Тома мифов окончание

Всякому овощу свое время,
свой овощевод и свой овощеед.

Работа работе рознь и антагонизм.

Жизнь проглатывает продукт в любом виде:
и сделанный сгоряча, и в холодной ярости,
и после зрелого размышления.
И с душком, и со следами явного разложения.
И даже такой, который вроде уже никому на свете
больше не нужен.

Себя проще забыть и потерять, чем найти и застолбить.

После смерти матери я понял, что невозможное
часто неизбежно, а желаемое часто нереально.

Раньше я кучерявить все больше любил,
а сейчас кочевряжиться лишь временами получается.

Самое главное в жизни то,
что она всю твою жизнь – побеждает.
Самое главное в смерти то,
что ее слово – не первое, но последнее.

Мысли бывают разные.
Малые и милые; мохнатые и мосластые;
худые и толстые; короткие и длинные;
своенравные и своевременные; не в бровь и не впопад;
в глаз – и в точку; ни к селу, ни к городу и к месту;
свои и чужие; трезвые и шальные; нужные и ненужные;
надоевшие и важные. И т.д., и т.п. и еще долго.
До самых бровей и до полного маразма.

Явно не к счастью, но получается так,
что моя умершая мама значит для меня сегодня больше,
чем мой бестолковый сын – подросток.

Чужого обаяния должно хватать только на то,
чтобы потешить твое самолюбие.

Главное – начать.
А там, если черт не встрянет, то Бог не помешает.

Лучше: «Где мои мысли, - там и я!»
Чем: «Где я, а где мои мысли?!»

Одним все: и грешное тело, и грязные мысли.
А другим лишь мысли грешные, да – тело грязное.

На три буквы всех посылают,
но редко кто  в р.а.й попадает.

Бизнес – это такая игра, в которой все ведут одного,
которому почему-то всегда везет на деньги.

Тех, кто заходит далеко, останавливают те,
которым далеко не дают зайти
страх, мораль и совесть.

К сожалению или не к сожалению, но люди
обычно радуются не тому, что Бог дает,
а тому, что они смогли у него взять сами.

Не подумаешь – не поверишь.
Не сделаешь – не проверишь.

Болезненное самолюбие лечится  горьким опытом,
и результаты видны к старости
на лице и по всему дряхлому телу.

Даже умирая от смеха,
ты все равно умираешь от смерти.

Любил себя и гулять налево.
Направо тоже гулял, но реже:
справа обычно любила ложиться его пожилая жена.

Я на крик плохо реагирую. Необдуманно.
У меня руки сразу начинают чесаться.
А надо бы головой. Головой…
А потом еще ногой добавить.

Обосновать можно все. Другой вопрос,
сможешь ли ты, на том основании,
поднять в решительную атаку 
на это свое основательное дело
свое трусливое тело.

Когда смерть  бывает не очень голодна,
она позволяет своим младшим сестрам –
старости и болезням – вдоволь потешиться
над слабым человеческим телом
и слабым человеческим духом.

Чем серьезнее твой возраст, тем больше
вокруг тебя появляется вещей,
которые ты начинаешь считать пустяками.
С возрастом тебя – всё меньше,
а пустяков – всё больше.

Недолго золоту в дерьме блестеть: или дерьмом занесет,
или вместе с дерьмом унесут.

Настоящая жизнь по-настоящему только тогда начинается,
когда ты по-настоящему отрываешься
от своих надуманных страхов.

Оторвавшись от народа, люди обычно
сбиваются в стаи, банды, депутаты,
всякую хрень и прочую элиту.

Пока мудрый мудрит и уступает,
хитрый хитрит и наступает.

Я все мысли пропускаю через себя, усложняю изнутри,
упрощаю снаружи, опускаю до общепринятого уровня
и опять пускаю в общий круговорот мыслепользования. 

Хамство от самохвальства отличается
только незначительными нюансами
и то больше в произношении и написании, чем по сути.

Будем откровенны хотя бы сами перед собой:
в 99 случаях из 100 жизнь по отношению к нам
более благосклонна и терпелива,
чем мы этого заслуживаем.

Быть первым хочется только каждому второму
и то только первые 100 лет.

Не всегда отложенный старт
гарантирует отложенный финиш.

Не знал бы горя, – боялся бы горя,
а так – чего его бояться: терпи да и всех делов.

Имел такой стыд, что просто срам какой-то.

Я часто придумываю памятью и забываю опытом.

Раньше я за собой просто записывал,
теперь я за собой – просто засыпаю.

Когда я заболел, я понял: все время
до этого я был просто счастлив.

Просто думать – это просто счастье.
Сложно думать – это ужас просто какой-то!
Кошмар, одним словом!

Меня жизнь всю жизнь предупреждала,
что я так долго не протяну…
И я, и жизнь оишблись.
На целый век. На мой жизненный век.

Быть остроумным как раз нетрудно:
трудно – до остроумия и после.

Если своим остроумием не тыкать в ближнего,
то и поранить он тебя не захочет.

Безоговорочное счастье, наверное, есть.
Не знаю… В любом случае мне,
чтобы почувствовать себя счастливым,
надо уговаривать себя долго и упорно.

Если надежда немного и приврет,
то это все лучше, чем если беда не обманет.

Наполняя себя хорошими мыслями,
ты оставляешь меньше места плохим.

«Если не я, то – кто?!»
Ответ:
«Если не я,  значит… я умер…
И уже не важно, кто».

Одни умничают, другие безобразничают,
а третьи просто тешатся.

И трус побеждает, и даже чаще, чем можно подумать.
И все-таки, когда это делает смелый, –
получается гораздо привлекательнее.

У начальника на все должно хватать чужого времени.

                (Жорж Элгози)

Чтобы отцепиться от одной проблемы,
надо обязательно уцепиться за другую проблему.

Круглый идиот от полного идиота отличается разительно.
Если у полного идиота идиотских мыслей –
полным полно и куда ни кинь, везде клинит и глючит,
то у круглого все понятно, как круглый пень в ясный день.
Бери и хоть шаром кати. Катиться оно вроде и катится,
а котироваться отказывается напрочь.

Не овца и не баба – а просто-напросто противная барсучиха
в овечьей шкуре со вставной челюстью.

                (Муж о постылой старой жене)

Сделать, не подумав, – не сложно.
Сложно – простить себя потом за это.

Однобокость тоже приводит порой к успеху,
но чаще к косоглазию.

Упорство в чрезмерных количествах –
прямой путь к грыже и геморрою.
А зачем нам такой геморрой?!

Парализованный, в принципе, в кресле начальника
усидеть… может… По крайней мере, глядя
на своего начальника, такая мысль появляется
у многих подчиненных.

В идеале лучше завидовать своим
и сочувствовать чужим…
Но реально получается по-другому:
завидуешь всем, а себе только сочувствуешь.

Простить можно все.
Но далеко не всем.

Поучитесь – чаще значит – проучить,
редко – научить и почти никогда – выучить.

Люди гибнут не от бед,
а от безнадеги с этими бедами справиться.

Не надо людей за скотину держать.
Лучше сразу за глотку.
И вилы в зад, чтоб сиськи на бок.

Моя жена любит театр и художественное слово.
Обычно ей нравится закатывать сцены.
Особенно одну из Пушкина. О старике и рыбке.
Она часто на мне ее репетирует:
«…Пуще прежнего старуха взбесилась…»
Как она жизненно играет!
Меня это прямо убивает!

Моя жена очень любит
попить мою кровь и поесть моих денежек.
Когда же она, наконец, подавится?!

Жизнь моя идет и так и сяк. И наперекосяк.
Я ее люблю всяко, и она отвечает мне взаимностью:
и таком, и раком и тудыть его налево
крывым коромыслом по моему хилому позвоночнику.

Для барина каждый мужик – тунеядец.
Для мужика каждый барин – кровопийца.
Когда мужик ленился, его секли нещадно
или он сам умирал с голоду.
Когда барин ленился, то он долго мучился от скуки,
пока не умирал где-то под старость
сладкой ленивой смертью.

Есть фразы всего из нескольких слов,
которые можно целыми днями объяснять
и ночами напролет оспаривать.
А они все равно как стоили всегда дорого,
так и стоять будут вечно.

Роскошное тело сначала предлагают оптом,
а потом торгуют им в розницу.

Иногдовые мысли

Иногда хочется спросить себя:
«Куды ты прешься?!»
А потом себе думаешь:
«Да кто ж тебе ответит?!»

Иногда неудобное положение –
это просто приятная поза,
которую при всех стыдно показывать.
Иногда так смешно смотреть на себя со стороны,
что аж плакать хочется от жалости.

Иногда думаешь себе: «Коля, доколе?!»
А иногда отмахиваешься:
«До Коли ли тебе теперь, когда:
1. впору всех святых выносить;
2. пора уже о душе подумать;
3. столько Оль вокруг смазливых бродит;
4. ни кола, ни двора. И хата сгорела,
и с потенцией тенденции…»

Иногда я себя больше других люблю.
А иногда – других еще меньше, чем всегда.

Иногда хочется поставить себя в центр Вселенной,
почувствовать себя пупом Земли
и эпицентром событий.
А иногда хочется послать всех к черту
и схорониться где-то на периферии.

Иногда, чтобы не забыть, надо помнить лучше.
А иногда лучше сделать – и забыть совсем.

Иногда лучше крыть тактикой по стратегии.
А иногда – стоит все-таки обдуматься
и помыслить немного глобально.

Иногда, лишь смирившись с неизбежным,
можно успешно воевать дальше.

Иногда в жизни держусь не так, как следовало бы.
Но если бы я вел себя по-другому, –
я бы до этого «как следовало бы» ни додуматься,
ни дорасти, ни доползти в ряде случаев просто не смог бы.

«Радостно легко» и «мучительно трудно» –
две руки одного писательского скелета.

Тяжело переносить пустые карманы
на голодный желудок в безрадостном одиночестве
в холодное время жизни
на склоне бездарно потраченных лет.

Героические юноши умирают молодыми и глупыми.
Героические старикашки умирают
дряхлыми и маразматическими.
Слава Героям!
И таким! И сяким!

Раствор вроде один и тот же,
но растворять в себе почему-то хочется больше,
чем растворяться в других.

Лучшие маленькие 100 долларов, чем большое спасибо.

Лучше 100 латов в чистом виде,
чем неискренние потоки мутной благодарности.

Без своей голубой мечты
ты не голубь сизокрылый, а куриц колченогий.

Твоя жизнь – это тот максимум,
на который ты был способен за тот минимум,
что тебе отвела судьба.

С учетом поправки на ветер в головах заговорщиков,
затея для окружающих приобретала вид
штормового предупреждения.

Посоветовавшись сам с собой, я решил,
что никакие советы мне больше не помогут.
Поэтому выключил мозги и включил систему
«инстинктов и авосей».

Поправка на ветер делает ветер перемен
еще более непредсказуемым.

Остро чувствуя на собственной шкуре
иссушающее действие ветра перемен,
сильно нуждался в жирном куске
тлетворного влияния Запада.

Заглядываясь на других, гляди в оба,
чтобы у себя между ног не пролететь.

Когда сочувствуешь и сопереживаешь киногерою на экране,
делай это своим светлым завтра
и своим темным позавчера.

Племянник – родственник пограничный.
С одной стороны – родные дети.
С другой – чужие люди.
А посередине он – родного брата родной сын.

Эх, повесился бы эдак минут на пять,
пока тоска зеленая не отхлынет,
а там, глядишь, и опять жить можно!

Бог не дал чертям стыда и чувства меры,
то есть сделал все, чтобы из таких и им подобных
получались богачи и хапуги.

Человек – это одноразовый прибор
пожизненного пользования.

Откладывай черный день на потом,
а себя в нем напоследок.
Глядишь, и два срока проживешь на белом свете.
И к тому же, как все белые люди:
без работы черной да без бед тяжких.

Я готов любить бедных и униженных долго и заочно.
И заочно даже больше, чем долго.

Что баба гулящая, что собака енотовидная,
что лиса хитрая – все твари подлые
и суки позорные.

Я на чужую жизнь согласен,
только если она моею станет.

На свадебного генерала еще тянул,
но невесту тянули уже другие.
Книги про войну писал еще сам,
а вот про любовь приходилось уже только читать.
В зеркало еще смотрел, но уже только
сквозь очки с сильно толстыми стеклами.
Все больше становился похож на ребенка:
цацки любил покрасивее, а ботинки
зашнуровывать просил чужую тетю.

Божьей ее хотелось назвать только один раз
и через силу, а тварью – легко и всегда.

Любить себя не хватает – любви,
Жалеть себя не хватает – жалости.
А вот помогать и поддерживать себя
приходится по любому – куда ж ты сам себя
выбросишь последнего и единственного:
не на помойку же.

К серьезному относись так, как оно относится к тебе:
безразлично, холодно и мимоходом.
Глядишь, авось и разойдетесь на встречных курсах
без серьезных последствий.

Долгота высказываемой мысли
должна соответствовать широте принимающих мозгов.

Человек не настолько слаб, чтобы не добраться ночью
до запретного плода, запертого в холодильнике.

Все мы ночью под одеялом Гераклы, Цицероны и Сократы,
а днем на людях – Тютькины, Герасимы и Муму.

Наблюдение:
У хорошего человека дерьмо выходит наружу в туалете.
У плохого – везде.

Чтобы кошелек был полный,
надо или воровать дольше, или кошелек – меньше.

Передряг он не боялся до такой степени,
что на него вообще уже было страшно смотреть.

Имел сложную многоэтажную конструкцию души,
а в голове так вообще жили тараканы.

Имел блестящий местами вид
и сильные потертости на изгибах судьбы.

Секрет успеха прост: надо подниматься
на один шаг дальше, чем падаешь.

В беде главное не слиться с бедой.
Беда отдельно, а ты пошел – дальше,
раз это место – бедовое.
Нечего лаптем дерьмо хлебать, –
авось что получше сыщется.

Душа нежная, а тело хлипкое.
А до ста лет доживают, если в согласии.

Одни боятся потерять лицо,
другие – голову, третьи – душу.
Четвертые трясутся за свою задницу,
пятые – за свои яйца. И все они, по-своему, правы.

Жизнь без меня была б ошибкой,
и хоть для меня была она не шибкой,
я благодарен ей за все шлепки и сшибки.
И ныне, и присно, и пока я буду жив.
                Аминь!

Чтобы одному стало легко, хорошо и мило,
другому надо – тяжело, долго и конкретно.

