Всего лишь бог

Четвёртая часть моей книги "Игрушки", вышедшей в 2011 году.



Сыну

Любимый сын, клянусь, тебе и Еве
я создал мир без боли и тревог;
и чёрт, знать, дёрнул написать на Древе
"Не трогать – изгоню из Рая! Бог".
Гуляйте, дети, сыты и раздеты,
вся жизнь была приятна и легка.
Зачем же вы нарушили запреты,
зачем так разозлили старика?

Ну что ж... Тогда возделывайте пашню,
живите и плодитесь – в добрый путь!
Ан нет! Уже возводят чудо-башню –
в отцовские покои заглянуть.

Я разделил все языки. И что же?
Ничто не властно снять людскую спесь –
за веком век вы лезете из кожи
в попытках достучаться до небес,
труду, заботам о насущном хлебе
предпочитая призрачных химер,
с мечтами о не ставшем близким небе
круша давно наскучивший вольер.

Мой славный, одинокий Человече!..
Ты тянешься к незримому отцу…
Прости. Пойми. Я… не готов ко встрече –
мне страшно встать с тобой лицом к лицу.



Ген Каина

Сын Каина, взбирайся к небу
И Господа оттуда сбрось.
Шарль Бодлер

Проклят, одинок и неприкаян,
мучим нескончаемой тоской,
по ночным дорогам бродит Каин,
тщась вернуть утраченный покой.

И, клеймо скрывая, как проказу,
одичало прячется во тьму,
как заклятье, повторяя фразу:
"Я не сторож брату моему!"

Суждено блуждать ему, доколе
не найдёт приют в чужом краю,
где построит дом, засеет поле
и взрастит немалую семью.

Ждать недолго жатвы. Грянет время –
мерить правоту длиной ножа –
вот тогда-то каиново семя
принесёт обильный урожай.

Рухнут вековечные каноны
под напором яростной волны
в день, когда на мировые троны
вознесутся Каина сыны.



Nova

Круша вековые основы,
ломая орбит постоянство,
ярчайшая вспышка сверхновой
звезды озарила Пространство.

И волны слепящего света
несли гибель древним народам
далёкой цветущей планеты.
Вскипали могучие воды,
крошились и плавились камни
под испепеляющим взором.

А импульс всесильным воззваньем
летел по вселенским просторам,
сжигая былое, как ветошь,
и реинсталлируя Время, –

чтоб вспыхнул божественный Светоч
в окутанном мглой Вифлееме.




Утренние аллегории. Взгляд первый

Стара как мир и, как заря, млада –
Всех величайших тайн немой хранитель –
Седая одинокая звезда

Льёт тусклый свет на сонную обитель.
Ни шороха. Всё замерло внутри
И чуда ждёт... Грядёт! Грядёт Спаситель!..

Вдруг – шёпот пробежал в листве: "Гори!!!"
И вот – выходит огненное Чадо
Из чрева Богородицы-Зари.

И мир ликует – всё рожденью радо!
Дубы-волхвы простёрли ввысь персты.
Торопит ветер облачное стадо.

Отметины божественной пяты –
Вслед за лучом, над травами скользящим,
Распахивают венчики цветы.

Разбужена теплом животворящим,
Жизнь встрепенулась: кружит, как циклон,
Снуёт, кипит и бьёт ключом звенящим!

Весь мир спешит – к Младенцу на поклон!..




И грянул гром!..

Лифостротон – каменный помост римского прокуратора.
Уроборос – древний символ, изображение змеи, поедающей свой хвост.

Спустилась ночь на Гефсиманский сад и город, знавший яростные битвы, огонь и кровь бесчисленных осад, но не слыхавший искренней молитвы...
Сомненья рвали душу в лоскуты. Слова слетали с губ, ища ответа.
Отец! Пусть будет так, как хочешь Ты! И всё ж молю – да минет чаша эта!

Ершалаим гасил свои огни... Тринадцатый день месяца нисана – назавтра, в полдень, возопят "Распни!" ещё недавно певшие "Осанна!"

Внизу в долине рокотал Кедрон. С щеки текла слеза (иль капля пота?) И отсвет факелов дрожал тавром в расширенных зрачках Искариота.
Но "Радуйся!" – промолвили уста, хотя глаза кричали: "Уничтожу!" И обжигающ, как удар хлыста, поспешный поцелуй ошпарил кожу.
Апостолы схватились за мечи, но всё же удалось избегнуть сечи. Ученики рассеялись в ночи, тем подтвердив слова застольной речи...

...Костёр пылал в стенах хананова двора, и челядь спорила о малом и великом, а за оградой разносился вой Петра, поверженного петушиным криком.

