Любимые поэты. Николай Благов

Жаль, что из 18 книг до меня дошла каким-то чудом только одна - "Свет лица". Очень хотелось бы найти и другие книги поэта.

> БЛАГОВ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (2.01.1931, г. Ташкент - 27.05.1992, г.
Ульяновск. Похоронен в с. Крестовые Городищи Чердаклинского р-на),
русский поэт. Из крест. семьи. После окончания Ульяновского пединститута
работал литературным сотрудником газ. "Ульяновский комсомолец", корр.
облрадиокомитета, редактором студии телевидения. В 1970-1976 заведовал
отд. поэзии жур. "Волга". В 1976-1983 ответ. секретарь Ульяновской
писательской организации. В 1983-1987 был гл. ред. журнала "Волга".
Начал публиковать стихи с 1950. В 1955 в Ульяновске издан первый сб.
стихов "Ветер встречный". Следующий сб. "Волга. Поэма и стихи"
(Ульяновск, 1957) принес поэту известность - он стал лауреатом
Всесоюзного фестиваля молодежи. Б. автор 18 стихотворных книг. Наиболее
значительны: "Глубинка" (М., 1960), "Просыпаются яблони" (Саратов,
1963), "Имя твое" (Саратов, 1968) "Звон наковальни" (М., 1977), "Ладонь
на ладони" (М., 1973), "Поклонная гора" (Саратов, 1975 и М., 1979 и
1984). Эпиграфом к поэзии Б. могут служить его строки: "Русым ветром нас
всех окатила Россия. Всех она поводила меж белых берез". Прошлое,
настоящее и будушее России занимают центр. место в его творчестве.
Россия в стихах и поэмах Б. огромна и многолика. Это и нелегкие судьбы
глубинной рус. деревни, и памятные, поклонные места родного края.
Большинство стихов Б. и все его поэмы ("Волга", "Изба", "Тяжесть плода"
и "Тракт") по внутр. структуре органически синтезируют лирику и эпос,
чувства и помыслы поэта с реальными картинами мира. Исполненные на
основе многообразных ритмов и интонаций, живым и сочным народным языком,
они создают яркие поэтич. образы и картины народной жизни. Читатели
высоко ценят поэзию Б. В 1983 за книгу стихов и поэм "Поклонная гора"
ему присв. зван. Лауреата Государственной премии России им. М.Горького.
На доме по ул. Матросова, где жил поэт, установлена памятная доска
 В Ульяновской области сейчас проживает жена Николая Благова, она бывает
 на мероприятиях, печатает его стихи в журнале МОНОМАХ- есть электронный
 архив такого журнала, можно найти через поисковик. В прошлом году вышла
его книга - Тяжесть плода. Книга вышла под редакцией его супруги, 
на деньги  Ульяновской  областной администрации.
                (Из Интернета)

Стихи взяты на сайте
Ивана Рогожина  http://www.stihi.ru/avtor/ivanrogojin&s=50&book=4#4


НИКОЛАЙ БЛАГОВ

ЗИМА СТОИТ - ТАКАЯ РОССИЯНКА!

 Зима стоит – такая россиянка!
 Опять кипит невпроворот пурга.
 склонившись,
            как над прорубью крестьянка,
 луна полощет длинные снега.

 Но в эту крутень винтовую,
                в замять,
 когда на шаг тропинку не промять,
 ещё стозвонней вызвездила память
 всё, что люблю!
             Что надо вспоминать!

 Кого припомню,-
                сменою вечерней,
 повесткой даже удержать нельзя!
 И, снявшись с трудовых своих кочевий,
 ко мне приходят старые друзья!
 Заветреннее лица.
 Губы - суше.
 И хорошо!
 И не о чем тужить!
 Недолго нам пришлось о жизни слушать!
 Мы, не дослушав, сами стали жить.

 И потому сложили эту дружбу!
 Не гневайтесь,
 что писем не пишу,-
 за все грехи,
 как в собственную душу,
 я вас в деревню детства приглашу!
 Приедем –
 и под окна любопытных
 откуда-то как ветром нанесёт.
 Живёт деревня солнечно, открыто,
 а уж схитрит –
 по окнам видно всё!
 - Раскинь нам, мама,
 Скатерть – самобранку!
 Как ты седеешь!
 - Да, метёт пурга! –
 Склонившись,
 как над прорубью крестьянка,
 луна полощет длинные снега!