Завидуй, не завидуя, но завидуя.
То есть завидуй, но прирученной завистью.

Пока меня ноги носят, на себя я руками заработаю.

Покуда руки не отсохли
и возраст не предельно пожилой,
займусь-ка я полезным делом:
отчаянно красивым и смелым грабежом.

Лучше перебдеть и недовляпаться,
чем недобдеть и обмишуриться.

Ежовые рукавицы – это не для работы,
а для пригляда за работой.
А когда для работы – тогда надо рукавички снимать
и рукавчики закатывать.

Не наполнив себя добротой,
ты оставляешь свободное место плохому и злому.

Кто по жизни загулял, кто раба из себя мазохистически
по капле выдавливает, кто самолюбие свое тешит,
кто зверя в себе будит, кто завистью мучается,
кто дурью мается, кто спит, кто сидит,
кого ленью придавило, а кто не туда попал и пропал…
Короче, все, не тем, чем надо, занимаются.
А надо: «Дело делать, господа!»

Сладкая жизнь заканчивается непривычно горько.
А горькая – привычно.

Хорошие будет помнить,
забывчивые – припоминать,
а плохие – выпоминать.

Из-за одной толковой мысли
тебе может проститься вся твоя бестолковая жизнь.

Писатель должен писать так, чтобы читатель
его понимал без лишних слов.

Коллективный разум – всегда умнее,
зато индивидуальный – всегда хитрее.

Плохо, когда хозяин – барин.
Лучше, когда барин – хозяин.
Потому что хозяйское дело –
хозяйство вести справно и с прибылью,
а барское – барствовать, баб топтать
да деньги профукивать.

Черти чем приходится себя занимать,
лишь бы не свихнуться от безделья окончательно.

То не герой, которому кроме себя
о себе рассказать больше некому.

Творить – это значит убивать смерть новой жизнью.

Что для любимого дитяти сходит с рук, как милая шалость,
для постылого сразу тянет на высшую меру наказания
с временной заменой  приговора  на тяжелые
каторжные работы по месту постоянно мучительного
жительства. Когда любимчик получает все просто так,
за красивые глазки, то постылого сухой коркой хлеба
не забудут попрекнуть.

Начальник никогда ничего не забывает
и ни в чем не ошибается.
Это за него обычно делают подчиненные.
И то не все, а лишь те, которые хоть что-то
еще не разучились делать.
Остальные и не делают, и не ошибаются.
Их любимое занятие – наушничать, паскудничать,
подворовывать, пить кровь слабых
и снимать пенки с чужих успехов. 

Парадокс: чем меньше жизни, тем больше радости.
Чем ближе к концу, тем острее счастье.

Мои планы всегда срабатывают.
Иногда вперед. Иногда назад.
Иногда, как захочу я.
Иногда так, как никто бы и не подумал.

За все надо платить.
Но не обязательно тебе и не обязательно – сейчас.
А если все-таки тебе и немедленно,
тогда расклад – другой.
Тогда все – кранты.
Ты – белая ворона. В черном списке.
И под прицелом у слепой, но никогда
не промахивающейся судьбы.
Твой час пробил. Твой поезд пришел.
И он тебя сейчас и переедет.
Приготовься.
Сейчас из тебя полезут сопли, кишки, мозги.
И душонке твоей впредь придется вечно скитаться
по большой и холодной Вселенной.

Помни: из десяти очень ленивых до старости доживает – 8.
Из десяти страшно шустрых – 2, от силы – 3.
Но шустрые при этом – живут!
Шустро и весело.
А ленивые – не живут, а ленятся: противно и скучно.
Так что помни и выбирай способ и направление в жизни.

Это неправда, что счастья на всех не хватит.
Я бы сказал наоборот: «Для счастья – всех не хватает!»

Хорошо петь может только один из ста.
Хорошо слушать – остальные 89.
(Еще десять обязательно окажутся или глухими,
или тупыми, или сильно завистливыми).

…Была из тех хохотушек, которые, казалось,
умирать не станут, а хохотать не перестанут.

Самообольщение:
Как самец я – спец.
Как отец – подлец,
а как явление – то целое произведение.

Между ученым дураком и неученым
пропасть шириной в ученость.

Хоть умные дураки не глупее ленивых дураков,
но вкалывают почему-то на ленивых, как полные идиоты.

И полный отстой может оказаться пустым местом.

В отношениях меж мужчиной и женщиной
слово «намазано» на разных этапах
имеет свой смысл:
Медом намазано – это когда «хочется».
Вазелином намазано – это когда «есть».
А дегтем – это когда уже все было и надоело.

Я понимаю, почему я к людям так отношусь.
Но почему они так же ко мне относятся –
хоть убей, не понимаю!

У него не будь губа не дура  так ляпнуть,
у меня не будь кишка тонка в ответ вмазать
по той губе  со всей моей сильной злости.

«…Бедная бумага… – сочувственно подумала она.
– Всё терпит… Почти, как я».

Чтобы было хорошо, надо чаще встречаться.
А чтобы совсем не поплохело – свидания
ни в коем случае нельзя затягивать:
(сильно потянешь – порвать можешь).

Маленькие слабости бывают даже у больших слабаков.

Неученых  дураков всегда больше: у них просто
всегда больше времени на размножение.

Пока ты уставился в одну точку,
остальная жизнь быстро проходит мимо.

Хозяин – барин… И в том барине от хозяина
один хрен только остался.

Бог не любит, когда лишний торопится.
Когда нищий торопится,
Бог его бедой придавливает.

Посредственности живут
за счет непосредственностей.

Я – чемпион собственного мира
по личному выживанию.

Работа дураков любит.
Но разных – по-разному.
Бедным она сама отдается, а с богатыми –
детьми своими делится: плодами безумной любви
нищих дураков к неблагодарной работе.

Говорят, хозяин – барин.
Но не барин там – хозяин,
не хозяин в нем сидит,
а последний разбазарин.

Лучше не бывает!
Лучше только в раю, но лучше
туда не спешить.

Работа не волк – лежачего не съест.

Работа дураков любит красить
нежным синим мертвым цветом.

На нашей стороне правда краше,
потому что мы лучше научились
для себя ее припудривать.

Если смешать чуть-чуть чистой правды
с щепоткой  грязной лжи и добавить туда
еще немного непонятно какой хрени –
получится обычная картина
повседневной серой действительности.

Вместо того, чтобы бить по узким местам,
он налегал на общие фразы.
Общие фразы теснились, мусолились
и штабелировались. Проблема занятости
пустоты существования решалась не по существу,
но как попало.
Порядка здесь хотелось, но не получалось.

Смертельно раненое прежнее время 
долго, мучительно и бесцельно агонизировало.
Смотреть на это было больно, но отрывалось
это все от меня только со старой жизнью.
Старой жизни было страшно жаль.
Но себя было еще жальче.
Чтобы родиться еще раз, приходилось старое
убивать: безжалостно и бесповоротно.

Абсурд, доведенный до Жириновского,
превращается в убедительно правдоподобную
ахинею.

…Падшая, но не пропавшая.
Вляпавшаяся по уши в грязь,
но со светлыми глазами, обращенными к небу.

…Надо было слушать свой внутренний голос…
Все-таки… Ведь он, сволочь, так громко орал…

Романтик – интеллигент  и красивая женщина…
Этого и на двоих много…
А для одной?! Вариантов куча, но выход один:
надо делиться. И размножаться.
И ставить рядом свечку. Возле кровати.
А лучше две…

Ленивый усталым уже рождается.
Завистливый – несчастным умирает.
Так что не ленись и не завидуй –
и будет тебе много счастья,
и будет тебе много жизни.

Некоторые индивиды представляют собой
конструкцию, чем-то похожую на граненый стакан:
почти круглые, но многогранные;
большие – но всего четверть литра;
пустыне – но всегда до краев налитые отравой.

Галопом по Европам – это когда хорошо,
потому что быстро и плохо,
потому что подумать некогда.

Есть ситуации, когда на одном метре
дорожки – двоим тесно.
А есть – сто километров большака –
дураку на крюк,
и ни одной живой души навстречу.

…Носить-то ее носит…
Но во все стороны.
А вот собрать себя в кучку,
чтобы придти к чему-то стоящему –
кишка в талии тонковата.

Если сравнивать с собой – я счастлив.
Если сравнивать с другими – то лучше
не сравнивать.

Цивилизация больна цивилизацией
и ею так же пытается лечиться.

Не знаю, как и почему, но получается так,
что мне хочется всегда женщины нормальной и одной,
а тянет к женщинам странным и разным.

Можно быть молодым, глупым и несчастным.
Можно – полубольным, старым и улыбающимся.
Можно совместить это в одном человеке.
Для этого надо только одно… Время.

Когда выбирать есть из кого,
грех не воспользоваться.
Когда же выбирать не из кого, приходится
забывать обо всем   и вспоминать о себе…
И любить себя, и молить себя,
и терзать  себя, и мучить. И жалеть.
И напрягать, и загонять в черное тело. 
И эксплуатировать до кровавых мозолей.
До момента, когда нарисуется лазейка
и выпадет шанец облокотиться на другого.
Ну, тогда все… Тогда – праздник!
Небо в алмазах, глаза – в три карата.
Тогда ты – главный и неприкасаемый!
По пустякам – не беспокоить. Руками не трогать.
Режим жизнедеятельности – щадящий,
условия – особо благоприятные.
При перевозке не кантовать. Пылинки – сдувать.
При пожаре – выносить без очереди.
Любую работу – не предлагать.
На праздники и за стол звать – всегда первым!

Не то запомнил, что делал на той  вечеринке,
сколько слова жены врезались в память:
«Говорят, ты там прыгал, как козел».

У меня есть свои горизонты вертикалей
и комбинаты комплексов.

Мучился комплексом задумчивости по любому поводу.

Когда инстинкты выживания дремали,
просыпалась энергия заблуждения,
верх брали эмоции, рассудок уходил в подполье,
жизнь в истерике билась ключом,
расплескиваясь во все стороны без меры и разбора.

…У него было три проблемы:
одна – когда он ее видел,
вторая – когда он ее не видел,
и третья: он не знал, какую из двух проблем 
брать в оборот первой,
чтобы вторая больше не приставала.

Ненавижу слово «повезло».
«Повезло» – это айсберг.
Сверху видно то, что повезло,
а под водой – это все то, что «не повезло».
«Не повезло» больше. Гораздо.
Оно страшнее, тяжелее и хуже того,
что блестит снаружи.
Чтобы «повезло», надо этот весь айсберг
вынести на себе… «на чистую воду».

Доброта без корысти – это слабость.
Корысть без доброты – это тупость.
За добро добром платят.
Часто тот, кто отдает, за это еще и расплачивается.

Серые мысли

1. Серых хватает везде: и среди белых,
и среди черных, и среди цветных.
И вообще: цветов много, а серости все равно больше.
2. Цвет кожи от серости не спасает.
3. Цвет формы мало влияет на серость содержания.
4. От серых мыслей в глазах рябит, а на душе чернеет.
5. Парадокс: чем больше серого вещества,
тем меньше серых мыслей.
6. Серый бегемот с три короба  наср…т,
а недовольных в серую пыль разотрет.

У сложного человека, что ни возьми – все правда,
и куда ни кинь – везде ложь.

Латгальский мухомор с чангальским говором.
Больной мусорник, набитый чужим дерьмом.
Экземпляр – с теслом по уши в грязи и коросте
и душой ангела с крылышками в заводской смазке.

За каждый день надо отдать кусочек жизни.
Не будь жадным. Не будь транжирой.
Не будь скотиной. Не будь трусом.
Не будь идиотом.
Не будь – но будь!
Будь, пока есть возможность быть.
И используй эту возможность быть
на полный «Будь здоров!»

Мало стремиться к максимумам.
Надо еще уметь наслаждаться минимумами.

Белая ворона рыжим кочетом ходила
среди темных лошадок, нагло сдувала пену
с чужого шампанского, упрямо игнорировала
хомут на шею, и упорно мостилась
на хрустальную елку. И еще она дерзко лезла 
на золотую гору, мерзко плюхалась
в лебединое озеро балет сплясать
и тщетно пыталась вороньим голосом спеть
оперную партию. Зачем ей это всё было надо?!
А хрен их, белых ворон, поймешь!
У них все не как у людей…
(…Так думал я сам о себе  и себе подобных).

Море слез – бабья доля.
Море баб – судьба мужика.

Не хозяйка… Ни слова. Ни дела.
Ни собственного тела.

По основному вопросу – надо уже вешаться.
А вот по ряду второстепенных – еще есть
куча заманчивых предложений.

Я к людям с двумя мерками подхожу:
1. Чего практически от них можно ждать;
2. Как далеки они теоретически
от моего внутреннего идеала.

Если зависть притушить, а глаза зажечь,
голову включить да руками поработать, –
то можно жизнь себе построить такую,
что обзавидоваться можно.

Роман и Ева: невозможное рядом.
Чужие вместе.

У всех есть «тонкая настройка», но лишь немногим
удается выйти на ее «передний край».

Одни сходятся, чтобы держаться друг за друга
долго и счастливо, а другие – чтобы поиметь
один другого быстро и корыстолюбиво.
Первых – единицы считанные,
а вторых – тучи сплошные.

Чем ждать, когда тебя подло обманут,
лучше соврать себе любимому со знанием дела.

Любую большую работу можно сделать,
разделив ее на маленькие части.

                (Генри Форд)

Каталась, как сыр за пазухой,
но камень в чужом огороде
держала сухим на черный день.

Стихи – это как на душу ляжет.
А проза – это сколько на бумагу выпадет.

Система всегда двоична.
Или ты включен, или ты выключен.

Почаще пойте! Когда мы поем, мы – счастливы!

В каждой проблеме где-то скрывается подарок.
Проблема – найти его.

Свои цели надо саморекламировать.

Постепенные улучшения –
самые долговечные и надежные.

Чтобы было легко, делай так, чтобы легко думалось.

Большинство людей несут в могилу
большую часть своих песен,
так и не сумев их спеть во весь голос.

Большинство людей живет в состоянии тихого отчаяния.
Не бери с них пример.
Бери пример с себя!

                (Стив Чендлер)

Т. о М. а
(Толстые мысли)

Ставить точки – дело Божье.
Бог милостив.
Пока ты можешь ставить запятые, он ждет.
Пока ты ставишь многоточия, – он выжидает.
Пока ты ставишь восклицательный
и вопросительные знаки – он молчит.
Терпеливо.
Придет время, и он поставит свою точку.
Так что не торопись.
Так что торопись!
Так что расставляй свои знаки препинания.
Пока… Пока Боженька ждет и не торопится
поставить точку. Свою. Последнюю для тебя.

