освоил, под моим руководством, азы дрессировки и
немало премудростей кинологии.
Он не стал розыскником – это не каждому дано.
Но через полгода срочной службы он занял 3 место
на международных соревнованиях по общему курсу дрессировки
среди полицейских кинологов и розыскных собак, проводимых в Таллинне.
Валдис со временем вырос в отличного спортсмена-многоборца,
стал офицером. Он выиграл чемпионат Мира
среди войск НАТО по служебному многоборью и
стал чемпионом Европы по кинологическому многоборью среди полицейских.
От его бывших сослуживцев я узнал,
что жизнь наказала его за неблаговидные поступки…

Из Резекненского пограничного Центра я был уволен
по окончанию срока договора. Есть копия приказа,
запись в моей Трудовой книге. Есть немало свидетелей
этого события, и многих других, связанных с моей службой.
Есть у меня и служебная характеристика и другие документы,
характеризующие мою служебную деятельность.
После моего увольнения был состряпан приказ
(задним числом) о моём увольнении из органов МВД
за «грубые нарушения дисциплины» и этот приказ
был разослан по всем подразделениям МВД Латвии.
Как пояснили мне заместители Китаева:
«Чтобы ты не достался другим. Чтобы в Лудзе,
Даугавпилсе или в каком-либо подразделении полиции
не был бы основан кинологический центр – лучше Резекненского».
Бывшие сослуживцы предлагали мне
подать на Китаева в суд. А зачем? –
Я и так знал, что его и его прихвостней Боженька накажет,
а тем, кто был прав – поможет. Так оно всё и произошло.
Следует отметить, что всё было построено мною в Центре
не благодаря помощи его командования,
а – вопреки! Мне говорили, что на меня были
доносы руководству погранвойск, что, мол, строю
кинологический центр без проектов, согласований и приказов.
Если бы он строился по приказам и законам,
то в природе не было бы вообще ни питомника,
ни, тем более Кинологического Центра!
Мне был отдан Китаевым устный приказ
на организацию и строительство Кинологического Центра –
такой Центр поднимал его престиж в погранвойсках.
Потому Китаев не мешал мне.
И этого было более чем достаточно, так как развязывало мне руки.
Но всё приходилось просто пробивать. Даже для того,
чтобы отстругать доски для полигона и питомника,
приходилось расплачиваться лично со столярами пограничного Центра.
Но это были мелочи жизни.
Мною был составлен годовой учебный план подготовки
специалистов и розыскных собак,
утверждённый командиром Центра.
Нередко бывало так: по плану с утра –
пять-шесть часов занятий с собаками и солдатами розыскной службой.
Их отменяли, и выгоняли всех кинологов на строевую подготовку.
Чтобы посмешить людей и не пропускать
хоть какой-то работы по дрессировке,
мы выходили на плац вместе с собаками и … маршировали.
Работали на выдержку: сажали собак посреди плаца
вместо командиров и докладывали им, по уставу,
совершая правильные
«подход-доклад-отход и постановку в строй»…
Проходящие мимо курсанты и служащие Центра,
глядя на этот цирк, покатывались со смеху.
За эти и им подобные выходки на меня стучали командиру..
Приходил к Китаеву на «ковёр» с учебным планом и показывал ему,
что по расписанию у кинологов учебные занятия по розыскной службе…