ПРИШЛА ТЫ ИЗ ВЕСЕННЕГО ЛАЗОРЬЯ...

 Пришла ты из весеннего лазорья
 Будить и звать, как первая гроза.
 Ни неба, ни степей, летящих к морю.
 Нет ничего – одни твои глаза!

 И веет на меня холодноватым,
 Чуть приоткрытых солнцу утром щёк.
 Скажи,
 Что под  улыбкой принесла ты –
 Любовь иль просто аленький смешок?

 Понять ли мне,
 Когда одни глаза я
 Лишь вижу – так просторны и светлы.
 Какая ты – я ничего  не знаю,
 Не знаю ничего. Но это ты!

 Все дни мои тебе навстречу рвутся,
 Светлы тобою ночи сон за сном.
 Я вправе, вправе к счастью прикоснуться
 Всем ожиданьем, кровью, всем теплом…

 И ты пришла – мой услыхала голос –
 Простая. Без улыбок и без слов.
 И в городе, где пыль  о стены тёрлась,
 Вдруг задохнулось лето от цветов.



 МИКУЛА СЕЛЯНИНОВИЧ   

 Привычка старая его разбудит рано.
 Вон, внюхиваясь в ветер заревой,
 на лёгкий свист выходит из кургана
 зелёный конь,
 поросший весь травой.

 И за курганом разговор негромкий.
 - Стань в борозду! -негромкие слова.
 Вот недалёко скрипнули постромки,
 а не дойдёшь,
 хоть день иди, хоть два.

 Глухой, басистый голос, точно в яме,
 то пропадёт ....
 Но это наяву -
 За плугом вековечными корнями
 потрескивает степь, как по шитву.

 Позваниванье ровное в просторах,
 ворочанье тяжёлых лемехов...
 Уткнувшись в берег, слушают озёра
 большущими ушами лопухов.
 Он приходил,
 гляделся в их бездонье,
 пригоршнями брал воду родников -
 мозлями полны его ладони,
 мозолями,
 как срезами сучков.
 всё поле оглядит он деловито
 да смоет пыль солёную с лица.
 И ничего,
 что отдыха не видно,
 и хорошо,
 что полю нет конца.

 Лишь раздразнила силушку работа.
 И что ни день, до звёздного поздна
 он трудится,
 он кормит землю потом -
 со дна, со дна вскипает борозда.



ЛЮБОВЬ МОЯ, ВЕСЕННЯЯ КУПАВА

 Любовь моя, весенняя купава,
 тебя от глаз, от мира утаю,
 чтобы ничьё дыханье не упало
  на молодость, на красоту твою.
 Цвети, цвети лишь для меня меж нами!
 Но я боюсь, решаясь в путь большой:
 а если красота твоя не знамя,
 не вскинутые крылья над душой,
 а если ты обвянешь, встретив бурю,
 на землю упадёшь – и не поднять,
 и если я украдкой загорюю,
 стыдясь несчастье людям показать?


 ОМУТ

 Над угрюмым омутом,
 На круче.
 Ради силы,
 Ради озорства,
 Брату брат выкручивая сучья,
 Затевали свалку дерева.
 И, отпрянув,
 Обмерли у края:
 Там, внизу,
 Непомнящая дна
 Неспокойно кружит колдовская,
 Как поминки тёмная, вода.
 Будто кто-то плачет
 И не плачет –
 Синь в потёмках промелькнёт скользя,
 Будто кто-то прячет
 И не спрячет
 Страшно виноватые глаза
 Да в такой чащобе
 Не в народ е  -
 Не узнать,
 Откуда быть беде.
 Кто там ходит,
 Места не находит,
 Устояться не даёт воде?
 И кого,
 Как в зыбке,
 В синей яме
 Под утиный хриплый перекряк
 С дрожью виноватыми корнями
 Пеленают в тину меж коряг.
 Будто кто от неба голубого
 Прянул в омут со своей бедой.
 Зрячие, -
 Как руки у слепого,
 Ветви шарят,
 Шарят над водой.
 Это тальники одни подслушали
 Без тумана дымны и седы.
 Кулачками детскими припухшими
 Поднялись кувшинки из воды.
 И ночами сказочными,
 Вещими
 Ни с чего приснится омут мне
 Синей зыбкой,
 Колдуном подвешенной
 На цепочках золотых
 К луне.



