Легенда о Перуне

Поведай, Баян, пусть гремят твои струны,
Историю нам, обагренную кровью,
О том, как сносили у бора Перуна.
Дружина Владимира по приднепровью.
Летящие щепки Даждьбога, Сварога
Впивались со злостью святою в кольчуги,
И сам воевода стоял у дороги,
Крича: «Ну, скорее валите же, други!»
Дружинников солнце огнем обжигало,
Как будто «Опомнитесь!» – им говорило.
Топор, как змеи ядовитое жало,
Впивался со звоном в подножье Ярилы.
И Днепр бушевал, и ревели пороги,
Дубы недовольно стволами качали:
«Дружина, опомнись! Что будет? О, боги!» –
Березы шептались в глубокой печали.
Монах в черной рясе молитвы читает,
Людей осеняя крестом троекратно,
А сам воевода их в Днепр загоняет,
Но люди отчаянно рвались обратно.
Дружина с мечами их криком встречала:
«Креститесь же, чернь!» И у них  была сила.
Свалился Сварог на ладью у причала,
И рухнул под их топорами Ярило.
Но вдруг, из-за дуба, как тень дикой кошки,
С посохом в руке и на шее с веревкой,
Идя на дружину, шатаясь немножко,
Из леса выходит седая волховка.
– Сразить Ярилу, – честь не велика,
А вот сейчас я дуну-плюну
И да отсохнет у того рука,
Кто посягнет поднять топор свой на Перуна».
– Исчезни с глаз долой и замолчи, –
Сказал монах и вторил воевода:
«Тебе бы, бабка, не слезать с печи
И не смущать крещеного народа.
Не даром воеводой я служу
И прозвище мне дали Волчье Ухо.
Сейчас тебя я высечь прикажу.
Хватите, вои, глупую старуху.»
Дружинники с нагайками в руках
Исполнить с радостью приказ рванулись,
Но спотыкаясь на кривых ногах
Все как один, упавши, растянулись.
Она же прыгнув в гущу вод,
Плыла к порогам и кричала:
– Видала многих воевод
И дураков средь них встречала.
Но первенство среди глупцов
Твое, конечно, Волчье Ухо,
Ты рубишь наших праотцов»
– кричала из воды старуха.

–Рубить Перуна –, закричал
Слегка взбешенный воевода,
Рукою властною взмахнув,
Как будто пот с лица стряхнув,
Под ликование народа,
Которого не замечал.
И воевода вынул меч,
И там, где топоры ломались,
Ударить в ярости пытался,
Но меч его, увы, сломался.
Перун не дрогнул даже малость,
И воевода крикнул: «Сжечь!»
Но факелами окруженный,
Политый греческой смолой,
Перуна стан не загорался.
Он над дружиною смеялся,
Своей дубовой головой,
Но снизу все же обожженный.
Народ смотрел и ликовал.
Перун стоял на удивленье,
Крест опустевшего монаха,
Крестившегося в иступленьи
И онемевшего от страха.
Перун по прежнему стоял.
И воевода, бросив меч,
Теперь и вовсе бесполезный,
Созвал дружину и блестя
Своей кольчугою железной,
Поднял монаха на крестя,
А тот и рясу сбросил с плеч.
Лишь у порогов среди вод,
Вскарабкавшись на камень ловко,
Показывая им язык,
Сидела старая волховка.
И над порогами, как крик
Перуна, Днепр ревет.
Перун по-прежнему стоял,
Его святая высота
Пример – друзьям, врагам – наука,
Не то что заповедь Христа.
И из сжигающего лука
Он молнии в врагов пускал.