Да, я дерьмо.
Да, я не лучше, чем остальные кучи дерьма,
но я свой. И я разный… Я могу еще быть…
И не таким. И не сяким. Я могу быть похожим
на человеческий образ, по образу и подобию его…
У меня иногда и вдруг откуда-то появляются
такие мысли, которые иначе как откровением
не назовешь. Они приходят и уходят в никуда.
Но они проходят через меня и меня это потрясает.
Хоть на миг. Хоть не часто. Хоть потом я опять
становлюсь обыкновенной полускотиной,
полурабом, полудерьмом, получмом.
Но это уже не важно. Это уже не так важно.
Это, конечно, тяжело, плохо и много…
И навсегда… Но иногда луч светлого
и хорошего приходит и ко мне.
И я с возрастом все мудрее и бережнее
могу с ним обойтись. Или мне так кажется?!
По крайней мере, мне хочется, чтобы мне
так казалось, а чтобы хоть изредка
это все-таки оказывалось правдой.
Той правдой, с которой легче жить!

Писательство – это счастливая возможность
рожать мужику героев на бумаге
и думать, что они настоящие.
Самое смешное, что многие
потом в это безоглядно верят.
Но самое главное, что в этой веришь ты сам. 
Это так здорово: осознавать, что ты населяешь
собственную воображаемую страну
собственными, пусть и воображаемыми героями.
Пусть живут! И они живут! И это здорово!

С годами я стал себя… Больше… не жалеть. Нет.
Жалеть – это как-то по-детски… Не уважать… – нет,
уважать – это как-то отчужденно и официально. Не
любить… – нет, любить это как-то неясно и неконкретно.
…С годами я стал себя больше – понимать!
И в это слово входит одновременно и любовь, и жалость,
и уважение. И что-то еще… каждодневно бесконечно
новое.
Пришло понимание.
Понимание того, что только от меня на этом белом свете
Все и зависит. И это Все для меня – я сам
и весь окружающий мир, который я через себя пропускаю.
Когда удачнее. Когда не очень. Так-то… Примерно так…
Вам понятно?!
Мне понятно!
Примерно так понятно,
как на сегодняшний день… это понятно.

Я не двуличный.
Я каждый день другой.
У меня уже позади больше 17.500 дней жизни.
И каждый день – это маленькая жизнь.
И я еще хочу прожить не одну тысячу
своих однодневных жизней, в которых
хочу не сильно повторяться, но каждый день
открывать в себе что-то новое.

Сильному не надо много слов.
У него и так достаточно энергии для дела.
Много слов надо слабому.
Слова для него – опора и поддержка,
катализатор и настройка, прикрытие и укрытие,
отвлекающий маневр и заманушка,
зонтик и крыша, блиндаж и острие в небоскребе.
Слова для слабого – это еда и зарплата,
удовольствие и молитва, заменитель совести
и гаситель зависти. Лекарство от страха
и лестница в подполье.

Самого главного в нотах не написано.
Самое главное – в энергетике, что исполнитель
рождает в себе  и доносит до слушателя.
По этому поводу великий Шаляпин говорил:
«В своих трагедийных ариях я не плачу. Я оплакиваю!»
(т.е. не сопли со слезами глотаю, но выдаю слушателям
мощный заряд сострадания в басовом оформлении).

Появилась лишняя копейка. С жадностью набросился
на собственную скупость, но в результате победила
падкая на дешевую щедрость нищета 
и все пошло прахом на никчемные  пустяки.

Для всплеска событий нужен сгусток энергии.
И достаточно малого толчка, чтобы
причинно-следственный клубок
пошел разматываться в судьбоносную ниточку.

Обида – ступенька к мудрости.
Ты можешь подняться выше. А можешь не подняться.
Если сил не хватит вытащить себя. И упасть можешь.
Свалиться в грязь низости и подлости.
А без ступеньки этой тебе по лестнице
тоже не вскарабкаться.
Так уж Бог мир наш устроил.

50… Вершина склона лет. На нее можно забраться,
ничего не делая, но надо приложить уйму усилий,
чтобы удержаться там подольше. Истинная борьба 
за жизнь начинается именно на этой отметке.
Хитрость, осторожность, разумный эгоизм,
нечеловеческое упорство, сильнейшее желание
жить и подольше оставаться молодым
здесь только приветствуются.

Его потуги быть незаурядным были вполне заурядными.
Хлопоты были суетливыми, но мирными. Удовольствие
он получал хлипенькое и редкое, но регулярное.
Жизнь удавалась частично, но угрызения совести,
слава Богу, до смерти не загрызали.
Жизнь текла медленно и чинно.
Прижизненная слава, если и маячила,
то где-то у самого горизонта.   

Мое творчество – это предутренние полеты
между «во сне» и «наяву».

Люблю себя, как скакуна, уважаю, –
как ломовую, тянущую воз лошадь,
и жалею – как клячу.

Говорят, что успех окрыляет, а неудача подстегивает.
А если два процесса объединить?!
…В ту минуту я чувствовал себя, как птица счастья,
которой крепко дали под зад, перед этим сильно
выщипав  на груди перья.
Полететь-то она полетела, но не по своей воле,
не туда, куда надо, и не те эмоции испытывая.

Ради своего светлого завтра приходится тащить себя
за сегодняшний чуб из вчерашней лени.

Нормальный человек – это как слоеный пирог,
в котором всего понемногу, и каждый слой
густо намазан ленью.
У ненормальных – слоев столько же,
а вот лень сильно подгорела.
Нормальный человек честен в меру
и ворует по-тихому, не зарываясь.
Лучше уж так – как-то моральнее.
Без крайностей. Без тупых принципов
и беспредельной жестокости.
Бог тоже редко сердится и любит золотую середину. 
Он свой лик прошел и главное, то есть мироздание,
уже создал. Куда ему теперь стремиться?!
Пусть человек теперь этот воз потянет.
И вот человек тянет.
И чтоб лучше ему тянулось, Бог заложил в него
стремление к максимальному результату.
Неважно какому, неважно где и в чем,
но к результату именно максимальному.
И вот человек стремится:
к максимуму движения,
максимуму впечатления,
максимуму благ,
максимуму удовольствий.
Нормальные люди воз своих обязанностей
тащат по жизни максимально долго
и поэтому максимально неторопливо.
Ненормальные – обходятся геройством:
максимально быстро, максимально эффективно –
взорвал свой воз – и ладушки! Быстро! Ярко! Хорошо!
Жизненное назначение выполнено! В сжатые сроки!
И можно на покой. Пирог готов… Такой же как все.
Но песчинки уже нет. Выгорела… Лень сгорела
вместе с пирогом… Вместе с человеком.
С ненормальным. Не таким, как все, но Богу
тоже нужным и необходимым.
Нужным и необходимым по-своему.
Для своих специальных нужд и специфических задач.
Задач, которых никто другой, кроме этого ненормального,
выполнить никогда не сможет. И Бог это знает. Бог так
решил. И не надо нам вмешиваться в его волю.
У нас нормальных своих забот по горло
на целую жизнь вперед. Сколько Бог даст.
И как у нас получится. А уж мы будем стараться.
Как нас учили, как мы можем, как надо. То есть
по максимуму своих ограниченных сил и возможностей.

Полный успех – это не только усердие и талант.
Это не только долгая напряженная работа
вопреки сильному желанию все бросить.
Это не только везение и удача.
Это не только чужие деньги и собственная хитрость.
Это еще… и перст судьбы,
который почему-то указал именно на тебя.

Счастье есть везде.
Оно валяется прямо под ногами, но за ним надо нагнуться.
Оно – за ближайшим поворотом, но туда надо дойти.
Оно висит в воздухе, но его надо захотеть схватить.
Оно – в каждом человеке, но до него надо достучаться.

Книга – это шанс запомниться и остаться.
Шанс остаться в памяти и мозгах, с тем,
чтобы уже без тебя продолжалось хорошее.
С тем, чтобы твое опосредованное влияние
на дела и судьбы имело место как можно дольше.

Чем отличается правда от лжи?!
– А, пожалуй, ничем…
Разве что временем и местом в нашем мозгу.
Разве что глазами смотрящего на них
и ушами, слушающими их.
Разве что направлением ветра перемен
и уровнем солнца цивилизации
над горизонтом жизни.

Есть еще светлые люди…
Есть… Но разные.
Есть вот светлые, которые аж светятся,
такие худые.
Есть блондины…
А еще есть блондины немного лысые,
чтобы не сказать совсем.
Есть светлые душой, и цвет волос и кожи
здесь уже большого значения не имеет.
Есть те, которые пытаются изо всех сил
чем-то перед кем-то блеснуть,
а у самих за душой,
кроме как камня за пазухой,
ничего толкового-то и нет.
Есть темные, от бед и напастей,
навалившихся на них, но с горящими глазами,
всеми силами пытающиеся пробиться назад к свету.

Дети – это будущее, которого к меня нет…
Приходится добирать другим. Везде.
Чем только смогу и где только сумею.
Вот и писательством/сочинительством/в том числе.

Представь, что ты – Бог, и ты все знаешь. Все-все…
Ты все уже видел бесчетное количество раз…
Будешь ты гореть, нервничать и вмешиваться 
по пустякам?! Ну, то-то же.
Еще. Представь, что ты  есть во всех и внутри каждого…
Представил?!
Ну и сколько тебя в каждом, если тебя
разделили на всех?! То-то же.

Поток сознания в литературном русле
чувствовал себя, как в прокрустовом ложе.
Поэтому сильно чертыхался и нецензурно выражался.
Глаза вылезали из орбит, уши заворачивались и вяли.
Бумага терпела все! Творческие муки достигали
уровня первых схваток. Радость победы
смешивалась с горечью поражения.
Ковалась новая книга. Кузнец плакал от счастья.
И смеялся навзрыд, давясь эмоциями, соплями
и чем-то еще непонятным, но очень щемящим
и на ощупь очень ценным. (Не дерьмом ли –
иногда в сомнении думал о себе писатель,
пловец и кузнец в трех лицах  и в одном теле).

Прозреть, призреть и презреть.
Разница в одну букву и в целую сторону света.
Прозреть – увидеть по-новому.
Призреть – пригреть и оказать поддержку.
Презреть – оттолкнуть и возненавидеть.

Разница в одну букву и в целую судьбу.
А, может, и больше.

Только наличие болезненных комплексов
и мучительной нереализованности
толкает тебя к сочинительству.
Как компенсация. Как сублимация.
Как замена и подмена.
Как боковой канал и обходной выход.

Если улыбка – это средство подороже себя продать,
то такой торг мне не нравится. Я слежу
за таким базаром с огромным отвращением.
Мне по душе больше, когда злятся,
но пашут, как черти за копейки,
чем если мне впаривают фальшивую улыбку
по цене золотого червонца.

Наблюдение:
У меня есть две знакомые литераторши…
Как-то одна про другую мне и говорит:
- Я ее и за писательницу не считаю…
Я для виду и проформы слабо кивнул
и возражать не стал, а про себя подумал:
- А кто у нас другого кого, кроме себя самого
за писателя почитает?! А за человека?!
Разве что только тех, о ком или «хорошо или ничего».
«Кто умер и тем уж заслужил…»
Или чужбинцев, которые далеко и на которых
наша зависть слабо реагирует.
«Да, не сыщешь пророка в своем отечестве
среди сплошной прорвы одних пророков,
какими мы все привыкли себя в зеркале наблюдать.

Далеко не все в этой жизни идет коротким путем:
очень часто многое вытворяет невесть что,
двигаясь по очень замысловатой траектории,
напоминающей полет мухи: шумно, суетливо
и непонятно куда. То ли ближе к сладкому,
то ли к вонючему.

Зависть – это мощный заряд энергии в организме
любой личности. Когда его накапливается много,
он прессуется и под давлением взрывается.
В результате происходят катаклизмы и революции.
Бедные от зависти поднимают на вилы богатых
и жгут дворцы. Когда же зависть заливается алкоголем,
получается пьянство. Когда зависть загоняется страхом
внутрь, – получается рабство. Когда зависть смешивают
с ненавистью и поджигают патриотизмом, получают
коктейль Молотова. Зависть не дружит с любовью,
но зато дружит с ревностью. Зависть – только часть
вселенского зла, но самая едкая и долгоиграющая.
Зависть – это болезненная невозможность быть другим,
когда этого тебе так жгуче хочется. В тот момент
ты забываешь о своем неповторимом  я, о своей
уникальной гордости, о своей единственной Вселенной,
где   ты Всё и Вся. Зависть отравляет тебя желанием
променять все это на то, что сейчас перед глазами,
в умах, в голове, в крови и печенках. В такие моменты
ты – слабак, а зависть – злорадствующий враг.
И у тебя есть только два пути:
или победить, или пойти в рабство.
Написал и подумал: «…О-па!
Это уже сказка о храбром соколе получается:
или улететь, или разбиться».
В реальной жизни для средних полулюдей
и картина получается половинчатая:
и победы не убедительные, и рабство не абсолютное. –
Ну, немного покусает и отпустит. Ну, немного пострадаешь
и забудешь. Ну, чуть-чуть помучишься, глядишь, на что-то
другое отвлечешься. И зависть не смертельная, и ты
не пальцем деланный. Ну, это уже терпимый поворот
в событиях. В этом компромиссном варианте
и жить полегче. А где полегче, туда и тянутся.
И мне ли кого от чего отговаривать?!
Мое дело маленькое: наметить и обозначить.
А решать и менять – не моего уровня проблема.
По крайней мере, за всех и на сегодняшний день.

Обладал необаятельной улыбкой выжатого лимона.
Пыжился выглядеть спелым персиком, но гнилое нутро
несмачно смазывало всю картину.

Писать книгу надо начинать тогда,
когда кое-что уже знаешь, а на остальное
руки чешутся что-то досочинить и допридумать.

Не знаю, что хуже:
крепко поддатый мужик,
сильно шизанутая женская особь
или самозабвенно влюбленный в себя мелкий эгоист
с крупными подлостями в характере.
А ведь их всех Бог любит одинаково.
Стало быть, они для чего-то нужны.
Для чего?! Нет ответа.