ДЕРЕВНЯ НЕ ВСПОМНИТ

 Деревня не вспомнит,
 Ломая морщины чела,
 Зачем и давно ли,
 Откуда на речку пришла.
 Совсем позабыла,
 Поблизости избы крепя,-
 Чтоб речка не смыла,
 Но в ней чтобы видеть себя.

 Босая тропинка
 С пригорка бежит до колодца,
 Где с небом
 В травинках
 Вода себе бьётся да бьётся.

 Летит косогором,
 Тропинки для виду касаясь,
 Ещё под надзором
 Девчонка, как ливень, косая.
 К колодцу для виду,
 До дна засмеявшись, припала.
 Колодец не выдаст –
 Нырнула в кусты
 И пропала.

 Ведро потеплело,
 Ослепла вода
 И закисла.
 И месяцем белым
 На ветке висит коромысло.

 И, словно ребёнок,
 Ладони плеснув на оконце,
 Звенит жаворонок,
 Гнездо своё зная да солнце.
 Не раз это чудо,
 Не раз ликовало в кустах.
 На речке запруда –
 Замок на хрустальных устах.

 И письмами носит
 Тревожные стаи в закате,
 И листьями осень
 Сургучные ставит печати.


ОТ СОЛНЦА НИКОГДА НЕ ЗАГОРАЯ
   Книга - "Имя твоё" ;
 1968г.
 ***

 От солнца никогда не загорая,
 Ты, мраморная, предо мной стоишь.
 И лето не встревожит, вызревая;
 Сна твоего бестрепетную тишь.
 Не погляжу, что ты слывёшь великой ,
 Прижму к груди,
 Где сердце болью рвёт,
 И выпачкаю губы земляникой,
 Целуя перепуганный твой рот.
 Проснись!
 Иль вовсе задохнись в объятиях!
 Ты будешь биться у меня в руках,
 Пока не станет мраморное платье
 Цветущим ситцем в тёплых ветерках.
 Заплачешь –
 Я твои сцелую слёзы,
 Устанешь –
 Пусть под сердцем сердце спит.
 Как сок весенний сонную берёзу,
 Тебя моё дыханье опьянит.
 И распушатся робкие ресницы,
 Взойдут веснушки, светлые, в слезах,
 И заиграют облака и птицы,
 И солнце, и подсолнухи в глазах.
 Пойдёшь со мной, притихшая невеста,
 Минуя звонкий хоровод подруг.
 Замесишь хлеб.
 Ножом соскоблишь тесто
 С натруженных, готовых к ласке рук.
 В дому,
 Где стены, как живые сосны,
 Пропахли хвоей,
 Жить тебе дано.
 Ты будешь ждать меня.
 В подол уронишь косы
 И вздрогнешь,
 Только постучу в окно.



ОЗНОБ ОСЫПАЛ СНЕГ С БЕРЁЗЫ

 Озноб осыпал снег с берёзы.
 За прорубь месяцем задень –
 И грянут звонницы мороза
 На сотни спящих деревень.

 Залубенелой речкой к лесу
 Такой морозец семенит
  Что, как стекло за стеклорезом,
 Ему вдогонку лёд звенит.

 А как же быть нагим осинам,
 Избитым дрожью нутряной?
 Подлезть бы к соснам негасимым
 Речной прозябшей стороной.

 Вот, распускаясь встречным снегом,
 Клубок последнего тепла
 Катнулся к месяцу по веткам
 Из заселённого дупла.

 Хотя бы инеем минутным,
 Дыханье, ветви приодень!
 Крепчает стужа перед утром
 Ещё немного – вышел день.

 И бьётся он в снегу глубоком
 Как сполохи неслышных гроз,
 Ты не успеешь в сини окон
 Свой мир дорисовать, мороз.


