На обском севере

               
Проплыв 2700 на теплоходе
До Салехарда Иртышом и по Оби,
До моего сознания доходит,
За что Сибирь Великую любить.

Какая ширь! Просторы необъятны!
Разливы рек – не видно берегов.
И всюду жизнь, от городков опрятных,
До деревенек в несколько дворов.

И всюду рыбаки, все что- то ловят.
Над закидушками сидит пенсионер,
Бригада «профи» невод свой заводит,
На лодке плавит сетку браконьер.

Иртыш и Обь, кормилицы – трудяги,
Много веков, всегда, до наших дней,
Презрев бушующие в мире передряги,
Кормили щедро живших здесь людей.

«Дорогой жизни», в праздник и  невзгоды
Их сделал беспокойный человек.
И тащат они баржи-теплоходы
С людьми и грузами, трудясь из века в век.
                *    *     *
Когда шесть суток были на исходе,
Почти у устья матушки Оби
Я, завершив круиз на теплоходе,
Лечу навстречу Северной Соби.
 
Сбылась моя мечта о сокровенном:
Вместо чужих заморских южных стран,
Вернуться в этот край благословенный
С названием красивым  «Собь-Юган».

Идём протокой  «Марьиной дырою»
И вскоре переваливаем Обь.
Она здесь морем выглядит порою.
А  через полчаса заходим в Собь.

А вот уж показался и посёлок,
И хутор сына на крутом яру
С высоким домом в частоколе ёлок,
Сюжет -  подарок кисти и перу.

Родные лица. Радостная встреча.
Уже и банька нас с дороги ждёт,
Где жаркий пар натруженные плечи
Горячею волною обожжёт.

А после бани  чудное застолье
Такого не попробуешь нигде:
«Нярхул» - это живой муксун в рассоле
И нельма «по – хантейски» на воде.

Грибы, оленье мясо и брусника,
Холодные оленьи языки
И местная морошка с княженикой,
И всё это из леса и реки.

И всё это под добрую настойку.
За встречу и за будущий улов,
За то, что бы судьба нам «неустойку»
Платила в виде пойманных хвостов.

И планы наших будущих рыбалок
Мы обсуждаем с сыном до утра.
Мечтаем выехать  с ночёвкой, как бывало,
Чтоб посидеть  полночи у костра.

А завтра решено «разведку боем»
Произвести на дальних омутах.
Нам часто вспоминается обоим,
Каких мы щук ловили в тех местах!
                *    *    *
Наутро хлопоты, волнительные сборы,
Уложен в лодку рыболовный реквизит
И блёсен арсенал, любая из которых,
Воображенье щучье поразит.

Садимся в лодку. Прочь тоска – печали!
Вперёд! От суеты и от людей.
Взревел мотор и с места вскачь помчали
Полсотни «хондовских» японских лошадей.

Мелькают берега, ведёт нас навигатор
В обход подводных мелей и камней.
Здесь у реки изменчивый фарватер
И ездят все с оглядкою по ней.

Благословенный край! Приветливый народ.
И жизнь без суеты и наворотов.
Однажды побывав, сбегаю каждый год,
Сюда от жизни городской круговорота.

Как серпантин, за поворотом поворот
И каждый новый вид – душе награда.
Прошли протоку мелкую  и вот,
Открылся вид на «щучье Эльдорадо».

Знакомые места. Зимовье вдалеке,
В оправе старых лиственниц дряхлеет.
Продрогшая на свежем ветерке,
Сентябрьская осина  багровеет.

Когда-то в этом месте краном брали
Со дна песчано – гравийную смесь,
Речное русло постепенно углубляли,
Вот так образовалась яма здесь.

Мы не одни, стоят в начале плёса
На якоре две лодки рыбаков.
Подходим к ним с излюбленным вопросом,
Про клёв, на что клюёт и про улов.

С утра бралась неплохо, отвечают,
А вот сейчас  «отрезало совсем».
Но мы уже давненько замечаем,
Так  не знакомым жалуются все.

Бросаем якорь на средине плёса.
Под нами метров девять глубины.
Докуриваю нервно папиросу,
Оглохнув от звенящей тишины.

Как я люблю эти минуты  «перед боем»!
«Секундомер» еще на старте не нажат,
А сердце уже пляшет с перебоем,
И руки от волнения дрожат.