Синедрион вершил свой скорый суд, не оставляя никакой надежды, перевирая Тору и Талмуд и раздирая напоказ одежды.
Претория гудела, как притон. Толпа бурлила, бушевали страсти. Что истина?.. Высок лифостротон, но человек на нём – лишь символ власти!
Венец терновый – брат лаврового венка, и багряница – царской мантии подруга. Никто не в силах знать наверняка: не суждено ли им сменить друг друга?
Толпа бывает предсказуемой – за плату. Народный глас ревел: "Спаси Варавву!" Вода ржавела от холёных рук Пилата, предвосхищая страшную расправу...
Боль жертвы и усердность палача – едины, словно стороны монеты. И плеть хлестала – по нагим плечам, хмелея кровью Нового Завета.

Что жизнь – во имя целого народа? Порочный круг сплелся – в уробороса. И ноги, что легко прошли по водам, едва шагают.
Via Dolorosa! Путь Плача, помнишь ли ты всех, кто, волочась, шёл здесь, согнув под скорбной ношей спину?
  Увы, Симон, в недобрый день и час ты повстречался Человеческому Сыну...
Последний шаг. И цель уже близка... Доска со стоном принимала плоть металла, покорна грубой силе молотка, и кровь на руки палачам хлестала.

Час в радости – как миг. Иная грань – минута муки длится дольше часа. Как уксус, воздух обжигал гортань. Ещё глоток – и опустеет чаша! Светилом, раскалённым добела, застыла в небе солнца колесница.
Но вдруг – в мгновенье – мгла обволокла иссушенные земли плащаницей.
Пространство вспышкой света озарилось!
За миг до судьбоносной катастрофы я, глядя в небо, прошептал: "Свершилось!"

И грянул гром над лысиной Голгофы!..




Задушевная беседа у костра

Рассвет. Усталый диалог двух правых истин...

– Ужели я тебе, мой Бог, так ненавистен?
– Покайся и склони главу!
– Потом – колени?..

...Кошмар, оживший наяву.
Помост. Ступени...

Несут посыльные-ветра к иным трибунам
листовки пепла от костра
Джордано Бруно.





Равновесность

…шажок, ещё…

Дрожит стальная жила. В напряженьи
амфитеатр ощерил хищно пасть…
Едина кара всем икарам – пасть,
не одолев земного притяженья.

И раз… и два…

Харибда-тьма затягивает в бездну.
Металлом тишина звенит в ушах.
Один случайный жест, неверный шаг…
одна шальная мысль – и я исчезну…

И… шаг, другой…

Но что за неспокойная планида –
рубить концы и, ставя жизнь на кон,
пересекать воздушный рубикон
в истлевших декорациях аида.

шаг…

Игра с судьбой. Путь, ставший самоцелью.
Мосты разведены и сожжены.
Лишь лучик ариадниной струны
пульсирует во мраке надземелья…

…вдох…

…Расхристан в пустоте под тёмным сводом,
на грани, где смешались явь и сон,
ступаю – с ритмом сердца в унисон –
по присмиревшим галилейским водам,
направив взгляд не под ноги, но в небо.
Беглец, освободившийся от уз,
я стряхиваю с плеч сизифов груз
гордыни, страха, робости и гнева.

…выдох

Последний шаг, прыжок из ниоткуда.
Я открываю медленно глаза.
А под ногами колобродит зал,
рукоплеща обыденному чуду.





Не Айс!

Около девятого часа возопил Иисус громким голосом:
Или?, Или?! лама? савахфани?? то есть:
Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?
Мф.27:46

Запутавшись в сетях телепрограмм,
я щёлкал между фильмом и футболом.
По двум каналам Пасху служит храм,
по остальным – sex, drugs & coca-cola.

Так задремал. И сон – как суррогат,
бред с видеоидеесинкразией.
Я наблюдал, как гнёт понты Пилат –
ведущий show "Кто Хочет Стать Мессией?"

"Шли sms" – паяц скривил уста
и ухмыльнулся в камеру лукаво, – 
"на номер X – и я спасу Христа,
на номер V – я отпущу Варавву!".

Иуда тыкал пальцем в свежий прайс:
"Подешевели поцелуи... Кризис!"
Поп-рокер вяло сетовал: "Не Айс!",
тряся докладом судмесэкспертизы.

Апостолы – кто плакал, кто зевал;
Пётр-пролетарий вздумал дебоширить.
Как выброшенный на берег нарвал,
Спаситель умирал в прямом эфире.

"Или-или, лама савахфани!" –
шепнул, великой жаждою снедаем,
но голос goblinский промолвил: "Сникерсни!
Не дай себе засохнуть! Будь джедаем!"




Second Life

Который день сейчас? Который год?..

