Великому Людвигу

Волной ударило и громом,
Величие текло, лилось простором.
Бежало безоглядно в высь,
Весь мир лишь звукам подчинив.
Но парадокс и гениальность,
Имеет лишь одну тональность.
Тональность лишь в одной душе,
Не постижимой богу ни земле.
В одном сплелись и хворь и мука,
Творить не слыша мира звуков.
Лелея такт и ритм с небес,
Объединились бог и бес.
Что бог и черт, он выше их!
Услышав звуки мир притих.
Притих в божественной истоме,
Так этой силой люд был сломлен.
Он поломал сердца и души,
Из нот предлОжив эйфории гущу.
Та гуща проникала в клетки,
Убив оскал глухой марионетки.
Но вот мир стих,
Оставив с ним лишь нотный лист.
И нежно, нежно, не спеша,
Мелодия сошла с ключа.
Она пролИлась, потекла,
Рождая землю, облака.
Она текла как ручейки,
Как трели птиц и шум листвы.
Текла как косновенье рук,
В утробе мамы сердца стук.
Как воля вольная простором,
Как певчие поют в костеле.
Как вздохи струнные текли,
Любви сонаты, звезд, лунны.
Как чистая росы слеза,
Как солнца марево с утра.
О Людвиг, Людвиг, ты мечта!..
Мечтами музыка твоя полна!
Мечтой услышить мир ты жил,
На перекор судьбе творил.
Летал не постижимо высоко,
Ты был один где никого.
Ты там остался на века,
Мы пред тобой лишь суета.
Мы не беседовали с богом,
Ты лишь владел с ним одним словом!
Ты выше посейдневной скуки,
Когда заламывают руки звуки.
Упала горькая роса,
А может радости слеза?
Бетховен, ты сама земля!
Ты гениев всех гениальней!
Нет, выше, выше - вещий ангел!
А Музыка твоя - сама душа!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ... . . .
(изображение, моя работа маслом на холсте)