Задумался:
Для кого я вообще пишу?!
- Для себя?!
- Так я себя уже давно знаю, как облупленного.
- Для людей?!
- Может быть. Но каких людей?
Тех, которые хуже меня?!
- А зачем мне ихнее признание.
Или я хочу перевоспитать их?!
А они на это будут согласны?
А может, я пишу для тех, кто лучше меня?!
- Так зачем я им? – они и так все лучше моего
знают и понимают…
- Для таких, как я, я стараюсь?!
- Так они сами с усами
и каждый во что только не горазд, когда только не спит.
Нет. Все не так и не так просто,
как на самом деле мне это кажется.
Но иногда ко мне приходит мысль,
что я что-то в этом все-таки начинаю понимать.
Мне кажется, я пишу и как бы таким способом
общаюсь с каким-то информационным полем,
каким-то полем общего знания общего знания
и мудрости. Когда я пишу, я становлюсь частью
этой интеллектуально-духовной субстанции.
Я в ней живу и развиваюсь. Мне здесь хорошо
и комфортно. Здесь я человек, который
звучит гордо и сам себя за это уважает.
Уважает сам, но все-таки в глубине души надеется,
что кто-то еще его поймет, оценит и поддержит.
Надежда эта слабенькая, но живучая. А главная
суетливая и деятельная. Вот так и выходят в свет
мои строчки. Вот поэтому я и пишу.

Нет победы и нет поражения. Просто есть жизнь
и есть смерть. Жизнь – это победо-поражение.
А смерть – это поражение-победа. И жизнь одна,
и смерть одна. Они побеждают каждая на своем поле
до тех пор, пока не перейдут на сторону противника.
Там их ждет неудача. Но, конечно, временная.
До нового воскресения и до новой смерти.

Я слабенький, но упряменький.
Я неудачливенький, но терпеливенький.
Я противненький и сильно самолюбивенький.
Я не такой, как все лучшенькие,
но вполне искрененько считаю,
что ну и хрен им в зубы за это.
- Я и так проживоханькаю маленько, но тепленько.
Трусливенько, но сытенько.
Не яркенько, но долгенько.
Тьфу! Противно даже писать такое.
А кому-то ж и читать придется,
как мне «в жизненьке тяжкенько живется».
А, впрочем, не расстраивайтесь сильно.
Спасибо за внимание, а я еще поупираюсь.
Честное слово! Посопротивляюсь!!!
Посоплю и попыхчу!!! И поёрничаю!

Советы растеряхе.
Чтобы найти потерянную вещь:
1. Надо ее поискать.
2. Еще раз поискать.
3. Включить голову и вспомнить все места,
куда ты с ней ходил (с головой и вещью).
4. Спросить всех, кто тебя с ней мог видеть,
где они вас видели в последний раз.
5. Выматерить вещь, ее мать и дальних родственничков.
6. Выматерить себя.
7. Стать ласковым и попросить у вещи прощения и найтись.
8. Успокоиться.
9. Сказать «ку-ку» несколько раз (громко).
10. Еще раз поискать.
11. Окончательно успокоиться.
12. Все забыть.
13. Немного подождать.
14. Вспомнить и посмотреть.
В результате за это время:
а) вещь найдется сама;
б) ее кто-то найдет;
в) она тебе уже будет не нужна;
г) у тебя будет другая, не хуже;
д) у тебя будет две вещи: и старая, и новая.
И ты будешь ломать голову,
куда одну из них положить/деть.

…Говорила мне жена:
«Твоя мать много ненужной работы
делает сама и тебя заставляет».
А я себе слушал и думал:
«А ты, Лена ленивая, жена моя милая,
камень мне на шее вечный, – ты никакой работы
делать не любишь – ни нужной, ни ненужной…
Лишь меня все заставить норовишь».

Смотрю на себе в зеркало… И не знаю…
По частям я себя бы всего отдал. И лысину бы отдал.
И глаза блеклые. И морщины под ними.
И рот кривой, и зубы в нем гнилые.
И улыбку свою не до конца убедительную.
Но вот чтобы целиком от себя отказаться,
так уже нет! – Никогда! Ни за что на свете.
- Я сам себе дорог. Весь! До последней капли крови,
миллиметра  нервов и грамма серого-пресерого вещества.
Да никто меня по частям и не возьмет. Возьмет меня
старая с косой когда-нибудь всего сразу
и в любом, даже самом неприглядном виде.
И придется отдаться… В эти плохие, костлявые руки…
А куда денешься?! Никуда не денешься.
Но. Все-таки и тем не менее.
До этого еще надо дожить, и я еще поупираюсь.
Отдамся я в плохие руки. Отдамся… придется.
Но сделаю я это по возможности попозже
и по возможности в лучшем товарном виде.
Чтобы, когда в гроб меня укладывать стали,
ни у кого язык не повернулся сказать,
что в гроб краше не кладут. Я буду стараться.
Изо всех сил. На самораспад стареющей плоти
буду отвечать силой воли, силой поведения,
силой хороших  привычек, полезных занятий
и правильных поступков.
Упрусь. До конца.
До самого конца!
До самого конца упрусь тем своим упрямством,
которое мне от мамы моей досталось.
А ей от упрямого и стойкого, великого, но окраинного,
большого, но малороссийского народа.
А если чего не хватит, от папы возьму.
От моего папы, настоящего казака  и великоросса,
пропойцы и работяги, души преширокой
и доброты бесконечной.

Жить по минимуму  - глупо, но долго,
а по максимуму – быстро, но смертельно.

Мои положительные мотивации и цели
стали заканчиваться. Включился режим «вопреки»;
«выдержу»; «достою»; «не так надо, но так есть,
значит, так и буду упираться».

Слава Богу, у меня пальцы на руках есть.
Есть чем по ночам уши свои затыкать.
А иначе с ума бы уже сошел, слушая
регулярные ночные, часами продолжающиеся
упреки, претензии, проклятия и стенания
моей шизоидной жены, чокнутой на всю голову
с момента зачатия, а может, и раньше.

Замечание:
Я тебе завидую!..
С хорошим воспитанием тебе еще только
предстоит познакомиться…
А вдруг повезет и так обойдется?!
Представляешь, так обезьяной век и проживешь!
Прелесть-то какая – так слиться
с нетронутой природой.

Лучше

Лучше поздно, чем никогда.
Лучше никогда, чем всегда не то.
Лучше всегда, но по светлой стороне.
Лучше не думать, чем подумать и не придумать.
Лучше по-хорошему, но если не получается,
то лучше по-плохому. Лучше враг хорошему
и друг развалу. Лучше спать и видеть,
чем мучиться бессонницей вслепую.
Лучше бдить и перебдеть,
чем не бдить и обделаться.

Ум и энергия соединяются в человеке по-разному:
1) умный и энергичный – это среднее звено:
приказчик, десятник, бригадир, мастер,
управляющий, менеджер;
2) тупой и энергичный – это исполнитель.
Если энергия злая – злой исполнитель.
Если энергия добрая – полезная тягловая лошадка.
3) тупой и ленивый – это иждивенец.
Часто бывает не по-тупому  хитрожопый.
4) умный и ленивый – это элита. Это руководители,
политики, власть  и сановники.

…Потом мы все-таки люди. И братья, и сестры…
И человеки, которые гудят громко, чтобы звучать гордо…
Но сначала  мы – животные.
Сначала мы – самцы и самки.
Самовлюбленные эгоисты и сволочи,
которые любой ценой, но чтоб себе и подороже.
Но сначала мы – куски слабоорганизованной материи,
имеющие целью любопытствовать, шевелиться
и размножаться. Но сначала мы куски минералов
и органического сблева, почему-то сбивающегося в кучу.
Но это все сначала. А потом мы все-таки люди.
К сожалению, это «потом» часто бывает
запоздалым и хилым. Старым и избитым.
Банальным и тривиальным. Если бы не надежда
на светлое будущее и на еще одно «потом»,
надеяться потом практически было бы не на что.
Но мы все-таки люди. Мы все-таки человеки.
Мы звучим и думаем, что гордо, и надеемся, что всегда…
Верим, любим, ждем и надеемся… Надеемся.
На все хорошее, что есть. И в нас. И в людях.
И во всем, что будет…

У городских и у больных телевизором
безразличный трагизм легко сменяется
безразличной радостью.
А в глазах – пустота и склизлый туман.
И вроде всего много, и есть чем занять себя.
Но время уходит впустую. Убитое впустую
пустое городское время,
набитое телевизорной дребеденью.

Не бери на себя функцию Бога, а вот замом
по внутрихозяйственной части
собственного организма личности можешь быть.
Почему бы и нет. Смело!
Не суй шею в ярмо раба божьего.
А вот трудиться в меру сил и на благо.
Да по божьим законам. Отнюдь. Смело и всегда!

Знать свой потолок надо. Но это совсем не значит,
что надо в потолок все время смотреть.
И тем более, что все с потолка надо брать.
Головой стену не прошибешь и до потолка ногой
не достанешь. Доплюнуть можно. Но это не выход.
Надо искать другие решения, и тут метод «ППП»
«пол, палец, потолок» – поможет мало.
В смысле много, если забыть о своем потолке
и попытаться улететь за горизонт своих привычек
и своей обыденности. Сначала улететь мыслью.
Потом телом и делом. И, главное, не забывать
время от времени следить за потолком.
Потому что знать свой потолок надо.
Хотя бы для того, чтобы сориентироваться,
где верх, где низ, где окна-двери, тумбочка,
кровать, занавески, где пол и где потолок.
Чтобы знать и различать поля деятельности
и дороги судьбы, ветра перемен и места под солнцем.
Чтобы знать и понимать, что все происходит
в борьбе с невозможным, наперекор мнениям,
высосанным из пальца и взятым с потолка.

«Маленький был, мечтал не болеть.
Теперь мечтаю не зависеть.
Вот выучусь и сам себе буду зарабатывать на лекарство».

                (Игорь Веселов, врожденный СПИД, из газеты)

В рай попадает тот, кто после каждого падения
встает и идет дальше падать.
А когда уже падать некуда – попадает в рай:
а как же иначе?!
Сколько можно на падения попадать?!

Сжатая до хлесткого выстрела пружины мысль,
и мысль, куцо урезанная до состояния евнуха;
мысль кастрированная и мысль концентрированная,
может, по форме и похожи, но содержанием
отличаются кардинальнейше!
Как тот, упомянутый выше евнух, – еще человек,
но уже не мужчина.

Музыка честнее слов.
Если она хватает, то прямо за жабры.
Если она противна, то тебя сразу же и тошнит.
Со словами – сложнее.
Они убаюкивают и приглаживают.
Уводят вдаль и приводят в никуда.
Они льются, как вода, и засасывают, как болото.
Они обещают и не дают.
До дела им далеко, а до музыки вроде бы и близко,
но звуковое сходство это насквозь фальшиво.

Грубая вежливость есть. Я это знаю, и я ее ненавижу.
Это вежливость сверху. С позиции господина,
который красиво, но вредно, вежливо, но грубо
определяет тебе сверчку и тебе, бледной моли,
Ваше место на шестке и в шкафу со старой рухлядью.

Техническая интеллигенция ржавела и загибалась
от недокормленности и недозанятости.
А творческая интеллигенция в это же время
гнила пышным цветом. Демократия крепчала.
Цивилизация упиралась в свой горизонт.
Излет сил и возможностей был близок,
но конец обещал длинную и бесполезную агонию.

Сухое дерево дольше скрипит, зато красное – больше стоит.

Пьянство – непрерывная серия ежедневных самоубийств.

Долгая жизнь – это обязательство доползти до края поля,
где в канаве тебя терпеливо дожидается костлявая с косой.

Жизнь – издали комедия;
            – вблизи трагедия.

Жизнь – это история идиота, полная шума и возмущения
и лишенная всякого смысла (приписывается Шекспиру).

Жизнь – это долгая репетиция пьесы,
которой не суждено состояться.

Закон останавливает слабых, чтобы помочь сильным.

Чтобы писать романы, надо любить людей на бумаге.

Легкий обман

Легкий обман необходим. Для общения,
для движения, для всего.
Как смазка. С легким обманом легче.
Из его посул далеко не все сбывается.
Но без этих посул организм вообще стопорится и глохнет.
Наступает мертвая пауза упадка и пессимизма.
Ты знаешь, что все плохо. И это правда.
Горькая и тяжелая. А она тебе нужна?
Тебе от этого легче?! Она тебе помогает жить и строить?!
Лучше встрепенись! Легко обманись. Поверь во что-то.
И вперед! Набирая обороты уверенности.
Далеко не все из надежд сбудется.
Но это и не надо. Не это главное.
100 %  и не бывает. Нигде. В природе и принципиально.
Так почему у тебя все должно быть не как у людей?!
Хорошо и то, что у тебя есть. Уже. И будет еще.
Стоит только поверить! В себя и свои силы.
Легко обманись! Поверь!
В очередной раз. И будь счастлив!
Хоть на короткое время.
Ведь из таких коротких мгновений оно и состоит.
Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.
И пока добрые тюфяки протирают задницы,
ушлые пройдохи сказку «делают» с прибылью.
Энергично и по-деловому.
Так как это принято во всем мире.
Хватко, ярко и нахраписто!
И я им завидую.
Чуть больше, чем мягкотелым многодумам
и много топчущимся на скамейке под древом жизни.
– Так что не делай себе грустно.
Не грузи себя ненужными страхами
и лишними сомнениями.
Легко обманись и вперед с песней.
Легкий опиум для народа жизненно необходим.
Без повидла мухи дохнут от скуки.
Хоть некоторые так и конец свой находят.
Сладкий, между прочим. А чем сладкий конец
хуже беспросветной серой действительности?!
Это еще вопрос. Может, лучше сладко вляпаться,
чем горько стонать «на сухую»?! Кому как.
Знаю одно. Без разведки боем, без движения вперед
в неизвестность нет движения в жизни вообще.
Потому что жизнь – это движение с элементами
проб и ошибок. Ошибок порой смертельных,
но в целом полезных и необходимых.
Стоя на месте, ты умираешь на месте.
Тускло, бесполезно, самого себя
загрызая от скуки и нереализованности.
Совершая же разведывательные действия
и трагически ошибаясь, ты тем не менее находишься
на правильном пути, потому что выполняешь то,
что тебе предназначено выполнить
в цепочке жизни и эволюции.
И это правильно! Так и нужно!
Поэтому я за движение. Я за ошибки. Я за обман.
Легкий, но смертельный. За обман,
с которым можно умереть, но с которым нужно жить!