Замечу, что кроме Шукшина, в Центре не было
ни одного офицера-пограничника.
Потому строевая подготовка и прочая показуха,
заведённая Китаевым, и, отменяющая все его важные приказы,
были главными предметами и деятельностью в жизни Центра.
На мне, как на начальнике питомника розыскных собак,
висела организация жизнедеятельности питомника,
хозяйственные работы, воспитание и обучение
личного состава и собак, своих собак,
подготовка и проведение занятий по РС с собаками
для курсантов Центра, наряды – суточные дежурства, и многое другое.
Чисто на кинологическую работу оставалось 15-20 процентов времени.
Приходилось работать без выходных, приходить на службу
во время очередных отпусков.
Сегодня для резекненских кинологов-пограничников сделано всё
и даже больше, чем нужно.
В питомнике даже полы с электроподогревом!
Но где достижения? Где выдающиеся немецкие овчарки
– племенные и розыскные?..
Того, что мне приходилось «гореть» на службе
почти никто из начальства (за исключением Артура Гавейки)
не замечал. Зато я понимал, что нахожусь в части,
как под микроскопом. Чуть что не так (людям свойственно ошибаться), –
и уже «доброжелатели» настучали на меня Китаеву...
Особо отличался этим Мухомберг, комендант Центра, сержант-сверхсрочник.
Тому с рук сходили такие вещи, за которые можно было
его не только по статье уволить, но и подсадить на немалый срок.
Но «Муха» (его боевая кличка) был «правой рукой»
Китаева, его глазами и ушами!
(Иногда, для солдат, и – кулаками!).
Когда всех, без исключения, офицеров и
сверхсрочников выгоняли на сдачу нормативов
по физической и боевой подготовке
(одна из важнейших граф переаттестации служащего),
ни на одну проверку не выходил Мухомберг –
вряд ли он смог бы сдать нормативы по бегу и
силовой подготовке – слишком излишен был его вес!..
Крышевал его во всём Китаев…

У меня за три года службы не было ни одного взыскания,
с занесением в личное дело. Были поощрения и премии.
Некоторые офицеры (не говоря о сверхсрочниках)
имели не по одному «строгачу, с занесением… »
в течение года (увольняют за два), забирались
за пьяные дебоши и драки в полицию.
Но, если были любимчиками у Китаева,
то, как ни в чём ни бывало,
продолжали служить, или переводились,
из-за проступка, на другое место службы.
Китаев не мог мне простить моего свободолюбия
и свободы в поступках. Как он мне объяснял:
«Пусть Шукшин тысячу раз не прав по отношению к тебе.
Но он – офицер! И офицер – хороший, с пограничным образованием!
Да я самого говённого офицера не разменяю
на самого лучшего, даже золотого, сверхсрочника!».
Шукшин, чтобы сделать себе карьеру,
подъел не только меня. Например,
Жору Удалова, бывшего мичмана ВМФ СССР.
Благодаря Жоре, были построены большие склады
для длительного хранения овощей, консервов и других продуктов,
блестяще организована служба питания Центра.
Непьющий Жора, оскорблённый и униженный Шукшиным
во время их стычки на продовльственном складе,
(Шукшин вообще был пацаном по сравнению с Жорой или мной.
Жора, конечно, ему натолкал хренов. Хорошо, что не дал по морде,
а то мог бы сесть за это...),
выпил, сел за руль своего «Москвича», и,
при выезде из проходной Центра, врезался в столб!
К счастью, не разбился. Но Шукшин вызвал дорожную полицию.
Накатал на Жору рапорт (на кого он только не катал!) Китаеву.
Жору после этого, несмотря на его
авторитет и уважение среди сослуживцев,
Китаев уволил.
Вот такие – некоторые из моментов моей службы в Центре.