Ещё всё впереди: успех и неудача,
Душа ещё надеждою полна:
А может быть судьба опять «без сдачи»
Одарит меня щедро и сполна?

Вот первый мой бросок и первая проводка
Нетвёрдой от волнения рукой.
Вдруг, вижу, как вблизи, у самой лодки,
Метнулась тень за поднятой блесной.

Так повторялось трижды, раз за разом.
Меняю срочно я блесну на джиг,
Бросаю вновь и там же, почти сразу,
Потяжка плавная, рывок, и…,вот он миг!

Желанный миг, когда большая рыба
Берёт блесну в полнейшей тишине,
И тяжесть, словно каменная глыба,
На леске повисает в глубине.

А дальше началась сплошная «йога»:
Рассудок выключен, а «бал там правит» страсть.
Я, словно в трансе, умоляю  бога,
Лишь об одном, чтоб выдержала снасть.

Тянулось время, рыба всё «давила».
Потом прибегла к тактике другой:
Спиннинг из рук неведомая сила
Рванула вдруг, согнув его дугой.

И следом слабина, а щука, сделав свечку,
Прогнувшись в леопардовой спине,
Фонтаном брызг, всю расплескала речку,
И с  шумом снова скрылась в глубине.

Так длилось долго, то броски, то свечи,
То, вдруг, ни с места, как глухой зацеп.
Уже от напряженья ныли плечи
И безысходность тлела на лице.

Но всё кончается, пусть, так или иначе.
Щука сдалась, уставши от борьбы.
Мирно зашла в подставленный подсачек,
Смирясь с предначертанием судьбы.

Ну, вот и всё…Сознанье возвращалось…
Вокруг реальным становился мир,
Включая щуку, что изящно изгибалась
У ног моих. Цветной её мундир

Уже поблек и становился серым.
И вся она, от пасти до хвоста,
Казалась идолом мне не известной веры,
Или сюжетом древнего холста.

Так повторялось много раз подряд.
И каждый раз, как будто  бы впервые,
Я совершал этот таинственный обряд,
Переживая страсти роковые.
                *    *    *
Однако, рыбу всю не переудишь,
(Хотя, для многих, это спорный взгляд.)
Одним адреналином сыт не будешь,
Ведь так у нас в народе говорят.

К тому же, день уже клонил к закату,
И слово «голод» было на слуху,
А потому, пора уже «до хаты»,
Варить душистую рыбацкую уху.
 
Решили ночевать в зимовье сына.
Оно у озера, что связано с рекой
Недлинною протокой-пуповиной.
Отсюда до него «подать рукой».

На сборы две минуты. Якорь поднят,
Запел фальцетом радостно мотор.
Мы славно порыбачили сегодня,
Пора на берег разводить костёр.

Скребёмся мелью. Узкая протока
Петляет в зарослях густого ивняка.
Доходим вскоре до её истока
Из круглого глухого озерка.

Библейский вид! В оправе тёмных елей,
Песчаный берег с голубой водой,
А вдалеке, угадываясь еле,
Урал темнеет горною грядой.

И среди этих ярких сочетаний,
Вплетаясь гармонично в их канву,
Стоит зимовье – плод моих мечтаний,
Осуществлённых сыном наяву.

Глядит на озеро приветливо окошко,
Под ним рябина красная костром,
И всюду переспевшая морошка,
Рассыпана оранжевым ковром.

Как многим путникам такие вот приюты
Спасали жизнь в тайге или в горах,
Являясь им в последние минуты,
Когда в душе уже отчаянье и страх.

Тем временем, пока я осмотрелся,
Не мешкая, сын взялся за топор,
И вскоре у зимовья разгорелся,
Потрескивая искрами костер.

Потом была уха, как подобает.
Наваристая, свежая с дымком.
Ну и, конечно, следует добавить,
Про фляжку с пятизначным коньяком.

Мы с чувствами исполненного долга,
Вели неспешный задушевный разговор.
Потом  сидели молча ещё долго
Заворожённо глядя на костёр.

В костре паленья плавились, как свечи,
В душе цвела такая благодать!
И думалось, что за такой вот вечер
Пол – жизни можно запросто отдать.

Вечерняя заря цветным узором
Расцвечивала Северный Урал.
Закат багровый, оплавляя горы,
За ними где - то тихо догорал.

И жизнь казалась вечной и нетленной
Свободною от временных оков…
Земля неслась безбрежною вселенной
Сквозь краткие мгновения веков.