Что толку гонять чужую корову с чужого огорода?!
Ради кружки молока?!
– Так нести его некому.
А самому пить уже не хочется…

Если зайдем с другой стороны и возьмем быка за яйца,
результат вряд ли станет менее плачевным.

Хорошие мысли – неплохая часть здорового образа жизни.

…Мало кого я хочу впускать в свое одиночество…
Из тех, кого знаю, – никого.
Из тех, кого не знаю, – и того меньше.
Хотения мало, а вот желание все-таки есть.
Это странно. И непонятно. И приятно.

Моли Бога, не задевая черта.

Жить – значит, иметь проблемы.
Справляться с ними – значит,
справляться со своей жизнью.

Я долготерпеливый, неугомонный, хромой, одинокий,
старый, гнилозубый, лысый койот.

(Неважное и ненужное просьба
не зачеркивать: это моё).

На смену глупым безрассудствам
приходит горькое раскаяние.
И хорошо, если тебе будет чем от него заслониться.
(Твердая воля и полезные привычки 
здесь явно не помешают).
В среднем возрасте всего хочется средне.
Если ты это хочешь опровергнуть,
надо постараться с силой выше средней.
Чтобы эту силу развить,
надо сильно-сильно захотеть.
А где хотелки взять??
Только за счет силы воли, которая уже у тебя
должна иметься в наличии.
Как ты хочешь. Или копи ее, или воспитывай,
или тренируй, или соли или консервируй.
Оно она должна быть и её должно быть много.
По крайней мере на отдельном участке
решающего удара в нужное время.
Так. Только так и никак иначе.
А иначе – дно, болото и дебри.

…Да. Так, видимо, и было…
На твоей стороне тяжелая, горькая и голая правда…
И как теперь с этим жить?!
На пистолет денег нет,
да и делать лишнюю дырку в голове неохота.
Ладно, что-нибудь придумаем.
Справимся.
Gan tiksim gal;.

…Совесть проснулась раньше
и попыталась меня разбудить.
Но это был не ее день.
Вчерашний наркоз еще действовал,
и я проспал до вечера.

Как быть, если и силы есть, и возможности есть,
и время есть, – и все есть, кроме желаемого результата?!
Я и ответ уже много лет знаю.
Даже в нескольких вариантах…

- Ну, что ж. Пока жизнь меня на остановила
на последней остановке под названием кладбище,
буду отрабатывать эти варианты.
И вдоль, и поперек. По очереди и без.
Вхолостую и под давлением, надеясь:
А вдруг, авось, и о чудо!
Время-то есть. Оно не может не есть.
А что до терпения, так его у меня навалом.
Чего-чего, а терпения мне Бог отмерил,
как хорошему и порядочному.
Так что будем жить и дерзать!
Дерзать и терзать все неподдающееся
и всех несогласных.
Другого выхода у меня нет.
(Вообще-то он есть,
но я на него не согласный).

Царь в голове

Держать только одну мысль в голове
постоянно и наготове могут только
фанаты, повернутые и герои.
Две мысли – в голове у шизофреников
(обычно  обе – неважные).
Три – у вечно сомневающихся мямль и рохлей.
Когда мыслей много, но они бесцветные
и бестолковые – значит, и хозяин у них такой –
обычный человек из толпы,
имя которому – серая масса.
Много, много мыслей – имеют таланты.
Много, много, много – гении.
Все – Бог, потому что Бог – это всё.
Ну, а я – это я и совсем отдельная история.
Есть еще «мы», «вы», «они».
Есть еще много их. Их много, – а я один.
Как Бог, хотя и не Бог.
Потому что Бог – это всё и для всего.
А я такой только для себя
и для душ, особо ко мне приближенных.
И родственных.

Невезучего человека жизнь скручивает в бараний рог,
а человек везучий из этого рога делает себе рог изобилия.

Мое любимое место – койка.
Это мой кабинет, космический корабль и долина грёз.
Там я читаю книги, мечтаю, погружаюсь в нирвану,
уношусь в иные миры  и сказочные страны,
там я творю и себе нравлюсь.

…В голове у меня циркулирует несколько главных мыслей.
Их немного. Их и не может быть много. Главных…
Каких – 4-5. От силы – 6. Одна – о смерти. Одна –
о неудавшейся жизни. Одна – о нерожденных детях.
Одна – о том, что еще я смогу в этой жизни.
Одна – о смысле смыслов и причине причин.
Есть еще у меня мыслей. Их много еще есть у меня.
Но то больше уже каждодневные мысли.
Они частичка и по касательной сходятся с главными,
но живут своей отдельной, часто короткой судьбой.

Завистью не мучаться надо, а работать с ней командой.
То есть направлять ее в полезное  русло. Она землю роет,
а ты не подставляйся, отойди в сторону и полюбуйся,
как она бьется в экстазе  о твои же ребра.

Жить «так» не можешь?! Живи через «не могу»;
обходя «не могу»; вообще без «не могу».
Живи совсем «не так», «моги» и скажешь!
А «не могу»  оставь под кустом.
На обочине. Под забором.
Пусть там от «не могу» кончается и подыхает.

«На трости Бальзака было начертано:
«Я ломаю все преграды»
На моей: «Все преграды ломают меня».
Общее у нас – это словечко «все».
                (Франц Кафка).
Франц Кафка… Еврей, пражанин, немец
австрийской культуры. Тихий сумасшедший
с громким именем. Человек, просто умеющий
писать и делающий это архисложно  и запутанно.
Дилетант чистой воды, достигший
в деле дилетантства высшей степени маразма.
Самый профессиональный среди всех графоманов
и самый умный из всех умом обойденных.
…Из тех, кого слава находит не потому что, –
а вопреки всякому здравому смыслу.
А может, просто из-за того, что… вот немного
этого еще нам и не хватало для «полного счастья».
А может, просто потому, что это настолько отличается
от всего нормального, что уже этим вызывает внимание,
интерес и невольное уважение, как ко всякому,
жертвующему свою нормальную жизнь
на явно ненормальные и лишенные
простого жизненного смысла дела.

Средства против зависти:
представь, что предмет твоей зависти умер.
Невероятно, но факт. Умер. Сегодня похороны.
Сходи на кладбище. Потом мысленно
побывай на поминках и на 40 днях.
Потом оживи его и отправь
в пожизненную командировку в Африку.
Пусть попарится там себе на здоровье,
пока не заткнется от малярии еще раз.
Представил  себе все это?! – Ну, и ладненько.
Теперь плюнь, разотри и забудь вообще
о таких мелочах думать. Глядишь,
к этому времени тебе и впрямь полегчает.

Старая дева учительница смотрела
на мою старую школьную золотую медаль,
и я где-то понимал, что ничего принципиально нового
не предвидится, и все-таки какая-то интрига
еще по инерции какое-то время
слегка волновала мою кровь.

На голове у разбитной кассирши Тани
была прическа «легкий шторм в начале мая».
Молодые глаза блестели шальным блеском.
Губы ярко алели в свежей помаде.
Таня призывно улыбалась,
и ветер от вентилятора напористо дул
во все ее беспутные паруса.
Глядя на все это, сильно и вдруг
хотелось безумий и разврата.
И все это щедро предлагалось.
Прямо здесь. Не отходя от кассы.
Но… к сожалению… Предлагалось это
всем желающим, и желающих мало не казалось.
Хотелось эксклюзива и частной собственности.
Но… Таня была чересчур весела, легкомысленна
и любые ограничения своей свободы
считала грубым посягательством на права
своей слегка стервозной (и чего уж там)
откровенно пуританской личности.

Святой – это еще не бог.
И уже не человек.
Бог ему не помогает,
а люди не завидуют.
Божьего в нем до слез,
а человеческого до смешного – мало.
Это урод, который ни то, ни сё.
Ни нашим, ни вашим.
Ни себе, ни людям.
Вроде бы – Богу…
Но Бог про это молчит.
Ждет, что люди скажут… Или не скажут.

Жизнь без музыки была бы ошибкой.
Дарящим музыку прощается многое.
Почти всё. Ну, почти всё.
По крайней мере, очень и очень многое.
Музыка – это катализатор и вдохновитель.
Сказка и проклятье, живая роса и едкая отрава.
Хорошая музыка  окрыляет,
плохая повергает в уныние или даже отчаяние.
Музыка поднимает до небес и бросает в бездны.
Музыка – это калейдоскоп красок и радуга в звуке.
Музыка – это не просто сила, а звучащая сила.
Музыка – это организованная материя,
которая божественно звучит и чертовски возбуждает.
Если Господь Бог разговаривает на всех языках,
то только на языке музыки
его понимают все без исключения.
И если Бог для разных людей – разный,
то только музыкальный Бог – на всех один.

Будь спокоен.
Мысль, на которую тебя хоть один раз «пробивало» –
уже твоя. Ты уже запрограммирован не нее.
Пока ты ее не отработаешь, она тебя не оставит.
А потом… А потом она, как отработанная ступень
отстрелится сама, или ты возьмешь ее с собой
в дальнейшее плавание, как кирпичик своего знания,
из подобных которому и состоит твое мировоззрение
и миропонимание.

Важно не просто все, но по максимуму всего.
Не просто максимум, но максимум интенсивный,
сконцентрированный, многоуровневый и многосторонний.
Максимум быстро переключаемый и острореагирующий.
И гибкость нужна. Приподнятость духа.
Над своей серостью и над ситуацией.
И если – так до конца.  А если не так – то от ворот – поворот.
И не сомневаться! А если сомневаться, то не дольше,
чем до принятия решения. А не найдется решение в срок –
без сожаления отвернуться и грести в другую сторону,
в другую степь, – в иные миры, к новым горизонтам.
Так! И только так. И никак иначе.
А если иначе, то только потом, когда его время наступит.

                (Почти по Веллеру)

У лжи век короткий, да ноги длинные.
Да счет в банке солидный, и жизнь, как в сказке, красивая.
Вот разве что с совестью она не сильно дружит…
Да, кто же в наше время на такие мелочи внимание обращает.
Пока молод, да здоров, да в силе, только буйствовать и время.
Блудить и блуждать, грешить и тешиться,
верить и врать, пробовать и ошибаться!

За долго жить есть только на одно «за» больше, чем «против».
И это «за» – любопытство: «А что будет завтра такого,
ради чего можно перетерпеть тоскливо блеклое сегодня».

История такая:
Добрым рукам достались больные ноги.
Больные ноги добрые руки недалеко унести могли.
И воз с возницей и ныне там… был бы.
Был бы, если бы тело не комплектовалось сильной волей,
горячим сердцем и холодной головой.
Эта сильная и почти святая троица
страстно захотела ситуацию переломить. 
И прошло время.
По меркам терпения существенное,
по меркам вечности – мизерное.
У добрых рук с больными ногами
благодаря сильному желанию и большому терпению
за спиной выросли крылья.
Крылья Мечты.
Проблема с передвижением отпала,
ибо было успешно решена на более высоком уровне.
Лишенный способностей хорошо ходить
научился прекрасно летать.
Раньше видевший не дальше своего носа
стал смотреть за горизонт.
Раньше думавший только о своем слабом теле
стал печься и радеть о делах важных и нужных для всех.
И все получилось
                как в сказке.
                Как оно должно быть
                на самом деле.

В постели. Один. Ночью. Под утро.
С ручкой в руках и состоянием нирваны в душе.
Вот мои мгновения настоящего блаженства.
В это время я все знаю, и ничто меня не беспокоит.
Я могу все и летаю везде. По пути интересное записываю.
            Это кайф.
            Блаженство.
Полное подключение к космосу.
И полное отключение от суеты.
...
Незаменимых больше всего на кладбище.
И то пока могилки не зарастут да кости не истлеют.

Желание понравиться –
****ское по своей сути… И самское.
Но женского начала в нем все же больше.
Другими словами, желание понравиться –
это активный способ победить пассивно.

В титрах сказок его не было даже в эпизодах.
Иногда он мелькал в массовках, но все на ногах
да мельком. Он даже меда-вина не пил,
которое по бороде текло, да в рот не попадало.
Он был тихоня-неудачник и жил – тихо и неудачно.

Ни себе, ни людям. Ни стране, ни богу.
Кому это нужно? Мало понятно и мало приятно.
Но раз такие варианты существуют. Значит,
для чего-то они все-таки нужны?!
Для массовки? Для балласта?
Для заполнения пустот? Для выполнения плана?
Для пушечного мяса? Чтоб жизнь имела резервы
и возможности?! Не знаю.
Не мы это придумали, не нам это менять.
Пусть будет, как есть.
И как будет, так и будет.

Все люди одинаково смотрят
на горизонт/в сторону горизонта.
Но лишь немногие видят за горизонт.
И только единицы за горизонтом нащупывают еще
и другие горизонты, вертикали и параллели.
Вот такой единицей с большой буквы
является Михаил Веллер – писатель, философ,
максималист – склочный человечишко,
но большая и многослойная личность.
В этом направлении и я пытаюсь смотреть.
Ничем не лучше, чем остальные,
но с постоянным самовозражением:
А чем я, собственно, хуже?!

Говорят…

Говорят, цитата – это мысль
уже кем-то переваренная.
Одни на этом останавливаются,
довольные хорошим состоянием тормозов
у своей умственной системы
и достаточно ярко выраженной
степенью самоограниченности.
Другие помнят не только эту цитату про цитату,
но кое-что еще другое. Например, то, что китайцы
свою китайскую стену почти из пыли построили
(из земли  то бишь). А в Европе
сейчас на свалках электростанции делают.
В природе ничего не пропадает.
Все связано и находится в состоянии
материального и энергетического обмена.
Для кого-то навоз – это дерьмо.
А вообще-то это промежуточный продукт,
служащий для кого-то началом пищевой
или иной цепочки.
И человек тоже. Даже если полный отстой,
для чего-то, но нужен. Как звено,
как промежуточная веха,
как камень, по которому когда-то пройдут
правильные люди к нужной цели.
Так что все мы навоз, и все мы –
промежуточный продукт, по большому счету.
Разница лишь в том, что одни способны
отдать себя природе поярче и погорячей.
А другие – повонючей да попротивнее.

