И пребывал в тоске

ОДУМАЛСЯ

И я одумался, да поздно –
назад возвратной тропки нет.
Я с неба не хватаю звёзды
и оттого гляжу на свет
не из-под мглы, – из-под тумана,
как будто вышел из дурмана
на луговой простор весной –
повсюду запах луговой.
Дурманит голову удача –
иду опять за детством я,
а надо мной плывёт заря.
Трава, росою свежей плача,
приподнимаясь над землёй,
прощается с ночною тьмой.


МОЁ  СТРЕМЛЕНИЕ

Печаль за солнечным забором
в сосновом полумраке дней
стоит безвестности укором
и утопает снова в ней
моё стремление на волю –
пройтись весной цветущим полем,
не ощущая злобных лет,
когда иного счастья нет,
как вспомнить детство и деревню,
с обской волной речной простор,
что мне всегда ласкает взор.
И в тень усесться под деревья,
предавшись грусти в тишине,
легко бывает в грусти мне.

О пошлом думать, друг, не надо.
О прошлом забывать нельзя!
Кремлёвское трепещет стадо –
срубили чёрного ферзя.
Осталась проходная пешка.
Он не орёл, конечно, – решка.
Вокруг лишь кони да слоны -
они безумием сильны,
разноголосицей и позой.
Диагональю ходит слон,
конь буквой "г" под грай ворон.
И всё смешное столь серьёзно,
что хочется сказать в ответ:
"А королю-то хода нет!"


ПОД  ДИКТОВКУ

Никого уж нет на Свете,
кто бы помнил обо мне –
незлопамятном Поэте –
самом худшим по стране:
ни полёта мыслей нету,
и ни смысла под строкой.
Всё, конечно, канет в Лету,
что записано рукой
под диктовку без затейно,
с тихой лёгкостью стихов
в измеренье нелинейном,
но под крики петухов
на жердине из осины,
почерневшей от дождей.
Не осталось и тесины,
не осталось и сетей,
что вязал отец зимою
в детском времени моём.
Я ушёл тропой степною
в город через водоём,
но не стали с ним родными...
...на Душе печальный слом.
С детства самого доныне
деревенский я во всём.


ПРОЙДУСЬ  ПО  ШОРОХАМ

                Вдохну ли звук и шорох
                В. Дворянкин

Пойду ли погуляю лесом –
пройдусь по шорохам тропой,
на всё глазея с интересом
приду и погружусь в запой –
напьюсь до одури похмелья
и вспомню о печали дней,
где было мне не до веселья,
но было всё-таки видней
моё из детства состоянье
забытых шорохов лесных,
берёз стоящих изваяньем
средь бесконечностей степных.



САНЕ  РОЖКОВУ

                "Я с детства Москву ненавижу"
                С. Сорока
1.
Не заманишь меня калачами
в этот город паскудства и зла.
Пусть за кольцами, под каланчами
пучеглазится в злобе Москва.
2.
"ага, как много в этом звуке"
похабщины и пошлой похвальбы.
Укоротить Москве бы руки,
разбить кремлёвские бы лбы...


ДАЙ  ЗДОРОВЬЯ,  БОГ!

Ты Мочалов не Мочилов, –
то бишь Путин Володей.
С Новым Годом не кичливых
поздравляю я людей.

Сам-то я нормально-странный,
в меру искренен с собой.
Но бываю и таранный
и с толпой вступаю в бой.

Проиграть его стараюсь –
мне по нраву поддавки.
На себя всегда ругаюсь.
Без внимания плевки

оставляю я, Поэты.
Выше подлой суеты
ваши тёплые советы,
знаю в точности, – чисты.

Будьте же Душой опрятны,
не сбивайтесь вы с дорог.
Поздравления приятны.
Дай вам всем здоровья, Бог!
 

ЛУГА  В  ЧАСТУШКАХ

Я помню песенное поле,
луга в частушках и цветах,
где конь бежит легко по воле.
Как будто ветерок в ветвях,
колышется пространство это
и будоражит Душу мне.
Поеду я в деревню летом,
промчаться чтобы на коне
тропиночкой моей из детства,
исхоженной ногой босой.
Смогу ли донага раздеться,
умыться свежею росой? –
Ответа нет, увы, в помине
деревни нет уже давно.
А я люблю её, до ныне
смотрю в обратную кино
и вижу тихую деревню,
и слышу балалайки трель.
И это уж не сон, наверно,
а нежной памяти капель
мне возвращает те картины
из детства чистого в тиши
и косогоры и куртины,
и плачи нежности Души.


БЕРЕДИТЬ  ЗАЧЕМ

Всё мне помнится, и снится
речка тихая в кустах,
а над ней летают птицы.
Словно образность в стихах
бередит зачем, не знаю,
Душу нежную мою.
Словно я иду по маю,
подпеваю соловью. –
Получается неплохо,
но понять я не могу;
то ли вся страна оглохла,
то ли Души все в снегу
утопают в час рассвета
спят все в тишине ночной.
Чтоб услышали Поэта
ипостасью быть иной
надо в сумерках покоя
на безветрии полей,
над Марайкой над рекою
клин застывших журавлей
знаком подлинной удачи
видится за далью лет,
оттого и сердце плачет,
оттого покоя нет.