Сквозь темноту дворов по мутным лужам
спешит домой усталый пешеход,
чтоб полуфабрикат умять на ужин
и, в тесной комнатёнке запершись,
забыв про все насущные проблемы,
усидчиво прожить другую жизнь
под клавиш стук и щёлканье модема.

так много дел: пропатчить анти-чит ;)
он в местной кибер-лиге лидер клана
плюс рецек на стихире настрочить
ещё сто баллов – и анонс на главной :)))

...Там, за его окном, гудит весна:
звенит капель, коты орут на крыше...

а он сидит в старкрафте до поздна
разит врагов по мановенью мыши ;)

...а за окном стоит нещадный зной.
И чем так человек прогневал Бога?..

об этом пишут в ленте новостной
у Бога к сожалению нет блога ;(

...А за окном беснуется метель...
Звонила мать. Хворает. Просит внуков.

как неохота покидать постель ;((
она согрета телом... ноутбука
забыться виртуальным псевдосном :)^z-z-z
и стать нужней счастливей и моложе

А за окном… Плевать, что за окном.

И – Господи, прости – он прав.
Быть может.




***

Я – лицедей всемирной паутины.
Я – лицемер. И дьявол, и святой.
Ничтожество, ублюдок андрогинный.
Кривая скобка, точка с запятой.

Но потрясти улыбкой Моны Лизы,
ухмылкой мефистофельской завлечь
не в силах я, неискренний подлиза –
подспорье для людей, забывших речь.

Я – оправдание потоков лжи и брани.
Им кажется – коль корчит рожи смайл,
то все слова уже не бьют, не ранят.
И жизнь их не стезя, а просто файл.

Чуть что не так (погиб, попал в кутузку),
есть способ избавления от бед –
скорее запустить перезагрузку…
...
[MZ] : а фоттт и йа! фсем чмоки!
[efes] : хай )
[Margaritk@] : превед!!!




человечки

И увидел Бог всё, что Он создал,
и вот, хорошо весьма…
Бытие 1:31

Почемучка, сев на тучке, смотрит сквозь прозрачный купол
на невзрачную планетку. Взгляд усталый из-под век.
Непоседе стало скучно, захотелось новых кукол:
горсть земли, набор для лепки – получился человек.

Ай, поделка – просто чудо! Динозавров – в мусор, в печку,
и ни капельки не жаль их – нынче новая игра.
Богом быть совсем не трудно – для тщедушных человечков:
дай заветные скрижальки, а потом – чуть что – карай.

Безответные игрушки одеваются по спичке,
ходят строем, спят в коробках и смиренно терпят гнёт,
на игрушечных войнушках умирают по привычке,
с вдохновеньем и сноровкой, будто зная наперёд,

что игре не длиться вечно, что когда-нибудь под утро,
подивившись беспорядку, кто-то сильный и большой
бросит взгляд на человечков – бесконечный, чуткий, мудрый –
принесёт ведро и тряпку и вздохнёт: "Нехорошо..."




Выходной

Тяжёлые шаги всё ближе, ближе...
Кривая тень легла на аналой.
Я с высоты распятья ясно вижу,
как прежний мир становится золой.

Но, принимая пламя словно милость, –
как жарки и нежны его уста! –
Я, так же, как в Тот день, шепча: "Свершилось!",
схожу – прочь! – с ненавистного креста.

Блаженство! – после вековечной муки –
вздохнуть легко, всей грудью, наконец,
размять, встряхнуть истерзанные руки
и снять сдавивший голову венец.

Пью каждый миг свободы с тайной дрожью…
Мне выдался короткий выходной –
пресытившись безверьем и безбожьем,
в отчаяньи Они придут за мной.

Иначе кто вернёт Им – слабым – силу,
готовый на себя взять всякий грех,
внимать молитв безудержному пылу,
так беззаветно любящий Их – всех?

Я буду ждать. Уставший от разлуки,
прощая всё, рассудку вопреки,
желая мир обнять, раскину руки –
и застучат проворно молотки...




Отцу

Ты создал мне уютную клетку –
показать, как ты добр и велик.
Я сорвал это яблоко с ветки,
чтоб увидеть твой истинный лик.
И, признаться, мне зримей и ближе
этот злобный звериный оскал.
Ухожу, оскорблён и унижен,
боль и стыд пронести сквозь века.

Гневной искрой во взгляде потомка
я вернусь для свершенья суда.
Не бродяга с дырявой котомкой –
за расплатой прибудет сюда
лучший воин межзвёздного флота
с ослепляющим плазмомечом.
Он не станет стучаться в ворота,
а снесёт их могучим плечом.

Будут молнии яростным градом
биться в панцирь из наноброни…
Не останется райского сада:
обгорелые сучья и пни.

Взглянет вверх он, забрало откинув
с искажённого гневом лица –
вот тогда и узнаешь ты сына,
что по праву достоин отца...