Расшатывание нервной системы

Зоя Кайдановская (актриса за 30):
«Я тренирую себя на расшатывание нервной системы».
Я, когда это услышал в программе Андрея Максимова 
«Ночной полет», то чуть не подпрыгнул! Вот!
Психоформула, которую я так долго ждал
и подспудно так долго искал… …Тренировать себя 
на расшатывание нервной системы.
В хорошем, полезном смысле.
Во-первых, тренировать. То есть организовывать,
заставлять, принуждать, подстегивать. Делать все,
чтобы извечная и неизбывная лень почувствовала,
что не она одна «в доме хозяин».
Во-вторых, расшатывать. То есть переводить себя
в активное состояние. Переводить себя
из состояния инерции покоя
в состояние инерции движения.
Теперь я тоже стараюсь «расшатывать
свою нервную систему» почаще.
В хорошем и полезном смысле.
Чтобы не давать ей спать.
Чтобы не давать ей заплесневеть.
Чтобы она была в хорошей форме.
Чтобы я от себя с нервной системой,
находящейся в хорошей форме,
получал максимум приятных и полезных
ощущений и впечатлений.

Разум и эмоции

Чистый разум – это Бог.
Чистые эмоции – это сатана.
Человек – это и не Бог, и не сатана,
а всего вместе, но понемножку.
В какую сторону ты качнешься,
туда тебя дальше ветром судьбы и унесет.

Музыка – это особая сфера
и особое место в жизни человека.
Музыка звучит порой божественно
и порой чертовски эмоционально.
Она пугающе красива и завораживающе мила.
Она зовет к подвигу или страшно подавляет.
Она действует на нервы и сводит с ума.
Она отправляет душу в сказочный полет
или вызывает приступы черной меланхолии. 

Человек податлив.
Всякий.
Но каждый по-своему.
Твердый, как железо, и податлив, как железо.
Если его нагреть и отковать.
Мягкий, как глина, – в руках мнется,
пока не затвердеет не хуже камня.
Кисель – это кисель.
Серая пыль – это серость и труха пыльная.
А вонючий, как дерьмо, тот и податлив, как дерьмо.
Кстати. У всякого человека это есть:
и железо, и глина, и кисель, и серость.
А уж дерьма, того навалом у любого.
Даже у железного-прежелезного.
В какие жизненные условия человека поставишь,
той стороной своей химической сути
и физического состояния он и повернется.

Жизнь не страшнее жизни.
Взялся жить – живи. А не мучайся.
Долгие мучения – длинная смерть.
Лучше жить и не обращать внимания на страх.
Тогда и жить легче и умирать проще.

…Заболев, ты волей, но больше неволей
переходишь из мира здоровых,
где царит безмятежность и ленивое счастье,
в мир болезней, где страх, боль и мучения – правят бал.
Если это произошло под старость, ты – в аду,
называемом больной и немощной старостью.
Но жившие и попрактиковавшие
на своем веку доктора знают,
что к 60 годам у среднего смертного
накапливается до 3 – 5 хронических недугов,
каждый из которых потенциально
может больного угробить.
Выделиться особо повезет не всем сразу,
но больному от этого не сильно легче.
Не мытьем, так катаньем. Не катаньем, так ползком
или со скрипом, но старость со смертью
встретятся необратимо. И объятье это будет
не дружеским, но последним.

Даже от хорошего человека хочется отдохнуть.
Даже если этот хороший человек
не кто иной, как ты сам, собственной персоной.
Выход есть, и этот выход настолько прост,
что все им постоянно пользуются.
Надо просто переключаться на других.
Подзаряжаться от них, развлекаться у них,
нырять в их космические бездны
и выныривать оттуда
с золотой рыбкой опыта в зубах.
Людьми надо пользоваться
и давать им пользоваться собой.
Взаимообразно и обоюдополезно.
Общаться в радость и впрок.
С умыслом и просто для разгона.
Для поддержания штанишечек и тонуса.
Для снятия стресса и подъема настроения.

За 8-часовой рабочий день
можно выполнить тупо свою дневную норму.
А можно: зачать ребенка, сделать открытие,
улететь мыслями за горизонт
и там рассмотреть свое будущее
на годы вперед.
Можно спланировать свои действия
по достижению конкретных целей
и реально этим 8 часов заниматься.
8 часов – это один день и целая уйма времени.
Берегите их, цените их, загружайте их – свои 8 часов.
Следующих и каждых.
8 часов – ведь это так много,
это же ведь целая 8-часовая бомба.
Если ее правильно зарядить
и правильно сбросить на цель,
то можно победить в любой войне
любого врага и самого страшного неприятеля.
Только сконцентрируйтесь и захотите.
Вы обязательно победите.
Если не за эти сегодняшние 8 часов,
то за завтрашние обязательно и гарантированно!

Секрет счастья состоит в том,
чтобы радоваться малому, как большому,
и недолго, но – всегда!

Без никаких эмоций – ты моллюск,
а с взъерошенными эмоциями –
ты петух гамбургский.
Без ума – ты глупая скотина,
а с умом – ты скотина подлая.
Без удачи – ты жалкое зрелище.
А с удачей – объект завистливых мучений
неродных и знакомых.
Со здоровьем – ты нарасхват.
А без – никому не нужная развалина.

Знание и понимание будущего – это много.
Но ножками тебе, все-таки, самому
к этому будущему придется поперебирать.
И достаточно интенсивно.
И, дай Бог, чтобы не сразу.

Раствориться в детях не удалось.
Или я не такой, или дети не хотят меня в себе растворять.
Раствориться вот так просто в дерьме – не хочется.
Остается пытаться раствориться в делах и поступках.
Желательно, поступках и делах
не самых бестолковых и бессмысленных.

Жизнь дается Богом.
А дальше уже тебе вожжи в руки,
кнут за пояс и ветер в спину!
И рули, пока Бог не прийдет за тобой во второй раз,
чтоб забрать твою душу к себе обратно
в свое вечное пользование.

Продавай свою жизнь подороже
и в последнюю очередь за деньги.
Помни: счастье не в деньгах
и не в их количестве, но в качестве счастья.
Сначала в качестве желания счастья.
Затем в качестве исполнения задуманного,
а затем в качестве принятия решения
о переходе на новый уровень мечты.

Километры пустой болтовни и кварталы
воздушных нежилых замков 
разделяли меня и этого горе-оратора.
Он был рад поболтать, а я был бы рад
его не слушать, но яд телеэфира
делал свое грязное дело,
и мое настроение заметно тускнело.
Я щелкнул пультом, но неприятный осадок
в организме оставался еще долго: на что тратит
этот недоносок свои силы и время,
неся эту несусветную чушь?! – На что трачу я
свою единственную и последнюю жизнь,
впуская это дерьмо через уши к себе в душу?!
Ответа не было. То есть он был.
Но чтобы с ним согласиться, надо было поднимать
задницу с дивана и все менять, бросать, рвать, метать
и ехать куда-то далеко, чтобы заниматься чем-то
совершенно другим и абсолютно новым.
Желание такое присутствовало…
Но было оно таким слабеньким и хиленьким,
что моя разжиревшая и самодовольная лень
легко с этим неудобством справлялась
одной левой, не снимая халата.

Народ – интересное образование.
Он одновременно мудрее отдельного человека
и в то же время – глупее.
В нем есть что-то божественное
и много-много растительного, каменного и морского.
Он похож на леса, поля и горы, но дышит.
Он – исполин, а подчиняется воле
любого крикуна и проходимца.
Он – глыба, а иногда ведет себя
как последняя овца перед мелкой собачонкой.

Если ты под Богом, – ты раб Божий.
Если ты над Богом, – ты улетел в свой космос,
а Бог в это время спустился с небес на землю.
И Вы, как всегда, разминулись.

Если ты дурашливо весел или сходишь с ума
от тоски и грусти – ты находишься с краю.

Если ты отключил эмоции и холодно
и логически рассуждаешь, ты ближе
к золотой середине, где покойно и хорошо,
но скучно и уныло.
А вот если разогнать эти процессы до приличных оборотов,
если сократить время на остановки и сомнения,
то можно быть весело-радостным, немного грустным
и не терять при этом способности трезво рассуждать:
грустно-весело, мудро-дурашливо, безоглядно,
но дальновидно. И все это в одном флаконе –
в священном сосуде грешно-праведной,
грустно-бесшабашной, божественной,
по сути единственной и неповторимой
земной твоей души.

Когда мне говорят, что я такой же, как тысячи остальных
простых смертных, меня это измельчает на тысячу частей.
А когда мне говорят, что я не такой, как все эти тысячи
простых смертных, я сразу становлюсь тысячекратно
значительнее и весомей сам перед собой.

Слабый писатель – легкое сумасшествие.
Сильный писатель – сильное.
Хороший писатель – это хороший кусок оторванности
от обычных рефлексов и привычек обычной жизни.

В писателе не то плохо, что он хочет все написать…
Плохо то, что он хочет заставить Вас все это прочитать.

Заставлял себя радоваться жизни…
Иногда надоедало, и он облегченно начинал
ныть и плакаться себе же в жилетку.

Выбрал себе литературный жанр:
короткими формами по длинному безделию.

Соседи дело такое:
Хороший сосед плохого может исправить,
а плохой хорошего может испортить.
У кого энергетика сильнее – тот и перетянет
вектор отношений на свою сторону.
В результате или всем будет плохо,
или всем будет хорошо.

Хорошая мысля приходит опосля.
И не всегда в ту голову, которая ее заказывала.
Ну, что ж.
Я всегда готов подождать и никогда не против
восхититься силой человеческого гения,
даже если этот гений временно вырвался
на полшага мысли вперед.

Слава Богу, я не самодовольный дурак.
То есть, я не только самодовольный дурак.
И не всегда только самодовольный дурак.
К сожалению, в такие нюансы редко кто
со стороны въезжать хочет.

Недоброжелателя от доброжелателя часто отличают
только твои к ним отношение, поведение и реакция.

Эмоциям доверяй, но проверяй разумом.

У меня есть несколько промежуточных истин,
которые помогают мне
достигать промежуточных финишей.

Даже если ты ничем не занимаешься, –
ты занимаешься не тем, чем надо!

Когда я написал эти строки, – свое дело я сделал.
Сделал, как это я понимаю.
На свои 100 %.
Когда ты, читатель, эту книгу прочитаешь,
только от тебя будет зависеть, сколько своих %
полезности и нужности ты из нее для себя вынесешь.
Дай Бог, побольше! Я, по крайней мере, старался.
Теперь стараться тебе. Или не стараться. Как хочешь.
Или как можешь. Или как у тебя получится.
Если бы на свете была только одна интересная книга,
то все читатели скоро бы сдохли от скуки.
Но так как читатели от скуки еще не передохли…
И так как книжек на свете есть много всяких
разных интересных… И прочесть их все всем хочется…
…То, выходит, и у меня кое-какой шансец имеется.
И насчет почитать. И насчет написать.
Что я, по мере сил и возможностей,
делаю с переменным успехом и удовольствием.

Выучись правильными мыслями активизировать
правильные участки коры головного мозга,
которые вырабатывают нужные нервные сигналы,
управляющие необходимыми тебе
моторными функциями/действиями и поступками,
ведущими к успеху. Иными словами, выйди
на уровень планирования и сумей реализоваться.
Желательно полнее и в идеале красивее.

Да, я могу упасть в нирвану. И там я герой.
И сильно умный. И даже мудрый.
Для себя.
Когда же выныриваю в социум и иду к людям,
то понимаю, что таких, как я,
здесь как собак нерезаных.
На каждом углу – пучок,
и у каждой отдельной личности своя
отдельно выпестованная амбиция имеется
напополам с большим и дурно пахнущим самолюбием.

Ситуация такая, что впору сопли на кулак наматывать
и идти вешаться.
Но. На соплях не повесишься.
Лучше уж их подтереть.
Стряхнуть. Встряхнуться.
Собрать себя в кучку, в пучок, в кулачок.
И этим кулачком стукнуть по столику.
И представить, что это не кулачок, а кулачище,
и не по столику ты елозишь, а стучишь по столищу.
Вот когда ты услышишь этот гром,
когда почувствуешь в себе бурлящие
жизненные соки и жизненные силы – усиленные, –
тогда и сопли твои пропадут.
И желание вешаться, на время, отступит.
Ну, а дальше все опять от тебя зависит.
Опять. И всегда. Как всегда.
Как это надо!
Как у тебя было до этого.
Как у тебя еще будет и будет!

Маленькая сказка о большой работе

(Взрослое сочинение на детскую тему)