Китаев, непьющий на службе, мечтал получить генерала,
большую пенсию и то, что колледж погранохраны
назовут в честь него, – был уволен из колледжа за пьянство
(он, будучи на пенсии, подрабатывал начальником стрельбища).
Как бы там ни было, я считаю его личностью в масштабах Латвии, –
со своими, мягко говоря, слабостями. Потому о нём и написал.
Другие персонажи мне настолько омерзительны,
что упоминать или рассказывать о них нет желания.
Если только – в будущей повести, где нельзя будет ничего скрывать…
Ещё немаловажные штрихи к портрету Китаева.
Наш питомник состоял из вагона (типа «Эстон-БАМ»,
предназначенного в качестве теплушек
в районах Сибири, Дальнего  Востока и Севера),
в котором было оборудовано четыре помещения для собак
(в одном помещении – вольере – можно было содержать двух собак),
а в центре вагончика находилась кухня с печкой-плитой.
В нём мы, кинологи, дежурили. Зимой здесь было тепло в самые лютые морозы.
.
Как сказал зам по тылу Китаева Силавниекс:
«У нас некоторые люди не живут в таких условиях,
в каких у тебя живут собаки!».
Рядом стоял такой же вагон учебного кордона.
Там тоже можно было держать собак.
Вагончики были красиво окрашены, обрамлены
узорчатым доломитом, рядом – клумбы и газоны, молодой лес.
Полигон представлял из себя стадион (площадь около 1 га),
на котором по овалу были расставлены нестандартные
(некоторые – единственные в своём роде) препятствия,
изготовленные (и спроектированные) мною и моими подчинёнными.
Препятствия были красиво раскрашены
в красно-зелёные (пограничные) цвета,
с добавлением светло-зелёных, тёмно-коричневых и золотистых оттенков.
В центре полигона располагались стандартные препятствия
и препятствия для щенков и молодняка.
Дорожка была засыпана песком и обрамлена доломитовыми камнями.
На полигоне проводились учебные и показательные занятия,
тренировки кинологов с собаками, и соревнования.
Стадион-полигон находился в юго-западной части Центра,
на приличном отдалении от кладбища старообрядцев.
Он был обсажен пихтами и соснами,
а со стороны дороги – декоративным кустарниками.
После моего ухода, по приказу Китаева, стадион был разрушен.
Недалеко от этого места, ближе к кладбищу (?!), был построен
спортивный стадион с беговыми дорожками и трибунами.
Но я предлагал командиру перебазировать Кинологический Центр
(питомник и полигон) в район стрельбища – в лесной массив,
подальше от города и от кладбища.
Ведь учебные занятия проводились со стрельбой и взрывами.
Собаки лают, треплют «нарушителя»!
А в это же время совсем рядом кого-то хоронили…
Да и не гигиенично содержать собак рядом с кладбищем.
Сегодня в Кинологическом центре собак много.
По словам резекненцев, живущих рядом,
собаки лают день и ночь и от них людям нет никакого покоя!
Я хотел построить рядом со стрельбищем
морально-психологическую полосу препятствий
(как в Алма-Атинском пограничном училище КГБ,
в котором я отучился почти три года) –
длиной до 6 километров – для подготовки
кинологов с собаками и пограничного спецназа.
Китаев, на мои слова засмеялся, похлопал меня по плечу и сказал:
«Валерий! Ты – Кремлёвский мечтатель!».

На мои доводы, что не по-людски размещать
питомник собак и спортивные и специальные сооружения
вблизи кладбища – нужно с уважением относиться к людям,
в данном случае – староверам,
приходящим на похороны или посетить могилу усопшего.
Китаев на это мне ответил:
«Пошли они в ж…! Я сам – старовер. Ничего с ними и
с покойниками не случится.
Я – командир! И знаю, что делать. Как скажу – так и будет!»…
Полигон после моего увольнения был перенесён, по приказу Китаева,
видимо, в пику мне, впритык к кладбищу.
Он занял площадь в четверть гектара или того меньше,
и превратился в неприглядную дрессплощадку времён ДОСААФ.
Препятствия, поставленные впритык друг к другу,
представляли жалкое убогое зрелище.
Здесь спортсмену с собакой невозможно было разогнаться,
да и соревнования в таком закутке не провести.
Вагончики и все препятствия были перекрашены
в цвета серо-поносные
(по словам Китаева: «У нас здесь воинская часть, а не детский сад.
Пусть – безобразно, зато неброско и однообразно!»),
дрессплощадка для молодняка была уничтожена.
Больше на полигоне никто ничего не строил.
Вскоре препятствия пришли в упадок и начали разрушаться.
Не знаю, построено ли там что сейчас?
Но знаю точно то, что когда началось строительство
спорткомплекса колледжа, были вывезены
(возможно, кому-то на дачу) вагончики питомника и кордона, и
ВЫРУБЛЕНЫ ВСЕ ДЕРЕВЬЯ
(осталось несколько лиственниц и пара сосен) и почти все кустарники!!!
А ведь многое можно было спасти и оставить.
Вагончики можно было перенести в сторону или
в район стрельбища, сохранить, как музейную редкость…