В ТЁПЛЫХ ПРИГОРШНЯХ

 В тёплых пригоршнях долины
 Запах полыни и хлеба,
 Тоненьким ломтиком дыни
 Месяц на краешке неба.

 Ужина тихое время,
 Росной прохлады пора.
 Бросив соломы беремя,
 Можно прилечь у костра.

 Тычется рыжее пламя
 В чёрное днище котла.
 Валит усталость, как камень,
 Дрёма на веках легла.

 Руки раскинув большие,
 Люди притихли и спят.
 Как  калачи городские,
 Рядом омёты стоят.

* * *

 Тяжёлый,
 Душный день,
 Белоголовый.
 Ни каплей не пробрызнут облака.
 И вымя над травой несёт корова,
 Пыль прошивая ниткой молока.
 Как от пожара,
 Гул идёт от пасек,
 Гудит дорога,
 Гул стоит в бору.
 А я иду за полднем,
 Как подпасок,
 Гоню к реке усталую жару.
 Иду,-
 В руке-
 Визгливая талинка,
 Гляжу кругом
 И думаю любя:
 Своё умеет каждая былинка
 И, что ей надо,
 Знает про себя.
 Вот солнце –
 Самый светлый огородник.
 В усах,
 Теплом продышанных,-
 Шмели.
 Вот небо –
 Голубой околоплодник,
 Что не обронит вечный плод земли.
 И лишь  на отдых ветви яблонь вскинет
 Осенний ветер,
 Пуст и сучковат.
 …Как ребятишки пятками босыми,
 В садах тяжёлых яблоки стучат.



СВЕЖИМ УТРОМ, РОДНИКОВЫМ, СИНИМ

 Свежим утром, родниковым, синим,
 не хочу никак я замечать:
 лёг на землю первый лист осины -
 жёлтая, осенняя печать.

 Листья полетели жухлой стружкой.
 И в лесу, краснея от стыда,
 остаётся девушкой-дурнушкой
 только волчья ягода одна.

 Что ж, пора!
 За небосводом синим,
 Там, где вьюг скопилась кутерьма,
 Длинным, белым косяком гусиным
 дни свои выводит к нам зима.

 Окликают журавли дороги,
 Крик гусей несётся с высоты...
 Лес стоит, укутывая ноги
 жёлтым одеялом из листвы.
НИКОЛАЙ БЛАГОВ (1930)


* * *

Никогда не забуду я
 мой небогатый,
 про меня забывающий край.
 Там на спинах коровьих приползают закаты
 и заходят под каждый сарай.
 Через изгородь вечером хроменький, рыжий
 месяц тычется в небо, глупыш сосунок.
 Там однажды я ласковый оклик услышал –
 чья-то мать позвала:
 «Подойди-ка, сынок».
 Залатала рубаху мне.
 Всё укоряла:
 «Весь ободранный».
 Гладила доброй рукой
 и со вздохами цыпки мои оттирала:
 «Все такие вы.
 Мой-то был тоже такой…»
 День синел,
 с подоконников тёк, убывая.
 И увидел я в сумерках:
 ох как седа!
 Я не маленький, знал: на войне убивают.
 Но не знал: кто убит — не придёт никогда.
 Я от ласки скучал.
 Ничего не спросил я.
 Был похож или не был —
 к чему тут вопрос.
 Русым ветром нас всех окатила Россия.
 Всех она поводила меж белых берёз.



* * *

Ты стала мной.
 Ты — дом.
 Ты — город.
 И вдруг —
 Как дальних станций гул,
 Как ветка инея за ворот:
 «Не вечно это!..» —
 Бог дохнул.
 «Не вечно это!..» —
 В километры
 По рельсам крик твой:
 «До свида-а…»
 И всю тебя разбили ветры,
 Разгрохотали поезда.

……………………………………………………….
Газета «Ульяновская правда»
http://www.ulpravda.ru/paper/article/6565.html
Людмила Дягилева

Николай Благов входит в пятерку крупнейших поэтов России конца ХХ века, это - один из самых прославленных поволжских поэтов. Все писавшие о Благове отмечают масштабность, народность и глубинность его поэзии. Николай Благов - автор восемнадцати сборников стихов, семь из которых были изданы в Москве. За поэму «Поклонная гора» поэт был удостоен Государственной премии России. Несколько лет поэт возглавлял журнал «Волга». Но, к сожалению, его имени в галерее знаменитых симбирян-ульяновцев, представленных на областной конкурс «Имя Симбирского - Ульяновского края», нет...