Без работы человеку вообще нечего делать на этом свете.
Как и что происходит на том свете – это, как говорится,
тайна, покрытая не нашим мраком.
Работа – понятие многообразное и разностороннее.
С какой стороны к ней ни подойди,
она требует сноровки, опыта и энтузиазма.
Без энтузиазма в работе не будет сноровки,
а без сноровки не получишь опыта.
Но обычно бывает так, что как только опыт получил,
так и работа закончилась. Вообще, это одна
из её любимых особенностей: заканчивается тогда,
когда ее об этом не просят.
Работу ждут, работы хотят, работы жаждут.
А потом работой мучаются, ею болеют,
от нее страдают, получают инвалидность,
увечья, травмы и серьезные проф. заболевания.
И тем не менее на работу идут,
под нее подставляют спину, голову, руки,
одевают на шею хомут,
берут на себя всякие обязанности и разные обязательства.
На работу тратят уйму времени.
А ведь время – это самое драгоценное,
что у человека на этом свете есть.
(Что на том свете есть ценного,
мы, как уже выяснили, можем только предполагать).
И вот это драгоценное время мы делаем – рабочим.
Если рабочего времени не хватает,
мы прихватываем время – нерабочее, свободное, личное.
Иногда – вечернее, иногда ночное.
Иногда в работу падаем как в мутную воду
и барахтаемся там, пока не выплывем
или пока не захлебнемся.
Иногда делаем это сутки напролет,
и так неделями и месяцами.
А если сильно повезет, то до пенсии и после.
Бывает по-всякому.
Бывает от работы бегут и прячутся.
Прячутся дома, в кровати, в бутылке,
в болезни, за женой или за чужой спиной.
Иногда от работы прячутся на работе
и за это еще получают заработную плату.
И часто не маленькую.
…Говорят, что своими руками
богатство не заработаешь.
И это в 99 случаях из 100 – чистая правда.
(Ну, у золота высшей пробы
тоже такой примерно процент чистоты продукта).
Итак, своими руками богат не станешь,
поэтому если сильно хочется и без этого не можется,
надо перенацеливаться на руки чужие.
Те, кто про это много знает и хорошо понимает,
быстро приобретает к этому хороший вкус
и имеет от этого большие доходы.
В результате с больших доходов
у понимающих толк в работе чужими руками
дельцов, прохвостов и проходимцев
быстро толстеют кошельки, животы
и зарастают салом те участки головного мозга,
которые раньше отвечали за совесть и порядочность.
Возле толстых животов и толстых кошельков
с сальными мозгами трутся с сальными мыслями
худые красотки, явно не имеющие ничего против
поживиться за чужой счет.
Сами худые, эти красотки и мысли имеют худые
насчет толстых кошельков и толстых животов .
Первое время у них происходит полное взаимо-
понимание на почве: ваши деньги  наш товар –
телом в натуральном виде и с громким удовольствием.
Правда, скоро удовольствие утихает,
но к этому моменту, часть материальных ценностей
благополучно перекочевывает из толстых кошельков
в бездонные карманы ненасытных искательниц
удовольствий и приключений.
Вообще, у худых красоток род занятий такой
(работа такая): «худить» толстые кошельки
у толстых животиков. А толстые животики
не в обиде. И не в накладе. За свои деньги
они свое удовольствие получили. Сполна.
А денег они еще себе нацапают.
Этих денег для новых худых девиц
им зарабатывают чужие, худые, жилистые руки,
которые прикручены к честным работягам.
Прикручены намертво на весь срок их годности
к эксплуатации. Потом руки у работяг отваливаются
и работяги становятся никому ненужными доходягами,
о которых быстро забывают и никогда больше
не вспоминают. Вот такая жизнь и есть:
кому всего на блюдечке через край,
а кому лишь шиши в кармане, да блоха на аркане.
…Работы бывают разные и всякие.
Приятные и не очень. Чистые и не очень.
Денежные и не очень. Кто-то работает из-за куска хлеба,
чтобы не сдохнуть с голоду, а другого хлебом не корми,
а дай только поболтать о работе.
По-всякому бывает. Бывает, за болтовню о работе
еще и платят. И очень часто бывает так,
что за красивые слова можно получить гораздо больше,
чем за честно выполненную работу.
Кстати, за красивые глаза платят еще больше.
Бывает и так, что на бесстыжие красивые глаза,
знающие, на кого посмотреть, а на кого прижмуриться,
работает в поте лица не один десяток честных пахарей.
Это даже не пахари. Это трудолюбивые пчелки/ослики/
верблюды/лошадки и прочие рабочие скотинки.
Эти скотинки, может, много чего и понимают,
но отказать никому не могут. Вот поэтому
их и находит работа, которая дураков любит.
Сначала любит, а потом и гробит.
На работе до этого частного несчастного случая
в одном месте вообще-то никакого дела нет.
Что ей. Работа может закончиться здесь и сейчас,
но ее везде и всегда много. Было, есть и будет.
Потому что жизнь так устроена и люди так созданы.
Труд создал человека и без труда не вытянешь рыбку
из пруда. (Правда, золотую рыбку тащат из воды
не для труда, а – для отдыха!)
Просто надо иметь в виду, что у труда есть разделение.
А человек устроен так, что тот, кто делит,
тот больше и имеет сам меньше всего делая.
И если из двух работающих один обязательно
будет делать меньше, то уже в случае из трех работников –
один может немного и побездельничать.
Соответственно, когда уже работают четверо,
появляется категория паразитов.
В больших коллективах все еще запутаннее.
Там, конечно, тоже есть конкретные  исполнители,
но появляются еще мелкие начальники, посредники,
письмоводители, чиновники и бухгалтера,
вспомогательно-обслуживающий персонал, пенсионеры,
иждивенцы, больные, хитрожопые, ленивые
и просто натуральные спиногрызы.
Последние работать не хотят, но с голоду не пухнут.
И очень часто бывает так, что чем меньше человек работает,
тем больше у него времени остается подумать: о себе,
естественно, за счет других, которым за работой о себе
подумать некогда. Ну и, следовательно, кто о себе
больше думает и заботится, у того это лучше и жирнее
получается… (Кстати, на сегодня работать хватит.
Что я, самый работящий?!
Обед и перекур!)

Выход смеха

Когда из человека выходит очень много смеха –
это уже не смешно, а наводит на размышления:
«А чего ему так весело все время?! Или он такой
редкий счастливчик, или он такой чистый идиот?!
Или, может, он – очень умный и на всё другое 
решил просто положить с прибором,
чтобы жить как в раю, без бед и печалей?!
Но кто ему этот рай земной обеспечивает:
Бог всемилостивый,
собственных мозгов удачная аномалия
или заботливые и готовые на все родители?!
Или его благодетели такие добрые,
или они такие терпеливые?!
Или чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось?! –
И отними у этого хохотунчика его хрустальный смех,
и он тут же развалится на мелкие части под напором
и давлением неуступчивой и сложной жизни?!
Мы с моим братом Серегой братья родные,
но самцы каждый на свою сторону.
До боли одинаковые – и поэтому конкуренты во всем.
Живем в противофазе и антитезе по отношению
друг к другу и ко всему остальному миру.
Постоянное сравнивание и подравнивание,
горечь отставания и бесконечная гонка за лидером
приобрели у нас хронические и застоялые формы.
Подражание у нас переходит часто в отрицание.
А отрицание позволяет на время разбежаться и успокоиться.

* Часто отказаться – значит сначала: не знать, пойти,
приказаться, обжечься, поумнеть, наказаться
и лишь потом начать думать, что лучше было бы
 отказаться, но уже поздно.

Раньше у меня была мама, молодость и мечта.
Теперь ничего этого у меня не осталось.
А жить еще можно. И нужно.
И я даже знаю, зачем.
Затем. Затем, что за тем черным днем обязательно
наступит новый белый день. И все еще у меня будет:
и радости, и жизнь, и события разные – преразные.
Будет все.
Не будет только мамы, молодости и мечты…

Странно – интересное дело: начиная работу
над новым проектом, я обычно меньше сомневаюсь
в конечном результате, чем в отдельных мелочах и деталях.

Или старость приводит болезни,
или болезни приводят старость?!
Скорее всего, жизнь так отбивается от смерти:
болезнями и старостью.
Отбивается, пока полностью не ослабнет и не умрет.

Бальзак сказал: «Каждая фраза для писателя –
злой, упорный враг, которого нужно уложить на лопатки».
Спортсмен-марафонец добавил: «Каждый марафон –
это каждый раз борьба со своей слабостью.
Кто-то еще сказал: «Только ты перестанешь
двигаться вперед, наваливается лень и делает из тебя
лентяя, брюзгу и пораженца».
Я подытожу: «Делай в меру своих сил то,
что тебе нравится и не бойся вспотеть.
Только через капельки пота и преодоление
самого себя ты можешь подниматься вверх
и двигаться к своей цели.
А движение, как известно, – это жизнь.
А жизнь – это, как известно, и есть счастье».

Немцы подсчитали: если узник концлагеря
будет выполнять все то, что ему положено,
а кормить его будут по лагерным нормам,
то прожить ему удастся – 68 дней.
Столько обычно он и проживал.

                (Из архивов)

Надежда и движение

Не надежде нужно движение. Движение нужно тебе,
чтобы быть поближе к той части надежды,
которая ближе всего к триумфу твоей мечты.

И вот что мне надо делать: или умирать молодым,
или жить безнравственно?! (Ответ: ответ после смерти).

Старость – это хромой, мучительный
и бесславный шажок по направлению
к все равно недостигаемомому бессмертию.

Все цепляются, кто за что только может:
кто за первую попавшуюся юбку,
кто за любую возможность  разбогатеть,
кто за последний шанс, кто за соломинку, кто за воздух…
А цепляться надо только за себя.
Только за себя! Любыми способами, везде,
где только можно. И использовать для этого надо все:
и первую юбку, и последний шанс, и чужое богатство,
и тонкую соломинку.  И так и держаться. Сколько сможешь!
До последнего глотка воздуха и до последнего мига жизни!

Писать много не могу, а мало не умею.
Писать блекло – не хочу, а ярко – редко получается.
Не думать – не в моих возможностях.
А прекратить сочинять – не в моих обязательствах.

Я могу радостно… сочувствовать чужому горю,
и давиться чужим счастьем до собственных судорог.
Это все я могу. А вот подпевать, подлизываться
и стелиться… – не приучен. И переучиться отказываюсь.
Наотрез. (Да и поздно уже).

Жили раздельно. То есть, если раз и получалось дельно,
то потом опять – раздельно. До следующего раза.

Петь у меня желания не меньше, чем у моего вечно
пьющего дорогого папы, а вот умения не больше,
чем у моей вечно в трудах и скорбном молчании
родной матери.

Я всегда за собой наблюдаю: сейчас больше со стороны,
раньше немного свысока, еще раньше, в далекой юности,
через просветы в густых облаках стеснительности  и страха.

Спокойные вечера без боли и соблазнов, наедине со своим
прирученным гонором и вышколенным рассудком.
В постели с хорошей книгой и ручкой в руке…
Это много и это дорого.
Я это люблю, ценю, и я этим наслаждаюсь.
Полной грудью, всей душой и целиком на всю голову.
Пока мне это Бог дает и позволяет!
Это безрассудство, но из тех, которые ближе
к сверхрассудству и озарению.
Это сумасшествие, но сумасшествие приятное,
полезное и похожее не на ходьбу пешком,
но на полет над своим приземленным умом,
куда-то ввысь вслед Божьему промыслу.

Раньше было кому сказать, да сказать было нечего.
Сейчас есть что сказать, да слушать некому.

Что делать?!
- Молчать – на тебя ляпнут.
- Ляпнуть – тебя шлепнут.
Шлепнуть – грех. На душу возьмешь,
потом не отмоешься.

Когда я работаю, – я худею;
когда я отдыхаю, – я ржавею;
когда я болею, – я хирею;
и лишь когда я сплю и мечтаю – я парю и летаю!
И лишь тогда дышу  легко и свободно!
И лишь тогда живу в свое сплошное
                и полное удовольствие!

Я – реалист.
И понимаю, что по большому счету я – неудачник.
И по целой куче малых счетов – тоже.
Но, к счастью, не по всем.
Есть отдельные места и даже скопления ситуаций,
где мне не так уж и плохо.
Я еще не так стар, не так болен, не так беден
и не так глуп, чтобы окончательно отвернуться 
от доступных мне радостей жизни.
Я бегаю трусцой по лесу, пишу рассказы,
сочиняю афоризмы, зарабатываю деньги.
Шустро, изворачиваюсь, хитрю и приспосабливаюсь.
У меня есть свой угол и каждодневная возможность
отдыхать по собственному усмотрению. Нет у меня,
правда, большого количества друзей, знакомых,
родных и близких. Но я к этому уже привык
и особых неудобств не испытываю.
Есть еще у меня несколько активных лет в запасе.
Не больше.
Ну, и дай Бог, не меньше.
И дай Бог, чтобы процесс физического и морального
издыхания не затягивался.
Не хочу мучиться.
Побаиваюсь этого и не вижу смысла цепляться за то,
чего нет и уже не будет. Никогда.

Был женихом в том намерении и возрасте,
когда все лучшее уже успел отдать другим,
а все худшее еще хотел разделить
с кандидаткой получше и посветлее.
А шансов, как и денег, практически было –
с мизер и с кот наплакал.
Все это выглядело бы довольно смешно,
если бы смотреть вдаль или на чужого.
А так было грустно и смотрелось прямо в зеркало.
А в зеркале, как известно, обычно живут
круглые дураки и кривые идиоты.
Поэтому картина на радостную тянула с трудом,
и счастливых билетов в кассе что-то не находилось.
Может быть, пока?!

Музыке, черту и Богу готов отдать душу сразу,
бесплатно и со всеми потрохами.
…Особенно, когда слушаю музыку!
Если музыка – наркотик, то я – за наркотики!
Если музыка – наркотик, то я – пожизненный наркоман!
Если музыка – наркотик, то я чихал на такой
здоровый образ жизни, где нет места музыке!
Мой грешный, запущенный Богом и изношенный организм
требует музыки, и я не в силах этому препятствовать!
И не хочу, и не буду! Я с музыкой, в музыке и за музыку!
Всегда и навсегда!

Есть много законов.
Но один из самых первых, общих и главных –
это закон распространения/расширения. Всего.
Информации, Добра. Себя. Жизни.
Это осмысленный закон движения. 
Это ориентировочный рефлекс в пространстве и времени.
Это закон, который заставляет все двигаться и шевелиться,
переходить из формы в форму, из вида в вид.
Ему противостоит закон сворачивания или сужения. 
Этими двумя законами можно, в принципе, объяснить все:
и жизнь, и ее формы, и ее начало и ее конец;
и направления развития и причины разрушений,
и рождение, и гибель.
…Под утро я  испытываю желание спать, позывы 
к опорожнению мочевого пузыря и муки творчества.
В результате, сходив в туалет, я сладко заваливаюсь
на часик-другой досыпать – с полным ощущением того,
что «жизнь пока течет так, как надо».

Подарки не передаривают и назад не забирают.
Детский общий смех! Сквозь непросыхающие слезы:
Да наш Бог – батюшка, который всем нам подарил
все на свете: и жизнь, и счастье, и любовь,
потом это все потихоньку отбирать
и передаривать начинает.
Молодость другим, счастье другим, здоровье – другим,
а потом и жизнь подаренную отбирает
и пускает в расход на исходный материал
для новых своих подарков.

…Однако, есть…
Есть люди, которые и в беде  привлекательны,
а есть люди, которые и в радости – противны.
Есть люди, с которыми лучше потерять,
чем с другими – найти.
Есть такие, с которыми не грех и согрешить,
а есть такие, от одного вида которых
сразу в монастырский туалет тянет
на пожизненный срок.

Все люди – такие же точно, как ты.
Пока не вступают с тобой в какие-то отношения.
Пока не становятся – знакомыми, друзьями,
коллегами, соперникам, противниками, врагами.
В этом смысле любой чужой незнакомый человек 
тебе гораздо ближе. Хотя бы потому, что в нем
пока отсутствует негатив
твоего негативного опыта в его отношении.
А негатив всегда будет. Даже если он будет
разбавлен изрядным % самого сладкого позититива.

Женщины – ненасытные создания:
если дают, – то всем подряд;
если берут – то обирают до последней нитки;
если рожают – то каждый год,
если не рожают, – то заводят себе собак, кошек,
бизнес, карьеру, кучу бесполезных привычек и нарядов,
тысячу ненужных безделушек и украшений,
толпу поклонников и миллион любовников.
А если уж верная попадется, так та до конца пойдет:
себя загубит, изменника угробит,
но верностью все равно не насытится,
и лишь смерть да мать сыра земля  ее успокоить смогут.
Мужики – те тоже ненасытные…
Бабами, деньгами, удовольствиями разными,
водкой, жратвой, приключениями и авантюрами всякими.
Но мужики, - те все-таки похлипче.
Потому, что себя сильнее любят.
Потому что страха  за себя больше имеют.