За двадцать два года население Резекне уменьшилось почти в два раза.
Но именно в захолустном латгальском Резекне летом 1992 года
Георгием Китаевым был основан Учебный Центр погранохраны Латвии,
а 1 августа 1994 года началось строительство Кинологического Центра.
Менее, чем через год были построены питомник розыскных собак
и учебный полигон для их обучения и тренировки,
для подготовки кинологов и
спортсменов-пограничников со служебными собакми.
Летом 1997 года на празднование 5-летнего юбилея
пограничного Центра Латвии съехались
многочисленные гости – пограничники – не только Латвии,
но и из Эстонии, Литвы, Белоруссии, России, Швеции и Финляндии.
Были среди них и руководители кинологических служб погранвойск этих стран.
Это мероприятие освещалось прессой и телевидением.
Больше всего, по мнению гостей, им понравилось выступление
резекненских кинологов-пограничников с розыскными собаками.
Выступал и я со своими Йоргом и Кселлой, как простой кинолог.
Ко мне после показательных выступлений
подошли все руководители кинологических служб
погранвойск всех стран, приехавшие на юбилей Центра.
Они благодарили меня и моих подчинённых
за красивое и интересное выступление,
спрашивали о затратах на питомник и полигон.
Очень удивлялись размаху, необычным и
уникальным препятствиям и тому,
что это всё построено было в такие короткие сроки.
Китаеву было, чем гордиться.
Потом, спустя какое-то время, он похвалил меня и высказал следующее:
«Гостям и начальству из Риги больше всего понравилась
работа собак и кинологов и наш Кинологический Центр. Молодец!
А русский генерал-лейтенант, командующий
Западным пограничным округом, долго восхищался
нашей кинологической службой, полигоном и собаками. Он мне сказал:
Знаешь, Георгий! Меня не удивишь работой кинологов с собаками.
Но Ваши – удивили. Чтобы собаки делали такие трюки,
лазали по отвесным лестницам и так работали! Такое увидел впервые!».
Вот так, Валерий, – это высшая оценка для нашего Центра!».
В отличие от Мюнхаузена, не только идеи мне приходилось генерировать…

Летом прошлого года, купаясь на озере Ковшу,
из воды обратил внимание на пожилого седовласого человека.
Он сидел возле кабины для переодевания, и
как-то очень внимательно (опуская вниз голову, его лохмы касались травы)
посматривал за молодой женщиной, переодевающейся в кабине.
Мне показалось, что подсматривая таким образом, можно
было разглядеть отдельные «детали».
Я подумал: «Маньяков здесь ещё не хватает!».
Но потом подумал, что это, наверно, муж или друг этой женщины.
Вышел из воды, оделся и пошёл домой. Проходя мимо мужчины, узнал его –
это был Китаев!
«Здравствуйте, Георгий Леонтьевич!» – поприветствовал я его.
Он даже слегка вздрогнул, но на приветствие ответил
и попросил присесть рядом. Я обратил внимание на то,
что Китаев был «бухнувши». Мы поговорили немного за жизнь.
Кстати, я понял, что девушка эта – не его знакомая.
Или они сделали вид, что не знакомы.
Затем Китаева словно прорвало. Он стал мне говорить о том,
как с ним плохо обошлось пограничное начальство:
«Генерала мне не дали! – чуть не крича, говорил Китаев. –
Пенсия, как у Европейского бомжа!».
Я хотел продолжить, что «колледж не назвали Вашим именем», –
но не стал подливать масла в огонь.
Я подумал о том, что наша встреча здесь не случайна.
Вода в озере уже была холодной, купались только
люди закалённые или моржи, да и день был хоть и солнечный,
но очень ветреный и прохладный. С утра и не думал я идти купаться.
Но что-то меня толкнуло, подвигнуло
(«С утра по распорядку – подвиг!» – как у барона Мюнхаузена),
и я, налегке, без полотенца (никогда не обтираюсь), отправился на озеро.
Как обычно, пробежал несколько километров, а потом полез в воду…

