Восемнадцатый...

Я брел, усталый, зимой
По смертно-долгой дороге
Не чая, что буду к рассвету живой.

Мне сердце обручем холод сковал,
Сколотив мне инеевый гроб,
Небесный оркестр последнюю песнь заиграл.

Но, как в сказке, явилась изба
Угрюмо-домашним, древним порогом,
Спасительным теплом курилась труба.

Я в сени вошел, стянув сапоги,
Дом благодаря, подарёный судьбой,
И порог преступил, склонясь головой.

За длинным дубовым столом,
Семнадцать древних сидело стариков,
Каждый в простом одеянии льняном.

Тут был и Рюрика воин,
И безвестный Суворова солдат,
Покоритель Сибири и революции бывший солдат.

В мудрых глазах стояла печаль
Всей тяжкой истории страны,
В которой врага ожидали лишь сталь.

Вся история и боль судьбы
На морщинистых лицах застыла,
Испаханных рубцами войны.

И чей-то голос неслышно спросил,
Зачем пришел я к ним до срока,
Ужели путь страны собой я завершил.

Гнетущая в избе легла тишина,
Неужто сдались навек,
И проиграна стариков война?

Но сердце другой дало ответ:
Не вечен холод, не вечен снег,
И встанем молодыми, презрев тяжесть лет.

Кончится зима и сгинет враг,
Принесет надежду холодный рассвет,
А новый старик войдет в полумрак.

Не прожит век, отпущенный срок,
Кончится смута, сила в руки придет,
Проснется ото сна стариковский народ.               

А я, восемнадцатый старик,
Не видел всего, не все совершил,
И мне пока не пора
За древний порог ступить
Навсегда...