ЗАГОРЛАНИЛ

День прожили. Слава Богу! –
не случилось ничего;
перешёл козёл дорогу,
сел петух мне на плечо –
загорланил тварь побудку –
испугался, но опять
я сорвал все незабудки,
было их тут штук так пять.

Не сорвал, соврал, наверно,
я литовкой их скосил.
Вот такое было время –
много было в теле сил –
не сгибался я в хребтине,
грудь держал всё колесом.
Вот таким и на картине
мастером изображён.


О  МУЗЕ

Связался я с нею по линии
разлома небесной коры,
где трещины синие-синие
не с детской ли жуткой поры.
Война и баланда крапивная
в помойное слились ведро.
Запомнилась жизнь та противная
и жуткой войны ремесло –
отцов отнимать у младенчества,
парадом пугать детвору,
со смертью и детство повенчано
на диком кровавом ветру.
Какая та Муза капризная
захлопнула дверь в тишину,
сапог мне запомнился кирзовый,
уведший её на войну.


ЗАБРОСИЛ

Я родину свою забросил,
ушёл в иную даль... давно
ходил лугами и по росам,
и сторожил своё гумно,
коровушек гонял на выпас,
где песни пели соловьи.
Такие мне коленца сыпал,
что чувства нежные мои
дарил бурёнкам волооким,
они любили песнь мою.
Конечно, был я недалёким,
но, подражая соловью,
насвистывал я нежно трели.
Коровы удивлялись мне.
Траву росистую всё ели,
за ними шёл я по стерне.
Стихи ложились на бумаге,
я их записывал в тетрадь.
Но не хватало мне отваги
кому-нибудь их прочитать.
Деревня знала про гуляку,
но стала вскоре забывать.
Нет, я по родине не плакал,
но всхлип записывал в тетрадь.
Теперь тетрадь я ту листаю,
читаю, зная наизусть –
не нужен родине-Алтаю...
...и оттого печаль и грусть.


ДУМАЛ,  ВЕРНУСЬ

Вековые берёзы склонились
и теряют свой лист золотой.
Да, наверно, они истомились
в юбилейный свой год вековой.
Я давно обнимал их, целуя
бересту по весенней поре,
в безнадёге осенней пасуя,
расставаясь в той давней поре,
думал вскоре вернусь... не вернулся.
Вот приехал – берёзок тех нет.
Хоть не матом, но всё же ругнулся.
Осмотрелся... в беспутстве окрест
распахали околочик детства,
где клубнику горстями я ел.
Ну, куда, ох, куда же мне деться,
если так я себе надоел?
Всё стараюсь понять неудачу,
неуспехов причину понять.
Я по родине ласковой плачу,
где покоится милая мать.


НЕ  ВЕДАЛ

Печаль светла как тихий вечер,
а грусть прозрачна, что ручей
журчащий нашей первой встречей
без нежных взглядов и речей.
Нам было хорошо с тобою
идти, держась – рука в руке.
Я знал, что станешь ты судьбою.
И пребывал опять в тоске
я от разлуки до рассвета,
что встреча кончится опять,
но рисовал тебя невестой
и не старался понимать –
зачем все эти расставанья
и ожиданье новых дней,
конца не ведал ликованью
при встрече, что была звончей
той самой первой встречи
в осеннем сумраке полей.
Когда сухой прозрачный ветер
куда-то гнал всё журавлей.


РАЗГОВОР

                Шарм и шик кедровых крон.
                В. Курильчук

Развесёлые одежды,
снеговое полотно –
остудившаяся нежность,
не повторное кино,
промелькнуло мглой пушистой,
затуманился простор
я под елью серебристой
сам с собою разговор
поведу до звёзд на небе,
вспоминая синеву.
Повстречаюсь скоро с Фебом
не во сне, а наяву.


ВЕСНА  ЗИМОЮ

                Прочь из сердца зиму долгую
                А. Константинов

Звенящая весна зимою
вошла ко мне она с утра,
а мне вытаскивать помои,
что натворила детвора.

Я радуюсь её успехам
пелёнкам нежным и горшкам.
Заливистым доволен смехом
и ранним с детскостью стихам.

И Новый Год настал - младенец
под гимн кровавых палачей.
И президент - наш иждивенец
под снегом словно бы ручей

пробормотал невнятный лозунг
и заблокировал весь год
речами длинными о пользе
модернизации пехот.


НЕ  ВЕДАЛ

Печаль светла как тихий вечер,
а грусть прозрачна, что ручей
журчащий нашей первой встречей
без нежных взглядов и речей.
Нам было хорошо с тобою
идти, держась – рука в руке.
Я знал, что станешь ты судьбою.
И пребывал опять в тоске
я от разлуки до рассвета,
что встреча кончится опять,
но рисовал тебя невестой
и не старался понимать –
зачем все эти расставанья
и ожиданье новых дней,
конца не ведал ликованью
при встрече, что была звончей
той самой первой встречи
в осеннем сумраке полей.
Когда сухой прозрачный ветер
куда-то гнал всё журавлей.