Китаев, словно прочитал мои мысли:
«Ты знаешь, пятьдесят лет не был здесь – на озере!
Когда учился в школе, купался здесь с ребятами, нырнул,
ударился головой о дно и сильно повредил позвоночник.
Меня еле вытащили. Лежал после этого в больнице.
С тех пор на озеро не ходил.
А сегодня что-то привело меня сюда…».
Мы ещё немного поговорили, и я засобирался домой.
Китаев пожал мне руку и сказал, прощаясь:
«Ты был лучшим кинологом!».
Я тоже сказал ему, что без него не было бы в Резекне
ни Учебного Центра Погранохраны, ни колледжа.
На том и расстались.

Сегодня, на мой взгляд, стране не нужны специалисты.
Нужны услужливые люди, желательно,
титульной нации, являющиеся членами той
или иной партии власти или активно её поддерживающие.
Или – рабы – безропотные и безмолвные.
Почти 80% нищего населения – бомжей!
БОМЖ – это не только милицейская аббревиатура:
«Без определённого места жительства».
Это люди – не только безработные, но и которые не могут
из-за дурной, жадной и жесткой власти
реализовать себя, как личности, не имеют возможности
нормально содержать семью, приносить пользу стране и обществу…

Десятки тысяч специалистов жизнь
(и не только в Латвии, но и в других странах СССР, за исключением Белоруссии) безжалостно выбросила на обочину или под откос
жизни жирующих партий и их боссов, заставила бросать всё
и искать счастья и нормальной работы за рубежами страны.
Или побираться и выживать в стране собственной…
Ещё об одном своём достижении хочу упомянуть.
С октября 2006 по август 2008 года я работал
корреспондентом газеты «Панорама Резекне».
По итогам 2007 года газета и я, как журналист,
были удостоены дипломов и ценных подарков
Резекненской городской думы
«За большой вклад в развитие и популяризацию спорта
и здорового образа жизни».
В Резекне впервые за 17 лет Независимости Латвии
к спортивным наградам были представлены
орган СМИ (включая телевидение и радио) и журналист.
Мне хочется, чтобы меня услыхали мои единомышленники…

Послесловие.

После написания рассказа я зашёл на сайт
Резекненского колледжа государственной пограничной охраны
(информация – на латышском и английском языках).
В разделе колледжа «История» – две строки о создании Учебного Центра.
Что он был основан 16 июня 1992 года – для подготовки солдат срочной службы, сверхсрочнослужащих и повышения квалификации офицеров погранвойск Латвии.
Центр строился, можно сказать,
героическими усилиями командира и его подчинённых.
Как комсомольская стройка. Тогда иначе было нельзя.
Не было бы центра. Негде было бы учиться пограничникам.
Но об этом и многом другом в истории колледжа – ни слова!
История Кинологического Центра погранвойск Латвии – ещё короче:
«Открыт 16 июня 1999 года».
Ещё раз напомню точную дату
основания Кинологического Центра:
1 АВГУСТА 1994 ГОДА.
Я знаю некоторых людей, которые собирались
написать о своей службе в Резекненском
пограничном учебном центре (колледже)
рассказ, повесть или роман.
Правдиво донести до людей об удивительных событиях,
творившихся в Центре, о его тайнах, злодеях и героях...
Возможно, кто-то это уже сделал.
Постараюсь это сделать и я.
11 января 2012 года. Резекне. Латвия