В январе этого года поэту исполнилось бы 78 лет. В Центральной городской библиотеке им. И.А.Гончарова собрались те, кто знал Николая Николаевича, и те, кто только слышал его фамилию. Николай Благов родился в Ташкенте, где в начале тридцатых годов работал его отец. После ранней смерти отца мать привезла маленького Колю в Андреевку, к матери отца. Бабушка сыграла огромную роль в развитии внука, воспитала в нем уважение к труду простых людей, любовь к родной земле. По мнению друга детства Николая Благова – Эриксона Рыбочкина, в нравственном развитии Николая Николаевича сыграли роль и односельчане. Позднее именно они стали прототипами лучших стихов поэта. Так, в стихотворении из сборника «Поклонная гора» автор рассказывает о том, как потерявшие на войне мужей и сыновей женщины подкармливали полуголодных пленных немцев. «Забывчивый, отходчивый народ…» - с грустью и добротой пишет он.

Темы родной природы, Волги – чуть ли не главные в творчестве поэта: «…только выдохнешь - Волга, только скажешь: Россия, да умоешься вечно живою водой…».

Воспоминаниями о поэте поделился друг детства. Он отметил, что Николай Благов одним из первых стал писать о проблеме вымирающих деревень. Как и все поэты, он не мог не воспевать женщину.

Пределом мечтаний для каждой из них было простое ситцевое, далеко не новое, платьице. Николай пишет, как спешат к каждой девушке васильки и ромашки и платье её расцветает яркими красками природы: «Цветы сбежались удержать тебя», пишет он, обращаясь к девушкам, которые так же, как и мужчины покидали родные деревни.

Эриксон Михайлович вспоминает, откуда, по его мнению, столько доброты в творчестве Благова. Во время войны, рассказывает он, председатель просил их - подростков - привезти дрова старым людям и вдовам. Когда в семье переставала доиться корова, прибегали дети из соседних домов и приносили молоко от своих коров: «Мамка послала, сказала, что у вас много детей». Благов мог бы быть хорошим охотником, но не стал им. Однажды убил утку и долго переживал оттого, как мучительно долго умирала раненная им птица. Он имел право написать: «… умею жить я, как умеют пчелы брать вдоволь меда, не гася цветы».

Поэт и художник Лев Нецветаев прочел посвященные Николаю Благову строки:

И каждый раз не понимаешь снова:
Когда и у какого верстака
И выточил, и вызолотил слово
Поэт с обличьем парня-простака?

А вот по признанию вдовы поэта - Ляли Ибрагимовны Благовой, Николай Николаевич был «немножко Обломовым». Всегда что-то терял, обо всем забывал и в то же самое время писал стихи, от которых и сегодня, спустя годы, сдавливает сердце. Огромный, крупный парень, с которым она познакомилась в институте, был необыкновенно деликатным, целомудренным, во многих вопросах – до смешного наивным. Его удивляло, что Ляля - дочь военного - успела побывать во многих городах, что она разбирается в музыке, в литературе. Её покоряло то, что он не стеснялся быть смешным и что-то не знающим, много расспрашивал. Он умел удивляться и восхищаться. Часто бывая в родной Андреевке, старух, известных в деревне как Надяга, Панка и Нюрка, величал по имени-отчеству. Люди платили ему той же монетой. Когда Благовы уезжали в Саратов, старые женщины принесли в дорогу еды («У вас же четверо детей»), а две женщины – свои иконы. Ляля Ибрагимовна уверена, что Благов знал себе цену, что он был внутренне свободен:

- Я только после смерти его поняла, что не я, а он был моей опорой.

Завершающим аккордом встречи вечера стало предложение Жореса Трофимова об издании книги о Благове. Стихи, прозу и переписку может приготовить Ляля Ибрагимовна. А воспоминания должен написать каждый из тех, кто знал Благова, кому есть что вспомнить. Такую книгу, по мнению Жореса Александровича, можно издать уже в этом году (2009-10).