Тяжело жить после смерти желаний и целей.
Когда до смерти – буквально 4 шага.
Когда уже не знаешь, кому это надо,
на чем держаться и зачем.
И тем, кто все-таки держится и живет –
полнейший респект и уважуха.
И мне это предстоит.
Какое-то время.
Надо уже начинать готовиться.
Чтобы не подвести себя.
Надеюсь, что мое самое худшее
случится все-таки не в самом худшем
моем исполнении. Уж я обещаю постараться.

Дотянуть и дотерпеть. На зубах, которых нет.
На остатках сил, которые тают,
как прошлогодний след.
На воле, которая хуже рабства.
На надежде, которую парализовало от страха
еще вчера.
А как будет, так и будет.
Так, значит, и надо было.

Чтобы вывести формулу счастья,
надо умножить знания на опыт,
разделить действительность на массу впечатлений,
сложить все в мозаику жизни,
вычесть оттуда лень, страх, усталость, болезни,
неудачи, пессимизм.
Потом украсить все светлыми,
жизнерадостными тонами и интонациями
и возвести это в превосходную степень.
Потом записать. Прочитать, выучить,
порвать и забыть.
Встать и идти в большой мир искать счастья
практически везде, где только сможешь.
Где не смог, – значит, это было не твое счастье.
Вот и вся формула.

У меня – преступно мало веры в свое самоубеждение.
То есть я все где-то понимаю, –
но на это уходят все мои силы.
А дальше – пшик…
А надо бы, чтобы силы не распылялись,
а выстреливали туда, куда глаза посмотрят.
А чтоб глаза смотрели туда, куда им надо,
надо бы их нацеливать на цель.
А чтобы цель знать, надо ее определить.
Для себя. На жизнь, на полжизни, на год, месяц. Неделю.
Если всего этого нет, все остальное – игра в прятки,
бегство от самого себя, самоутопание
в собственной лени и собственном дерьме,
каждодневная суета, спешка и погоня
за неважным и несущественным.
А так как большую часть жизни я потратил на то,
что описано в последнем абзаце,
то – у меня преступно мало веры в то,
что мне удастся все-таки, в конце концов, 
переформироваться, переложиться
и перелицеваться.
Но будем пытаться. Попытка – не пытка.
Но я и на пытку согласен, был бы из этого толк.
Но начинать надо с веры.
Даже если этим все и закончится.
Лучше пусть заканчивается на полпути,
но там, сколько пройти ты смог
и ни на сантиметр ближе.
Так что веру будем укреплять.
И укреплять  не надеждой слабой,
но сильным духом.
Поэтому наберем воздуха побольше и вперед,
сколько духу хватит!
И будем верить, что его хватит надолго!
На всю жизнь, по крайней мере!
Сколько б нам лет
ни было прожить суждено и отмерено.
На все воля Божья и наша сила Духа!

Я однозначно неоднозначная личность.
В стельку простой, но сильно многослойный.
Без перерывов на обед, но зато с длинными заморочками.
Горазд долго поспать и долго поработать.
Много думающий и очень наивный.
Любящий справедливость и не прочь что-то присвоить.
Грубый снаружи – и нежно трепетный изнутри.
Губа – не дура, а руки по локоть в грязи и масле.
Лысый – как поляна, и – с глубокими, как омуты, глазами.
Уважающий немецкий порядок и аккуратность
и насквозь пропитанный славянской бесшабашностью
и безбашенностью.
Я не заточен под стандартный набор
прелестей и соблазнов.
Иногда это огорчает. Но, в основном и целом,
я понимаю, что так мне и надо.

Вопрос не в том, чтобы совсем отказаться
от сильных страстей-лошадей и плестись в хвосте
на своих двоих хилых доводах серых половинок
коры головного мозга.
Вопрос в том, чтобы эти страсти-мордасти
оседлать, обуздать и сильной рукой направить
к нужной тебе цели.
Невзирая ни на какие стоны, вопли-сопли,
измены и малодушие.

Если судьба тебе мало счастья выделяет, –
смело добавь своей рукой: своя рука – владыка!
Если счастье тебе улыбнулось –
улыбнись  ему в ответ. Не расстраивай счастье!
Если счастья долго нет, значит, пришла пора
искать другое счастье! В другом месте.
Главное, не проспи, а то проснешься
и придется кусать локти и сосать лапу.
А там уж точно счастьем не намазано.

Дамочка была взрывоопасной и подлой.
Обладала ядовитой красотой мухомора
и злой притягивающей силой радиоактивного магнита.
Имела запас хода, как у атомной подводной лодки,
и ходила, как та лодка: под вражеским флагом
и с вражескими намерениями. Но сверху все это
покрывалось искусственной резиной лицемерия,
приличия и фальшивого обаяния.

Умерь свою зависть, усиль свой пыл.
Загни концы своих мыслей кверху
и крути покруче жизнь на себя.
От себя  делай все зависящее и возможное,
чтобы Немыслимое, но страшно необходимое
прочно заняло свое место
в привычном порядке твоих вещей.
Заняло уже сегодня.
Сначала теоретически и в виде плана.
Но совсем скоро практически
и виде сделанного дела.
По любому, но обязательно.
Возможно, не совсем так, как намечалось,
но однозначно в направлении победы.

Бог, конечно, не один. Одному не справиться.
Есть у него своя Божья команда.
Самые младшие боженята –
это тоже офицеры, но маленькие.
Есть и у них божья власть, но часто им приходится
и самим пахать, как неграм: по-рабски и по-черному.
А что сделаешь – все мы рабы божьи,
кто рангом пониже, кто рангом повыше.
Бог поменьше – раб божий Бога побольше.
И лестнице этой конца краю не видно.

Противоречие перерастало в противодействие
и прорастало болезненными наростами
на израненной в кровь душе.

Честно – это долго, однообразно и одиноко.
А хитро – это разнообразно, быстро и по-компанейски.
Хочешь насмешить людей – будь честным,
хочешь оставить их в дураках – будь хитрым,
красиво жить на разрешать – это честно,
а красиво жить не запрещать – это хитро.
Себе – это низко.
Людям – это странно.
Ни себе, ни людям – это по-дурацки.
А Вы – мне, я – тебе. И всем хорошо –
первая заповедь хитрована.
И всех тех, кому это удается осуществить на практике.
А таких не много и не мало,
но добрая половина дееспособного населения.
И не самая плохая ее половина, надо честно признать.
А честность – в подавляющем меньшинстве.
Это так надо или так случилось?!
В любом случае так есть и нескоро так не будет.
Так что делайте выводы, господа, товарищи,
граждане честные негодяи!

А Богу начихать: или смотреть, что тебе
на кого-то начихать, или смотреть, что на тебя
кому-то начихать.
Главное, чтобы тебе самому на себя
не было начихать.
Вот  так-то, чихоточные мои!
Будьте здоровы!
Не чихайте по пустякам
и начихайте на все пустые страхи разом!

Когда жируют – это одно.
Когда с жиру бесятся – это другое.
А когда от тоски заменяют залезание на стенку
погоней за тенями возможного счастья –
это совершенно третье.
Я это не осуждаю и не оправдываю.
Я это просто понимаю: сам такой. Разный. И странный.
Был, есть и, дай Бог, буду.

Некоторые, боясь встречаться жизнью,
имеют отчаяние познакомиться сразу со смертью.
Что это: глупость или геройство?!
А, не знаю… Я не такой.
Не сильно в теме, но уж не герой  точно.
По крайней мере, пока к краю не приперло.
А какую песню стану петь, когда припрет?!
А ведь припрет… Припрется смерть
и спросит в ответ песню лебединую спеть.
И придется петь.
Не зная слов, не имея голоса, из последних сил.
И в последний раз. Спеть так, чтоб запомнили.
Надолго.
Хоть после этой песни  мне уже будет
и не холодно, и не жарко, и не стыдно, и не совестно.
А может, все-таки будет?!

Л.Толстой: «Нас любят не потому, что мы хорошие.
Нас любят потому, что нас любят хорошие люди».
Не Л.Толстой: «Нас любят не потому, что мы хорошие.
Нас любят потому, что всякой твари – по паре.
А на время спаривания любая тварь – хороша».

Иным тварям после «травки»
еще и «клубничку» подавай.

…Все интимные подробности
перепутались с личными делами.
Кадры решали все свое, не отходя от кассы.
У окошка толпилась очередь.
А в банке кипели страсти.
И не простая вода там бурлила –
горячие соки молодой поросли
активно смешивались друг с другом
в любовном порыве.
Сотрудники банка переживали служебный роман.
Кульминация приближалась
со скоростью курьерского поезда.
Обеденного перерыва для соединения
двух грешных тел явно не хватало.
Приходилось работать сверхурочно.
В поте лица и всего остального тела.
Остальной мир был вынужден подождать.
Очередь за окном медленно доходила
до точки  перехода количества терпения
в качество взрыва возмущения.

Способ, как облегчить себе жизнь

Способ простой и действенный.
Прежде всего надо определиться с главными целями
и жизненными приоритетами. Выбрав главные,
отсеять второстепенные. Запланировать сроки
выполнения этих целей и определиться,
сколько сил ты готов положить на их выполнение.
Когда определился, – сразу становится легче.
Тебе не надо распыляться, и ты знаешь,
что тебе надо сделать в этой жизни.
То, что получится, – это твое счастье.
Что не получится, – это твоя судьба.
По крайней мере, ты старался, Бог это видел,
и Тебе это все равно зачтется.
Ну, а остальное свободное время ты смело
можешь посвятить маленьким радостям
и большому транжирству.
Сколько на это тебе отпущено времени, сил и фантазии.
Природа всего обычно отпускает с запасом.
Так что тебе на все должно хватить –
и на плохое, и на хорошее.
Старайся, конечно, загибать вектор жизни вверх
и в правильную сторону.
Ну, а как получится, так и получится.
По второму разу все равно тебя никто ничего
заставлять делать не станет.
У Бога для этого другие люди уже
в планах на будущее заготовлены.
Так что терпи, страдай, работай и дерзай.
Мучайся и наслаждайся. Живи, одним словом,
но не одним днем.
Полной грудью, но с поправкой на ветер.
До конца, но с запоминающимися остановками
в примечательных местах.
Весело, но с царем в голове.
Рассудительно, но понимая,
что всех мыслей не передумаешь.
И сколько тебе отпущено,
столько ты и унести сможешь.
Так что вперед и с песней!
Флаг в руки и ветер в спину!
Пусть тебе в дороге повезет,
а беда себе пусть идет в обход!

Я люблю справедливость…
И себя.
По справедливости – мое место – с краю
и никто меня не любит.
А реально – я люблю себя нереально
и всем ради себя готов пожертвовать.
Даже справедливостью.
Потому что – начихать мне на такую справедливость,
которая против меня даже тогда,
когда я один на один с собой остаюсь
и мне, кроме меня, больше помочь некому.

…Перешел на четвертый этаж…
На пятом десятке… В самом его конце.
…Лишь недавно понял, что в жизни
не все надо мерить годами, километрами и тысячами.
Есть еще этажи…
Этажи понимания, осознания, постижения.
На первом этаже живет мое прошлое.
На втором – настоящее.
На третьем – планы на будущее и несбыточные мечты.
На четвертом, оказывается, живет «наблюдатель».
Он знает, что такое «вертикальное время» 
и «энергия заблуждения».
Он знаком с Божьими намереньями и бесовскими силами.
Он одновременно помнит, знает и предвидит.
И еще следит. И еще анализирует. И компонует.
На этом этаже неплохо…
Но, бывает, жизнь меня с него ссаживает:
то – в грязь, то – в неприятности, то – в болезни.
В жизнь, в общем.
И это, в общем, правильно.
Не все ж себя Богом чувствовать.
Иногда тебе дают понять, кто ты и что ты.  И где ты.
Кто дает? – А тот, кто все остальное
предоставляет и организует.
Силы мироздания…
А я – в их полном распоряжении.
И всего лишь – их маленькая частичка.
Всего лишь их маленький заряд и небольшая пулька.
И большое спасибо им, что они меня
на этот четвертый этаж иногда «запуливают».

Большая и длинная жизнь – это не только главная цель.
Но что это за жизнь, если из нее вытащили
основной смысл и стержень?!
Это сплошные мытарства и угрызения.
Это маленькие радости и большая беда.
Конечно, беду можно задвинуть в угол
и спрятать под кровать.
Можно забыть о ней на время.
Но. Внутреннее устройство, которое в тебя
с рождения вмонтировано и запрограммировано
на исполнение этого главного задания?
Куда его деть?! Выбросить на помойку и забыть?!
Но это твой главный кусок…
Без него ты дерьмо…
Что, так дерьмом и плавать по поверхности?!
…А я ведь так и живу. Уже давно…
Программу главную глушу в себе.
Живу по обочинам и радуюсь по мелочам.
Стараюсь делать надлежащий внешний вид,
а внутреннюю глубокую печаль никак не вытравить.
Я уже к ней даже привык немного.
Как печальная старая рабочая лошадь:
ее кастрировали уже давно, а работать еще заставляют.
Вот ходит она печальная в хомуте,
а зачем ей это надо – понять не может.
Может, ей и не дано понять…
Но мне-то понять дали,
а вот из хомута вытащить забыли. Или не захотели.
Или захотели не вытаскивать…
А сам я все никак не вытрепыхаюсь из него.
Иду мимо, пашу мимо, страдаю мимо,
а главное, проходит стороной.
И вроде недалеко по большаку, –
а со мной не пересекается.

«Струсил» и «сглупил» преследуют меня по жизни
дольше и чаще, чем «подумал» и «решился».
Поэтому: «не повезло» и «не получилось» –
мои родные братья, а «так, как надо»
и «то, что хотел» – мои редкие гости.
Ну, что ж. Я и редким гостям – рад!
А что «преследуют меня» – так, значит,
я еще в силах и в состоянии огрызаться.
Значит, я все-таки впереди, и пусть за мной погоняются!
Я так просто не сдамся! Буду биться до конца!
И пусть будет так, как будет: и все, и всякое,
и, дай Бог, хорошее тоже!